Александр Зеленский - Тайное оружие фюрера Страница 5

«…Японцы провели испытание ядерного устройства в Японском море, недалеко от северного побережья Кореи. О том, что взрыв был именно ядерным, свидетельствуют рассказы очевидцев, видевших огненный шар диаметром приблизительно 1000 метров и огромное грибовидное облако. Мощность взрыва была примерно такой же, как и у американских бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. Этому событию предшествовала усиленная научно-исследовательская работа японских ученых не столько на территории самой Японии, которая подвергалась ожесточенным бомбардировкам, сколько в огромном корейском научном центре в Хыннаме, где японцы возвели еще и секретный завод. Там-то и была произведена японская атомная бомба. Это подтвердил мне американец Теодор Макнелли, служивший в конце войны в аналитическом разведывательном центре американской армии на Тихом океане, под командованием генерала Макартура. По словам Макнелли, американская разведка располагала данными о крупном ядерном центре в корейском городе Хыннам. Она знала также о существовании в Японии циклотрона. Именно в штабе армии Макартура и было получено сообщение о первом японском испытании атомной бомбы в Корее, у побережья Японского моря.

Согласно другому сообщению, японские военные круги пристально следили за достижениями в области ядерной физики задолго до начала войны на Тихом океане. Первым, кто занялся этим вопросом, был генерал Такео Ясуда, начальник отдела науки и техники главного штаба военно-воздушных сил Японии, позднее начальник генерального штаба военно-воздушных сил японской армии. Известно, что один из бывших учителей генерала, профессор Риокичи Сагане, в свое время жил в Соединенных Штатах. В годы стажировки в Калифорнийском университете он познакомился со многими молодыми физиками Европы и США и был хорошо осведомлен о самых передовых идеях того времени. После бесед с генералом профессор Сагане по его просьбе написал подробный доклад, в котором утверждал, что новейшие открытия в ядерной физике могут быть полезны в военных целях.

Профессор Иосио Нисина, который в юности являлся учеником Нильса Бора в Копенгагене, был назначен руководителем исследований. По просьбе профессора свыше ста молодых специалистов, занимавшихся ядерной энергией, были откомандированы из армии в его распоряжение. Первые два года они главным образом вели теоретические исследования, изучали методы ускорения реакции распада, а также вели поиски урановой руды.

5 мая 1943 года Нисина направил главнокомандующему военно-воздушных сил доклад, в котором сообщал, что создание атомной бомбы технически возможно. Генерал Ясуда переслал доклад Тодзио, который был тогда уже премьер-министром страны. Этим было ознаменовано рождение проекта “Ни” (“Ни” на японском языке обозначает цифру “2”, но в данном случае это не номер, а первый иероглиф имени шефа проекта).

18 июля 1944 года правительство Хидеки Тодзио подало в отставку. В тот же день группа проекта “Ни” успешно провела эксперимент по распаду изотопов урана. Оповещенное об удаче военное командование решило оказать проекту самую широкую поддержку. Руководство работами возложили на Восьмой отдел науки и техники Министерства вооружений, в котором насчитывалось более пятисот сотрудников. Однако, согласно версии самих японцев, воздушные налеты американской авиации на Токио помешали их ученым продолжить работу над созданием ядерного оружия… Здесь уместно будет вспомнить свидетельство профессора философии Токийского католического университета, отца Джона Симеса, ставшего свидетелем трагедии Хиросимы: “Несколько дней спустя после атомной бомбардировки ректор университета пришел к нам, утверждая, что японцы были готовы уничтожить Сан-Франциско бомбой такой же эффективности. Еще японцы объявили, что принцип устройства новой бомбы — это японское открытие. Только нехватка материалов помешала ее созданию. Тем временем немцы довели открытие до следующей стадии. Американцы же, узнав секрет от немцев, довели бомбу до стадии промышленной сборки”.

В свете этих секретных данных становится более понятна мотивировка бомбардировок Хиросимы и Нагасаки американцами в августе 1945 года…

…В настоящее время в Германии проводятся исследования проб грунта, взятого на территории бывшего нацистского военного полигона в Тюрингии. Первые результаты исследований уже известны — все они указывают на высокое содержание в образцах почвы радиоактивных элементов».

Как следует обдумать прочитанное Рыбин не успел. Дверь приоткрылась, и в комнату грациозно проскользнула прекрасная «ведьмочка», одетая только в легкий пеньюар, через который соблазнительно просвечивались все ее женские прелести. Не говоря ни слова, она сбросила и эти воздушные покровы и, потянувшись всем телом, юркнула в постель, оставив вторую ее половину для гостя.

В этот момент Рыбин совершено забыл про то, о чем только что прочитал. Не вспомнились ему почему-то ни любимая жена Мариша, ни то, что он давал зарок никогда ей не изменять… Но эта девушка!.. Она была самой настоящей ведьмой, и против ее любовных чар не смог устоять даже хороший семьянин и верный муж, каковым всегда считал себя Владимир. В последний момент перед тем, как занять место в кровати, Рыбину почему-то припомнилось красивое выражение философа Бэкона: «Супружеская любовь создает человеческий род, дружеская любовь совершенствует его, а распутная любовь его развращает и унижает».

— Кажется, я выбираю третий вариант ответа на сложный вопрос о любви… — пробубнил он себе под нос.

«…Ты знаешь, Владимир, какое я дал самому себе прозвище? Мясник!..»

Эти слова Сергеева всплыли в памяти Рыбина только теперь, когда он, сидя за рулем «форда», направлялся из деревеньки Кирхберг в Каринтию — самую живописную область юга Австрии. Там, рядом с итальянской границей, на живописном берегу озера Фаакер-Зее, проживал некто «доктор Эрнст Штайнер», значившийся в списке Сергеева в колонке «Мономашичей», сразу после Беджамена Реслера.

«Прозвище Мясник, между прочим, упоминала и Берта…» — припомнил Владимир.

А разговор этот с Сергеевым состоялся всего какой-то год назад…

Тот летний месяц Юлиан проводил на подмосковной даче, отправив своих домочадцев на «юга», чтобы те отдохнули от него, а ему можно было отдохнуть от них и всласть поработать. Там-то Рыбин и навестил своего литературного «гуру» в один из солнечных воскресных дней.

Они долго гуляли в лесу, наслаждаясь тишиной и покоем, при этом Сергеев удивлял Рыбина, считавшего себя знатоком природы, глубокими познаниями в области жизни растений, насекомых и даже грибов. Он увлекательно рассказывал об отличиях схожих по виду боровика и несъедобного сатанинского гриба, о лисичках съедобных и ложных, о груздях и валуях. Потом, уже в скромном загородном домике, говорил о «тайне успокоения», как сам выражался.

— Ты знаешь, Владимир, какое я дал самому себе прозвище? Мясник! На самом деле. Понимаешь, я человек импульсивный, горячий, подверженный накатам немотивированной ярости, если что-то не по мне…

— Вот уж никогда такого за вами не замечал, — пожал плечами Рыбин.

— И тем не менее это так… Я ведь лев по гороскопу, огненный знак, потому люблю порычать на родственников, если попадаются под горячую руку. Правда, все мои вспышки ярости быстро гаснут. Через минуту я снова добрый самаритянин и готов плясать под чужую дудку.

— В этом мы с вами очень похожи. Я ведь тоже рожден под огненным знаком овна, — понимающе покивал Рыбин.

— Ну, тогда это и тебя касается… Заметил, что у меня в доме полно цветов? Среди них в большом количестве имеется герань. А ты знаешь, что люди с помощью этого цветка испокон веков оберегали свой домашний кров от разнообразных вредных энергий, делая домочадцев добрее и терпимее? Особенно уравновешивает герань нас, рожденных под огненными знаками зодиака, приобщая к гармонии, смягчая гнев и приступы ярости. Даже находясь вдали от дома, мне стоит только закрыть глаза и представить себе герань в цвету, как тут же я успокаиваюсь. И это очень сдерживает от желания влезть в очередную драку, будь то словесная перепалка или откровенный мордобой.

При этих словах Рыбин представил себе натурального льва, блаженно нюхающего цветы и… превращающегося в покорную овечку.

«Нет, никогда Юлиан не походил на овцу в полемическом задоре, а в настоящей драке, слава Богу, видеть его мне еще не доводилось…»

Потом разговор пошел о более серьезных вещах.

— Ты спрашиваешь, материалист ли я? Да, так учили с детского сада… Только с добавкой: сомневающийся. Тут очень уместна цитата из «Тайной доктрины» Елены Блаватской: «Если скептицизм и наше настоящее природное невежество не уравновесятся Интуицией и врожденной Духовностью, — все с большой буквы, — то каждое существо, отягощенное такими мыслями, не будет видеть в себе самом ничего, кроме массы мяса и мускулов с пустым чердаком внутри, который служит ему лишь складом ощущений и чувств». А этого, как ты понимаешь, не хотелось бы, — усмехнулся Сергеев.