Владимир Баскаков - Кружок на карте Страница 5

В общем, служба как служба, только поджимала тыловая «пайка» — шестьсот пятьдесят граммов хлеба и «суп-пюре гороховый» из концентрата или «шрапнель» — ячневая каша с редкими прожилками мяса. Зато Сергей вдоволь наелся в эшелоне, когда отделенный командир белорус Борис Запотылок притащил в теплушку в плащ-палатке десяток теплых хлебных буханок, большой шматок сала и консервы в аккуратных голубеньких баночках с ключиками.

В вагоне выдали и теплую одежду. Она понравилась Сергею — две пары рукавиц — одни меховые, другие суконные с двумя пальцами, новенькие ватники, шапки, а главное, автоматчикам достались мягкие, уютно пахнущие овчиной полушубки.

— Комсоставские, — сказал Запотылок, разглаживая на себе просторную, не по росту одежку.

Явно лишним показался противогаз, и Сергей, памятуя советы повоевавших заводских ребят, вынул из сумки маску, зеленую жестяную коробку и бросил все это под нары. А в пустую брезентовую сумку сунул вафельное полотенце, вторую пару рукавиц, кусок мыла и сухари, выданные на дорогу, — получилась добрая хозяйственная торба.

Сержант Запотылок оказался веселым и говорливым парнем. Сперва он рассказывал про свой Гомель, а потом перешел на фронтовые истории — тоже успел повоевать прошлой зимой.

— Мы сейчас поездом едем. А вот как я в первый раз на фронт попал. Чудная история! Хотите, расскажу? — начал Запотылок, осторожно насыпая махорку в «козью ножку».

__ Расскажи, делать все равно нечего, — отозвался Сергей слезая с нар и садясь на патронный ящик у распахнутой двери вагона.

Другие тоже сползались в кружок.

— Ну вот. Дело было в ту зиму. Гонят, значит, наши немцев. От Москвы гонят. А я в ту пору в авиадесантниках служил, мы в Рязани стояли. Прыжки там, строевая, огневая, все как положено. А в январе и нас — на грузовики, везут под Москву на аэродром. Не знаю даже, где тот аэродром, — привезли ночью и сразу по самолетам развели. А в самолетах холодно, стенки алюминиевые промерзли, сидим, зубами постукиваем. Погода плохая: ветер, снег.

— Вас в тыл к немцам? — спросил Сергей.

— Подожди, не перебивай, — отмахнулся от него Запотылок. — Полетели мы, значит. Самолет трясется, в воздушные ямки ныряет. Летим долго, часа полтора, наверное. Потом сигнал, команда, двери настежь, и мы, голубчики, спускаемся на своих зонтиках. Я так хорошо приладился на стропах, только, посвистывая, звезды считаю. А внизу — земля черная-пречерная. Думаю, только бы на деревья не угодить. Но сел хорошо, на поле, в рыхлый снег. Быстро, как учили, отстегнул парашют, автомат наизготовку и, нагибаясь, осторожненько вперед бегу к деревне. А уже светать начало: деревня хорошо видна, аккуратненькая такая — избы рядком стоят, трубы печные курятся, палисадники целехонькие, и собаки лают. Я все ближе иду к домам, а сам наблюдаю, нет ли ракеты. Ее наш взводный должен был дать для сбора. Когда совсем к домам подошел, встречаю тетку с коромыслом. Я сразу, опять как учили, в снег и по-пластунски к ней. А у меня балахон белый, на снегу, значит, не видно. Подполз к тетке и говорю: «Немцы где, далеко ли?» Она, видать, напугалась, чуть ведра не бросила. Стоит и смотрит сверху вниз, слова сказать не может. Я ей снова: «Отвечай, говорю». Тетка опомнилась. «А ты чей такой?» — спрашивает. «Как, — говорю, — чей, не видишь, что ли? Немцы где?» — «Где им быть, немцам-то? На фронте они, под Москвой». — «А в деревне нет?» — «Что ты, парень, бог миловал, они к нам в Ярославскую область не дошли». — «Какую такую Ярославскую?» — «Ярославская область у нас одна, — говорит, — а ты откуда, милый, ползешь?»

Кто-то засмеялся. Рассказчик сердито сказал: «Не мешай!» и продолжал:

— Потом, когда мы собрались вместе — двадцать человек и старшина Цыбенко, — сообразили, конечно, что выбросили нас не туда, куда следует. Самолет в пургу с курса сбился. Ну мы, понятно, забеспокоились: ребята там, за Вязьмой, орудуют, а мы черт те где прохлаждаемся. Пошли военкомат искать. Нашли. Входим всей гурьбой в кабинет к военкому, просим: отправьте, дескать, нас скорее по назначению. А он очки поправил, на нас посмотрел — мы все в маскхалатах, в комбинезонах, автоматы на груди, ножи сбоку висят — и бочком так к двери стал пробираться. «Я, говорит, сейчас насчет чая для вас распоряжусь». Ну, думаем, чай так чай, сидим, табачок достали, иные стали сидоры разворачивать, энзэ проверять. Глянули в окно: батюшки, военкоматский-то дом цепь солдат окружает, и наш очкастый военком впереди с наганом бежит. Солдаты-нестроевики, идут раскорякой, в шинелях путаются, винтовки у них старого образца, длинные. А мы — один к одному ребята. И у каждого автомат, по четыре гранаты. Куда против нас нестроевики с их майором! Но, слава богу, все обошлось мирно, без стрельбы. Взводный наш, старшина Цыбенко, здоровенный такой хохол, вышел во двор да как скомандует: «Становись, равняйсь!» Голос у него зычный — покойника разбудит, кадровый голос. Ну конечно, нестроевики с их майором сразу поняли что к чему. Посадил нас военком на грузовик — перед тем, правда, чаем все-таки напоил — и повез в Москву.

— А потом снова в самолет? — спросил Сергей.

— Нет, к своим мы так и не попали. Записали нас в маршевую роту и направили в армию товарища Рокоссовского. На пополнение.

— А дальше что?

— Дальше как положено: воевали, немцев били. Город Су-хиничи взяли. А потом меня ранило осколком в бедро. Ну, а после госпиталя к вам прислали…

Сам Сергей войну почувствовал в ту ночь, когда выгружались из эшелона на станции Пено. В черном небе противно выл немецкий самолет.

— Рама, разведчик, — пояснил старшина.

В кустах что-то вдруг вспыхнуло, ослепило Сергея и резко хлестнуло по ушам. Это взорвался запал от противотанковой гранаты. Солдата с оторванной кистью руки унесли куда-то на носилках.

— Один отвоевался, — сказал сержант Запотылок ошеломленному и подавленному Сергею.

На рассвете пришли кухни, автоматчики похлебали из котелков мясной кулеш и начали садиться по машинам.

Первыми вползли в лес танки — шестьдесят две машины. За ними по скрипящей гатевой дороге, завывая, двинулись мощные, трехосные грузовики, мелкой дрожью затряслись противотанковые пушки, затарахтели мотоциклы разведроты. Колонна устремилась вперед через бесконечные, охваченные изморозью дебри.

Первый бой не произвел на Сергея особо сильного впечатления. Танк, на котором он сидел вместе с другими автоматчиками, перескакивал через мертвые, пройденные уже пехотой траншеи немецкой обороны. Другие танки, веером рассыпавшись в поле, натужно выли и двигались к кажущимся игрушечными на белом фоне домикам деревни. На снегу чернели остовы разбитых пушек, валялись скособоченные длинные серые грузовики и искромсанные бревна блиндажей — следы недавней артподготовки. Ледяной ветер обжигал Сергею лицо, забирался под полушубок. Что-то вдруг глухо хлопнуло и, как показалось Сергею, зазвенело. Он повернул голову направо и увидел, что соседний танк не двигается, а стоит на месте и позади башни вздымается вверх столбиком черный дым.

Сержант Запотылок крикнул: «Смотри!», и прямо перед их машиной появился приземистый немецкий танк, будто вынырнувший из снежной круговерти.

«Сейчас что-то произойдет», — подумал Сергей и прижался к холодной стальной башне. Башня вздрогнула, и Сергей еле удержался на броне. Выстрел не показался ему громким, только дернулась пушка.

— Готов! — сказал сержант Запотылок, крепко сжав локоть Сергею. — Спекся!

Сергей отчетливо увидел черную дыру в лобовой броне немецкого танка, чуть ниже башни.

Позже, когда выскочили на дорогу, идущую прямо в деревню, Сергею показалось, что кто-то ударил его по уху. Он зажмурил глаза, потому что свет вдруг стал нестерпимо резким. Сорвал с головы шапку, потрогал ухо: цело.

Уже в деревне обнаружил, что небольшой осколок на излете попал в шапку.

— Тебя, видать, контузило малость, — сказал сержант Запотылок, забирая из рук Сергея шапку и рассматривая зазубренный кусочек металла, запутавшийся в вате. — Попей водички или лучше глотни спирту — я тебе дам, — и все пройдет. А эту штуковину на память спрячь.

Механик-водитель танка старшина Ахметов — веселый татарин с рысьими глазами — тут же вынул из ножен эсэсовский кинжал с никелированным орлом на ручке и одним махом отсек у шапки рваное ухо.

— Будешь, пехота, с одним ухом ходить! — сверкнул он белыми зубами.

— Ладно, — ответил Сергей, с трудом приходя в себя и хватая ртом холодный воздух.

Когда вошли в пустую избу, его знобило. А старшина Ахметов и сержант Запотылок, отпросившись у командира танка лейтенанта Голубева, белобрысого, длинного парня, пошли вдоль улицы.

Деревня стояла глухая и тихая, даже собаки не лаяли. Ахметов и Запотылок заглянули в одну избу, в другую: пусто, холодно, только тараканы шуршат. Но «танкистское чутье» все же не подвело: в сарайчике, почти рядом с танком, оказалась немецкая каптерка — стопка старых шинелей, противогазы в гофрированных железных банках, горка консервов и картонных коробок с вареньем. Запотылок с презрением пнул валенком пыльную пачку шинелей, но аккуратно сложил съестное на брезентовый лоскут. Вместе с Ахметовым они внесли в избу трофеи и вывалили их на пол. Хлеба не было, ели ложками прямо из банок пресные волокна мясных консервов. Потом попили кипятку с «фрицевским» вареньем: ничего, вкусно.