Иосиф Лоркиш - Невидимые бои Страница 5

Его, видимо, резко оборвали. Однако, выслушав гневный разнос, Поляков настойчиво продолжал:

— Это не только мнение контрразведки. Должен доложить, что так считает весь Военный Совет. Это просили сообщить вам товарищи Кузнецов и Штыков.

Последние слова, кажется, произвели впечатление: Военный Совет Ленинградского фронта пользовался большим авторитетом. На том конце провода положили трубку…

Чекисты слушали этот разговор и единодушно были на стороне своего начальника. Воронову невольно вспомнилось, как в госпитале старейший сотрудник органов Озолинь рассказывал ему о Феликсе Дзержинском, при котором ему довелось работать.

— Феликс Эдмундович нас учил так: когда производите арест, помните, какую трагедию переживают эти люди — сам арестованный и его семья. Будьте в этот момент чуткими и внимательными к ним. А если родственники арестованного придут на прием, не смейте долго держать их в приемной. Им и без того нелегко.

«А ведь Дзержинский говорил о классовых врагах, — подумал Михаил, — а Александр Семенович защищает наших людей. Ох и трудно ему…

Поляков, ничего не замечая, несколько минут ходил расстроенный по кабинету. Потом взглянул на подчиненных. Они сидели усталые, удрученные. Александр Семенович не понял, что они тревожатся за него. Ему вдруг стало не по себе: неужели своим строгим упреком он огорчил этих отличных ребят? Нехорошо.

— Что полагаете делать дальше? — мягко, по-дружески спросил он.

Чекисты приободрились.

— Разрешите…

Морозов вспомнил любопытное обстоятельство.

Совсем недавно лейтенант Голов привел к нему начальника эвакогоспиталя № 1771 — хирурга Гуляева. Визит был ночной, неурочный, но Морозов знал знаменитого врача еще по Халхин-Голу и понимал: раз старик добивается приема — дело важное.

Гуляев рассказал, что из его служебного кабинета пропало несколько чистых бланков удостоверений личности и незаполненный бланк со штампом и печатью эвакогоспиталя.

Похититель был явно из своих. Ведь он сумел выбрать для кражи такое время, когда Гуляев, живший в кабинете, отлучился на операцию. «Мне, батенька, надо больных оперировать, а ваше дело искать. Давайте ищите, батенька», — требовал хирург.

— И вот теперь, — закончил рассказ Морозов, — бланки госпиталя № 1771 найдены у убитого Климова. Похоже, кто-то из агентов действует в госпитале.

— Не исключено, — сказал Поляков и, подумав, добавил: — Проверьте-ка, у кого из работников госпиталя не отключены домашние телефоны. И кто из них живет на Большой Пушкарской.

Воронов удивленно посмотрел на Полякова и тут же досадливо поморщился, — как это он сразу не вспомнил: ведь именно на Большой Пушкарской и скрывался Климов. И сразу же по ассоциации вспомнил еще одну странную историю, связанную опять-таки с этой улицей.

В конце января, во время вечернего дежурства Голова, раздался телефонный звонок. Неизвестная просила о встрече с кем-либо из сотрудников, чтобы сообщить нечто важное. Женщина сказала, что чувствует себя плохо, еле стоит на ногах, просит поторопиться.

— Ваша фамилия?

Она почему-то не назвалась, только сказала, что живет на Большой Пушкарской, а звонит с улицы Герцена.

Голов попросил подождать у телефона и доложил о звонке ответственному дежурному. Получив указание, он договорился с незнакомой о встрече на улице Герцена, около «Астории».

Через пятнадцать минут по Литейному мчалась «эмка». Впереди, рядом с шофером Васей Алексеевым, сидел Голов. Вот Невский, не видно ни души. Доехали до угла улицы Толмачева, шофер вдруг резко затормозил и крикнул: «Смотрите!» Прямо перед машиной стояла девочка. Закутанная в платок, одетая в красного цвета пальтишко, она была похожа на матрешку.

Голов и шофер выскочили из машины. Девчушка плакала и, показывая на улицу Толмачева, повторяла одно и то же: «Ба-ба!» А у водосточной трубы, на тротуаре, сидела, прислонясь к стене, старая женщина.

Голов подошел к ней — старушка была мертва. Алексеев дал девочке черный сухарь. Она схватила его обеими ручонками и стала жадно грызть.

Чекисты посадили девочку в машину, успокоили. Она назвалась Таней Мальцевой. Из невнятного детского рассказа они поняли, что Таня с бабушкой Ксюшей остались в квартире одни: все остальные умерли. Сегодня бабушке стало плохо, они вышли на улицу. «Баба» села отдохнуть и больше не поднялась. Таня рассказывала это всхлипывая. Ее голосок звучал тише и тише, и как-то незаметно она уснула.

Голов не знал, как ему поступить. Оставить Таню на улице? Этого он не мог сделать. Возить с собой в машине голодного ребенка? Тоже нельзя. И, посоветовавшись с шофером, он решил отвезти ребенка в ближайший детский дом. Заняло это минут 40–50, но, подъехав к гостинице «Астория», чекисты уже не застали там никакой женщины. Голов прошел всю улицу Герцена — и здесь ее нигде не было. Тогда он зашел в «Асторию», чтобы позвонить в отдел, и там от дежурного администратора случайно узнал, что недавно какую-то больную женщину подобрали рядом на улице и отправили в больницу. Администратор слышал, как дежурный милиционер кому-то звонил, вызывая машину…

— Скажите, Голов, вы потом не пробовали разыскать милиционера, который вызывал сантранспорт? — спросил Воронов.

— Нет, Михаил Александрович, этим делом я больше не занимался…

— Вы, Голов, допустили серьезную ошибку. — Обычно такие слова Поляков произносил гораздо суровее. — Нельзя было задерживаться.

Владимир виновато опустил голову, но вдруг лукаво улыбнулся:

— Я подумал, Александр Семенович, а как вы — разве оставили бы больного, голодного ребенка? И решил — нет! Ни за что!

— Ишь хитрец, — усмехнулся Поляков. — Но я бы все-таки постарался не упустить из виду ту женщину. Ошибку, думаю, вы исправите сами. Итак, подведем итог, Волосов?

— Занимаюсь Шестой Советской.

— Голов?

— Разыщу ее, Александр Семенович, можете не сомневаться. Если только жива — разыщу. Начну сегодня же.

— Воронов?

— Займусь госпиталем, телефонами и Большой Пушкарской.

— Так. А кто займется Ольгином?

— Придется пока мне самому, — сказал Морозов.

Поляков кивнул.

— Мне почему-то кажется, — задумчиво сказал он, — что там кроется главное звено этой цепочки. Ну ладно, жизнь покажет.

— Да, вот еще что, — добавил Поляков, когда уже все собрались уходить. — Надеюсь, вы не поймете это как недоверие. Операция очень серьезная, сложная и должна быть решена как можно быстрее. Я решил подключить вам в помощь одного опытного, умного человека.

Он внимательно оглядел всех. Чекисты настороженно молчали.

— Это Озолинь. Он только что выписался из госпиталя и будет работать моим помощником.

Чекисты заулыбались. Еще бы, Озолинь! Даже те, кто не знал его лично, слышали о нем столько хорошего, что работать с ним считали за честь. А Воронов подумал: «Вот недаром, видно, я вспомнил его сегодня».

Высокий, худой, с вытянутым лицом, капитан государственной безопасности Озолинь явился на прием к Полякову.

Дмитрий Озолинь службу начал еще с Дзержинским. Опытный, смелый, принципиальный чекист, он в начале войны был заместителем начальника контрразведки одной из армий Ленинградского фронта, участвовал в боях на Невской Дубровке. Был ранен, в легких обострился старый туберкулезный процесс, и пришлось чекисту месяца два пролежать в стационаре на улице Воинова.

Наконец ему полегчало. Не раз Лев Давыдович Ямпольский, удивляясь его железной воле к жизни, говорил лечащему врачу: «Вот человек! Любит жизнь и борется за нее. Если бы не он сам — мы с вами, Софья Алексеевна, ничего бы не сделали».

Наконец настал долгожданный день выписки.

«Хорошо! Не время теперь лежать», — радовался Озолинь.

— О фронте, и даже о Ленинграде, вам думать нечего, — строго сказал Ямпольский.

— Да как же?..

— Вам нужно тепло, обилие еды и покой, — поддержала начальника Софья Алексеевна. — Туберкулез в ваши годы не шутка. В мирное время мы бы добивались направления в Крым, а сейчас… попробуем отправить вас в Алма-Ату, Дмитрий Дмитриевич.

Нелегко пришлось Озолиню в отделе кадров с таким медицинским заключением. Начальник отдела даже слушать его не хотел. И вот тогда, после целого дня просьб и уговоров, Озолинь пошел на прием к Полякову.

В кабинете у старого товарища он разбушевался вовсю:

— Чиновники! Мне — ехать в теплые края?! Мне — в спокойную обстановку! А здесь такое творится… Александр Семенович, вы же коммунист, вы же старый чекист. Неужели возьмете сторону чиновников? Я никуда не поеду. Помогите…

Сначала Поляков хотел было убедить товарища уехать, но вдруг представил себя на его месте и… неожиданно спросил:

— Помощником начальника ко мне пойдешь? Есть место. Если устроит — все улажу.