Евгений Лукин - Три слова о войне Страница 5

И еще он пытался остановить Бруно из-за мыслей о Люде. Сейчас, когда они отступали и сжигали за собой деревню, в которой еще недавно были хозяевами, Йозеф просил Бруно не запирать в домах живых людей. Он думал о Люде. Нет, конечно, никаких чувств он к ней не испытывал, но Йозефу было неприятно при мысли о том, что женщина, засыпавшая рядом с ним, которая ночью клала ему голову на грудь, может превратиться в пепел, потому что все начнут, отступая, сжигать ту землю, которую успели завоевать, вместе с живыми людьми. А эта женщина, может быть, ждет его ребенка.

Йозеф не смог ничего изменить. Бруно не захотел его слушать.

Глава двадцать пятая

Счастье

– Хайль Гитлер! – Эльза, увидев меня, вскинула свою маленькую ручку в нацистском приветствии. Я сразу поняла, кто научил ее этому. Нельзя было оставлять ее наедине с Лени.

– У тебя хорошая сестра, – сказала она мне, – я сегодня рассказывала ей про фронт, и она поняла, что победа зависит от каждого из нас. И от нее тоже

– Про фронт? Но она ребенок совсем, ты бы ей лучше сказку почитала.

– Какие сейчас могут быть сказки! – воскликнула Лени. – И потом, что значит ребенок? Сыну директора магазина, в котором я работаю, недавно исполнилось четырнадцать. На прошлой неделе он пошел в фолькс-штурме – там целый отряд его сверстников набрался. В любом возрасте можно воевать. Наши враги слишком коварные и подлые. И их трудно победить. Давай сходим с Эльзой в тир. Ей нужно научиться стрелять.

– Ты с ума сошла?! Оставь Эльзу в покое. Она ребенок.

– Никто сейчас не имеет права быть ребенком, – твердо сказала Лени. – Ты слушаешь радио? Из-за подлости наших врагов дела на фронте не так хороши. Может быть, всем нам скоро придется воевать. Иначе придут эти ужасные враги и все у нас отнимут.

– Но Лени… – было жестоко, но сейчас я не могла не сказать этих слов, – что у тебя отнимать?! От твоего дома ничего не осталось. У тебя ничего нет. Родителей, мужа, вещей, ничего и никого. Что у тебя можно отнять?

– Очень много. Счастье. Счастье жить в самой лучшей, главной стране мира. Если нас победят, мы больше не будем главными.

Глядя в горящие глаза Лени, я боялась, что скоро не смогу справиться с миром, где все заодно. Мира, который так хочет лишить мою маленькую сестренку детства.

Глава двадцать шестая

Красота

То, что мы живы, мама считала чудом еще до начала войны. Из-за тех разговоров, которые вел отец, с нами могли сделать все что угодно. Я была еще маленькая, и не знаю точно, что он говорил. Но помню его слова про то, почему на выборах победили нацисты: «Немцы любят порядок во всем, и Гитлер догадался: чтобы добиться успеха, для его партии нужно придумать униформу. Именно после этого в национал-социалистическую партию стало вступать столько людей. Мы странные люди. Армейская строгость рождает у нас доверие».

Все-таки думаю, что если бы отец был прав, в Германии не существовало бы ни одного магазина, подобного нашему. Никому не нужна была бы красивая одежда. Правда, у нас уже целую неделю нет ни одного покупателя. Наверное, его скоро закроют, как закрыли книжный, где работала Лени – не хватает бумаги даже для печатания правительственных газет, что говорить о книгах. Но сегодня к нам пришла первая покупательница за неделю. Сначала я обрадовалась, а потом поняла, что ей просто хочется поговорить, и она не собирается ничего покупать.

– Простите, что я здесь у вас так долго примеряю эти платья. Но мне просто трудно уйти. Наш город перестает быть красивым, вы замечаете? И смерть может быть возвышенной, замечательной, не так страшно, что из-за этих бомбардировок все мы в любую секунду можем погибнуть. Но из города уходит красота. Я раньше увлекалась новинками моды. Знаете, недавно в одном из номеров «Фрауенварте» прочла советы моды. Видели? Как нас учат делать купальные костюмы из банных халатов и мужской одежды. Наверное, они думают, что наши мужья уже никогда не вернутся к нам с войны, и заботятся о том, чтобы их одежда не пропала даром. А раньше в Берлине было столько салонов красоты. Но теперь нам говорят, что немецкой женщине стыдно привлекать к себе внимание посредством броской одежды. Это удел проституток. И стиль моды нам задают парижские проститутки, которые в Германии сотрудничают с еврейскими торговцами одежды. Не знаю, насколько в данном случае права наша партия, но я вижу, что Берлин становится некрасивым.

Возвращаясь домой с работы, я увидела отца моего одноклассника. Я не сразу узнала его. Он воевал на Первой мировой войне и потерял там ногу. Его повесили на фонарном столбе. На табличке, прикрепленной к шее, было написано: «Это ждет каждого, кто будет призывать сдать наш город русским». Рядом с виселицей совсем еще маленький мальчик испуганно жался к маме и, плача, спрашивал ее: «Зачем дяденьке оторвали ногу? Потому что он плохой, да?»

Из нашего города и правда уходит красота.

Глава двадцать седьмая

Веселая байка

Потом уже, спустя много лет после войны, будет рассказываться веселая байка о бойцах батальона Самсонова, которые, подойдя к зданию рейхстага, растерялись:

– Рейхстаг-то рейхстаг, да тот ли?

Позвонили полковнику, спрашивают:

– Говорят, есть еще один рейхстаг. Может, это не тот? Какой брать?

– Берите этот. А если окажется, что не тот, берите другой.

Казалось бы, веселая байка. Да только за ней – презрение к человеческой жизни, которая и в мирные дни мало что стоила. Поэтому именно русские брали Берлин. Союзники, сбрасывавшие день за днем бомбы на город, не зная кого они разнесут в клочья – немецкого солдата, ребенка или женщину, понимали, каких жертв будет стоить взятие города. Своих людей было жалко. Потом они будут говорить, что «русским великодушно уступили право взятие города, сделали им милость».

А ведь у бравших Берлин даже не было нормальных карт города.

Глава двадцать

Восьмая синяки

Я помню, когда мама плакала в последний раз. Уже после того, как умер отец, она прочла объявление в газете о том, что «имперский комиссар по утилизации старых материалов просит, чтобы женщины сдавали свои волосы, так как те нужны для определенных отраслей промышленности».

У мамы были очень красивые волосы. Но она обрезала их. Я слышала, как мама, плача, шепчет: «Пусть, пусть забирают у меня все. Раз им мало мужа. Все, все пусть забирают». С тех пор она не плакала. Но сегодня я застала ее в слезах.

– Я понимаю, что Лени – твоя подруга. Но она… увела Эльзу…и когда они пришли…Эльза – в синяках…у нее кровь на щеке. Я запрещу Лени жить у нас.

Оказалось, что Лени уже сколачивает отряд из детей соседских домов и заставляет их драться между собой. «Боевая подготовка». Я набросилась на нее. Синяк под глазом моей маленькой сестры, разодранная в кровь щека – хороша плата за гостеприимство.

– Скоро сюда придут русские, – кричала на меня в ответ Лени. – Ты читала в газетах, что они с нами сделают?! Ты должна быть мне благодарна. Я учу твою сестру защищаться. Мы все уже попали на эту войну. Надо успеть научиться защищаться.

– Оставь в покое мою сестру!

– Это не твоя сестра. Это солдат. Мы все теперь солдаты. Мы не должны отдать город. Мы будем защищаться.

– Оставь в покое ребенка!

– Никто сейчас не имеет права быть ребенком. Что, ты хочешь сдать город?! Может быть, ты такая же, как твой отец?! Может быть, ты пишешь эти гнусные листовки, которые говорят, что нам всем надо сдаться?!

Лени смотрела на меня такими злыми глазами, что я вспомнила про фонарный столб, на котором повесили отца нашего одноклассника. А ведь Лени может написать на меня заявление.

Дружба – странная вещь.

Глава двадцать девятая

Тюрьма

В тюрьме неизвестно было, как идет война. Никто не думал, что их сроки окончатся так быстро, и они выйдут на свободу под звуки выстрелов из стен тюрьмы, разрушенных артиллерийским огнем. Часовые сначала еще пытались удержать заключенных, но когда поняли, что им это не удастся, бежали, пытаясь спасти свои жизни и попадая под пули русских солдат. Освобожденные узники чувствовали себя растерянно, слишком неожиданной и страшной оказалась свобода, о которой каждый из них так мечтал.

– Они просят оружие, – объяснил майору Тягунов, немного знавший немецкий. – Говорят, что готовы воевать.

– Какой воевать?! – усмехнулся майор. – Они что, знают, как оружие в руках держать?! А мы им свои автоматы отдавай!

– Товарищ майор, – позволил себе возразить Тягунов, – мне кажется, такие бойцы пригодятся. Они же обозлены. Они и с голыми руками пойдут мстить тем, кто их в тюрьму засадил. А оружие можно взять у убитых немцев.

– Вот и пусть идут с голыми руками, – сказал майор, – и потом, это тюрьма. Здесь не политические, может, сидят. А воры какие-нибудь. Мы им автоматы, а они грабить пойдут. Вон, дай этому… он точно не вор. По глазам вижу. С автоматом его хоть не сразу убьют.