Идиля Дедусенко - В «игру» вступает дублер Страница 5

Игнатов стянул мокрые сапоги и, укрывшись шинелью, прилёг на диване, специально поставленном в этом кабинете, чтобы оперативники, возвращаясь с заданий, могли отдохнуть. Думал, что уснёт сразу, – так устал. Но сон не шёл, не давали мысли о Зигфриде. По пути в кабинет он зашёл к радисту, поинтересовался, нет ли от него вестей. Нет. Эфир молчал.

Майор услышал в коридоре голоса. Ему показалось, что он узнал голос Виталия Ивановича, который у кого-то спрашивал о нём. Валентин вскочил и стал с трудом натягивать сырые сапоги. Едва управился, как в кабинет вошёл генерал. Он старался соблюдать субординацию, но если сам пришёл к сотруднику, значит, произошло нечто чрезвычайное.

Игнатов быстро одёрнул гимнастёрку и хотел доложиться генералу по всей форме, но Панов остановил его жестом. В глазах Виталия Ивановича суетились быстрые искорки. Генерал достал из кармана кителя аккуратно сложенную бумагу, положил на стол перед майором:

– Читайте.

Бумага имела гриф «Совершенно секретно». Это был радиоперехват немецкой телеграммы в Берлин о ночном налёте советской авиации на штаб-квартиру фон Клейста. В ней сообщалось о том, что штаб командующего цел, а советские агенты-диверсанты обезврежены. Эти слова были подчёркнуты. Видимо, на всех, кто успел прочитать текст радиоперехвата, они производили наиболее сильное впечатление.

Удручающе подействовали эти слова и на Игнатова. Пытаясь осмыслить это сообщение, он молчал и ожидал, что скажет генерал, понимая, что след карандаша на бумаге – это его пометка. Вероятно, у Виталия Ивановича есть и готовое решение.

– Что скажешь? – генерал неожиданно обратился к Игнатову на «ты», и Валентин понял, до какой степени он взволнован, понял также, что Панов ждёт от него дельного совета, полностью доверяя ему в такой сложной ситуации.

Да, есть от чего взволноваться: а вдруг и впрямь провал в самом начале операции по внедрению наших разведчиков в немецком тылу? Ведь молчит не только Зигфрид. Из-за отсутствия связи неизвестна судьба Морозова. Неладно складываются дела… Но что-то в радиоперехвате удивило Игнатова. Майор перечитал ещё раз.

– Не тот язык, – как бы подводя итог своим сомнениям, сказал он.

Панов задумчиво повертел в руках радиоперехват, и было непонятно, придал ли он значение словам Игнатова. В кабинет вошли подполковник Кондратьев и капитан Рыжов из особого отдела. Как видно, генерал пригласил и их на совет. Передавая им бумагу, Панов предложил поломать над ней голову и вышел. Игнатов догадался: пошёл на специальный пункт связи, чтобы переговорить с кем-то из центра.

Спорить начали сразу же, как только закрылась дверь за Пановым. Особенно горячился Кондратьев. Он напомнил, что не был сторонником акции с бомбёжкой. Как только узнал об этом, сразу же и возразил, а предлагал пристрелить фон Клейста из-за угла. Это мог бы сделать любой из них, чтобы не вовлекать в опасное дело Зигфрида, для которого самое важное – уцелеть и прижиться в немецком тылу.

Кондратьев чекист старый, пришёл в органы госбезопасности ещё во время гражданской войны из партизанского отряда. Игнатов ценит его смелость и опыт, но не всегда может с ним согласиться: сейчас не гражданская война и противник совсем другой, умный, хитрый, расчётливый. «Пристрелить из-за угла» – это та же партизанщина. Поэтому он сказал как можно мягче Кондратьеву:

– Вас бы, Василий Романович, объединить с Колей Черновым и можно под виллу фон Клейста подкладывать…вместо взрывчатки. Тут подумать надо, расшифровать.

– Дошифровались! – не уступал Кондратьев. – Зигфрид в руках у немцев!

– По-моему, не следует спешить с такими категорическими выводами, – возразил Игнатов.

– А это что?! – Кондратьев потряс бумагой перед самым лицом майора.

– А это… Это загадка, которую мы все вместе должны разгадать. Вот потому и не надо горячиться. Давайте лучше порассуждаем.

Его минутная растерянность уже прошла, и он заставил себя сосредоточиться. Взял текст радиоперехвата и начал читать вслух, то и дело ставя вопросы.

– Во-первых, если наши бомбы не достигли цели, тогда зачем немцы шлют шифровку в Берлин?

Кондратьев молча передёрнул плечами, посмотрел на Рыжова.

– Я сам лётчик, – сказал Рыжов, – по опыту знаю, если имеешь конкретное задание бомбить такой-то объект, не бросишь бомбы куда вздумается.

– Вот именно, – согласился Игнатов.

– Но одно дело, когда заранее знаешь цель, и совсем другое ориентироваться на ракету, – озабоченно, словно раздумывая, произнёс Рыжов.

– Ну вот! – опять загорячился Кондратьев. – Может, и не попал куда нужно!

– Во-вторых, – продолжал Игнатов, будто не слыша их разговора, – посылая телеграмму в Берлин о ликвидации «агентов-диверсантов», немцы могли рассчитывать на то, что мы её расшифруем? Могли. Кроме того, они сообщают о нескольких диверсантах, а Зигфрид в данном случае действовал…один!

В это время вошёл Панов и тихо сел на диван, показывая тем самым, что не намерен мешать разговору. Вид у него был уже не такой удручённый – наверное, успел выйти на связь и получить совет из центра.

– Мне кажется, – выкладывал далее свои доводы Игнатов, – противник пытается дезориентировать нас, вынудить на поспешные действия: авось поторопимся, просчитаемся.

– Это вполне возможно, – заговорил Панов, и все повернулись к генералу. – Не будем тратить времени, товарищи. Попробуем перехитрить врага. Как по-немецки «окно»? Дас Фенстер? Так и назовём предстоящую операцию: «Дас Фенстер». Жду вас всех у себя через пятнадцать минут.

Ночной переполох

Хроника. В августе 1942 года танковая армия фон Клейста, участвовавшая в операции «Грюн» против Чехословакии, в операции «Вейс» по захвату Польши, в операции «Гельб» против Франции, заняв Ростов, вошла в предгорную зону Северного Кавказа.

Генерал фон Клейст допил вечерний чай и поднял чашечку поближе к свету, падавшему на стол из-под круглого зелёного абажура. Да, это была тонкая работа. Почти прозрачный фарфор, расписанный мелкими лилово-фиолетовыми цветочками с изящно нанесённой в некоторых местах позолотой, напоминал изделия майсенских мастеров. Он повернул к глазам донышко и вместо привычного клейма немецкого фарфора увидел две русские буквы.

– Удивительная страна, – сказал он, обращаясь к своему гостю. – Варварские привычки уживаются рядом с изысканным художественным вкусом.

Генерал Маккензен настороженно вытянул длинную шею, не зная, как отнестись к этому замечанию шефа: поддержать его восхищение прекрасным сервизом или акцентировать внимание на грубой натуре народа, который вот уже больше года пытаются втиснуть в рамки образцового порядка на всей завоёванной территории. Здесь, на Северном Кавказе, германские войска находятся уже несколько дней, и попытка установить свой порядок так же безуспешна, как на Украине, в Белоруссии. В самом деле, варвары, не желающие следовать здравому смыслу. Ленинград в блокаде. Немецкая армия вплотную подошла к Сталинграду. Совсем немного усилий – и оба города падут. Тотчас же, как только в руках немецких войск окажутся грозненская и бакинская нефть. Всё будет кончено ещё до наступления холодов: дивизия «Эдельвейс» успешно продвигается в горы.

Генерал Маккензен искал, как бы удачнее выразить одной фразой всё, о чём думал, но пауза явно затянулась. Благодушно настроенный фон Клейст поставил чашечку на блюдце и мягко откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее. В его невысокой плотной фигуре, несмотря на внешний облик добродетельного германского бюргера, всё-таки угадывалось аристократическое происхождение, вполне оправдывавшее приставку «фон» к фамилии. В повороте головы, в движениях рук, в какой-то чертовски небрежной раскованности, никогда не выходящей за рамки приличия. Генерал Маккензен слегка завидовал этому, во всяком случае, гораздо больше, чем тому обстоятельству, что не он, а именно фон Клейст был командующим 1-й немецкой танковой армией. Но в то же время он гордился близостью к шефу.

– Прекрасный вечер сегодня, не правда ли? – сказал фон Клейст.

– О да!

Маккензен подался вперёд, выражая готовность поддержать разговор, как бы во искупление за свое долгое молчание, хотя прохладный вечер и не был ему по вкусу.

– Сейчас бы сюда пару хорошеньких девочек… Недурно бы? А?

Маккензен застыл с полувопросительной улыбкой, опять не зная, отнестись ли к этому всерьёз или как к шутке. Клейст добродушно рассмеялся:

– Ценю вашу стойкость, но здесь, право же, есть очень хорошенькие. Например, в театре. Я был у бургомистра, когда к нему явилась депутация из хорошеньких женщин во главе с директором.