Пощёчина генерал-полковнику Готу - Сергей Дмитриевич Трифонов Страница 5

курс, первогодки мёрзли. Вместо положенных яловых сапог все курсанты два года носили кирзовые, а про тёплые байковые портянки тыловики часто забывали. Совершенно не согревали в холодные и ветреные ленинградские зимы остроконечные шлемы-будёновки. Зимние шапки по уставу в состав формы не входили. Конечно, Алексею было куда легче. Мать снабжала его всем, чем могла: шерстяными носками и подшлемником, тёплым нижним бельём, мылом, зубным порошком, гуталином, носовыми платками, бритвенными принадлежностями, одеколоном, вазелином для рук… Он делился с курсантами, а иногда и с преподавателями.

Осенью и зимой тридцать седьмого училище накрыла волна арестов. Сотрудники особого отдела Ленинградского военного округа хватали вначале тех преподавателей-военных, кто ранее служил с уже арестованными Тухачевским, Якиром, Уборевичем, Корком, Эйдеманом, Путной, Примаковым…

В тридцать восьмом году стали исчезать молодые преподаватели и инструкторы. Учебный процесс затрещал по швам, образовавшиеся лакуны в учебном плане спешно латались политзанятиями и строевой подготовкой. К весне тридцать девятого специальные военные и технические дисциплины преподавать стало некому. И тогда где-то там, наверху, приняли соломоново решение: коли нельзя из курсантов подготовить воентехников, выпускной курс будут готовить командирами танковых взводов. Алексею это было только на руку. Ему вовсе не хотелось носить звание воентехник 2-го ранга. То ли дело – «лейтенант бронетанковых войск».

Как бы то ни было, их курс дотянули до выпуска, и в июне тридцать девятого Алексей Гордеев стал лейтенантом. В новенькой форме – стального цвета коверкотовая гимнастёрка с отложным воротником и чёрными петлицами с золотистым танком и двумя рубиновыми кубиками на них, суконные бриджи, фуражка с черным бархатным околышем и хромовые сапоги – он предстал перед матерью.

Анастасия Петровна с радостным волнением оглядела сына и усадила его за праздничный стол.

– Лёшенька, на тебе форма как влитая сидит! Очень тебе идёт. – Она наполнила его тарелку закусками и, минуту помолчав, спросила: – Что дальше? Куда пошлют служить?

– Меня, мама, в училище оставляют на преподавательскую работу. Кадров-то совсем нет. Но мне очень не хочется, лучше бы в войска.

Мать понимающе взглянула на сына, но промолчала.

5

В родном училище лейтенант Гордеев прослужил пять месяцев, преподавал матчасть Т-26, занимался с курсантами стрелковой и строевой подготовкой. В декабре его отправили на Советско-финский фронт, в отдельный танковый батальон стрелковой дивизии, где он принял под свою команду взвод из четырёх танков Т-26.

Все те чудеса, с которыми Алексей сталкивался в училище, здесь, на фронте, ему показались цветочками. Ягодки раскрылись в глубоких карельских снегах при сорокаградусном морозе. Те его подозрения о состоянии Вооружённых сил страны, возникшие и окрепшие в училище, оправдались: армия к современной войне, особенно в суровых северных условиях, была не готова. И не только потому, что не хватало зимней одежды и обуви, мыла и продуктов питания, вследствие чего лазареты и фронтовые госпитали были забиты десятками тысяч обмороженных, истощённых голодом и поражённых дизентерией бойцов. Главная причина крылась в эпидемии страха, поразившей весь командный состав. Страх был порождением страшных ежовских, а затем бериевских репрессий, оставивших Красную армию без кадровых командиров. Следствием страха стали безынициативность командования, нежелание командиров брать на себя ответственность, боязнь оступиться, сделать ошибку. В войска командирами полков, бригад и дивизий пришла молодёжь, недавно командовавшая ротами, не имевшая достаточных оперативно-тактических знаний и практики, не понимавшая важнейшей роли разведки и связи, не обученная взаимодействию видов и родов войск в конкретных боевых условиях. Пехота, утопая по грудь в снегу, шла в атаку густыми цепями на врага без достаточной артиллерийской и миномётной поддержки, зачастую по минным полям, не разведанным и не очищенным сапёрами.

Расформированные танковые и механизированные корпуса, представлявшие собой главную ударную силу армии, броневой таран для прорыва вражеской обороны, реорганизовали в отдельные бронетанковые бригады, приданные стрелковым корпусам, и танковые батальоны в стрелковых дивизиях. Таким способом бронетехнику размазали, превратив её в средство поддержки пехоты.

Плохо работали тыловые службы. Танки и бронеавтомобили, оставленные без горючего, становились отличными мишенями для финских артиллеристов. Зачастую экипажи танков целых батальонов, не получив горючего, бросали технику и бежали в тыл, боясь оказаться в финском плену. Фины заправляли наши танки горючим, рисовали на их бортах кресты и, спешно подготовив экипажи, отправляли их в бой с советскими частями.

Гордееву с начальством повезло. Батальоном командовал капитан Еремеев, вернувшийся из Испании и успевший поучаствовать в так называемом «освободительном походе» в Западной Белоруссии. Принял он молодого командира в штабе батальона, разместившемся в охотничьем домике, который принадлежал какому-то финскому богачу. Домик располагался у кромки густого ельника, верхушки которого украшали голубоватые шапки снега. Рядом проходила важная дорога Хейниок-Муолаа. Комбат, укрытый овчинным тулупом поверх шинели, выслушал рапорт прибывшего лейтенанта, оглядел его снизу доверху, принял документы.

– Кадровый? – спросил простуженным голосом.

– Никак нет, товарищ капитан, выпускник училища, полгода прослужил там преподавателем.

– А выправка кадрового командира. Молодец. Собственно говоря, ты уже кадровый. Присаживайся, – комбат указал место на приставной скамье. – Примешь второй взвод первой роты. Прежний командир отморозил ноги, в госпитале нынче. Т-26 знаешь?

– Так точно, на них и учили.

– Это хорошо. Только имей, брат, в виду, не учили вас в такой мороз технику обслуживать. Придётся заново всему учиться. – Он встал, потёр застывшие руки, прошёлся по комнате. – Экипажи в твоём взводе слабенькие, особенно механики-водители. Чёрт знает, откуда их набрали! Пока дивизия стоит, займись ими, подучи, погоняй, обкатай их. Двигатели держи прогретыми. Проверь с помпотехом роты ходовые, густо смазку не кладите, на морозе только хуже будет. Когда дивизия двинется вперёд, крути головой на триста шестьдесят градусов, держи дистанцию между машинами, не горячись, вперёд не лезь, но и не отставай. На брехню пехотных командиров внимания не обращай, у тебя есть командир роты, кстати, толковый командир, и я, твой комбат. Всех посылай к нам, но ни в коем случае не на… Ну, сам знаешь куда.

Комбат порылся в каком-то ящике, извлёк оттуда новенький чёрной кожи танковый шлемофон на овечьем меху, сунул в руки Гордеева.

– На, лейтенант, носи, в нём не замёрзнешь. Успеха тебе.

Представившись ротному, Гордеев пошёл знакомиться с экипажами. Танки стояли в лесу, замаскированные еловыми лапами. Их броня была покрыта крепким инеем. Гордеев приложил руку к корме одного танка, другого, третьего… Машины, видимо, давно стояли холодными. Найдя свой взвод в большой тёплой землянке, он представился и приказал экипажам построиться у машин. Бойцы нехотя натягивали ватники и шлемофоны, обували валенки, тихо переругивались, не желая покидать землянку с горячо натопленной буржуйкой. Сержант-сверхсрочник Гуляев, командир первого экипажа и по должности – помкомвзвода, невысокий крепыш с конопатым лицом и приплюснутым