Владимир Карпов - Взять живым! Страница 50

Немцы тоже спешили: работа и ночью не прекращалась ни на минуту. Со всех сторон слышались удары кирок, ломов, топоров, передвигаться между работающими можно было лишь с крайней осторожностью, чаще всего ползком.

С берега Ромашкин опять увидел широкий плес Днепра. Теперь на нем чуть дрожала, переливаясь, лунная дорожка. Вдали чернел противоположный берег. Может быть, оттуда в эту минуту смотрели сюда Куржаков, Петрович, Караваев? Они почти уверены, что натолкнутся здесь на мощнейшую оборону. Громкое название «Восточный вал», широко разрекламированное фашистами, рисовало в воображении нечто похожее на финскую линию Маннергейма — непробиваемые бетонные доты, подземные казематы, противотанковые рвы. А в действительности ничего подобного не было.

«Возможно, все это тщательно замаскировано?» — опасливо предположил Василий.

До самого рассвета ползал он по немецкой обороне, но железобетонных сооружений так и не нашел. Это его обрадовало. Теперь тревожила главным образом огромность водного пространства. Переплыть такую реку не то что под огнем, а и просто так удастся не каждому. Вспомнилось, как сам окоченел и едва не утонул прошлой ночью. А как поплывут войска? По ним будут бить из пулеметов и орудий, их будут бомбить с воздуха. Скоростных катеров и лодок нет, придется воспользоваться только подручными средствами. А какая у них скорость? На примитивном плоту, на связках соломы, на пустых бочках не очень-то разгонишься!..

Утром по радио получили распоряжение: «Будьте готовы к корректировке огня». Ромашкин заранее высчитал и нанес на схему координаты целей, чтобы не тратить на это время в разгар боя.

День прошел без происшествий, если не считать, что после соленых огурцов всех страшно мучила жажда. Фляги опустошили уже к середине дня, все стали попрекать Сашу Пролеткина.

— Дернул тебя черт найти эти огурцы, запеклось все во рту, — ворчал Голощапов.

— Сожрал полбочки, конечно, запечет! И не только во рту, — огрызнулся Саша.

Дотерпели дотемна. Но и тут муки не кончились — к воде не пробраться. Ударила артиллерия, забухали разрывы, и разведчики поняли — форсирование началось под покровом ночи.

Им не было видно, что творится на Днепре. Все высоты, с которых просматривалась река, были заняты гитлеровцами. Ориентировались по артиллерийской канонаде. Она грохотала вдоль всего побережья.

Первыми форсирование начали те, кто раньше других вышел к Днепру. Главных сил ждать не стали. Успех обеспечивался прежде всего внезапностью.

Справа и слева Ромашкин слышал уже трескотню автоматов. Это означало, что какие-то подразделения успели зацепиться за правый берег. А в полосе караваевского полка еще тихо.

Василий забеспокоился: «Неужели потопили всех? Течением полк снести не могло. Он отчаливал, конечно, повыше нас, мы ведь предупредили, какая тут скорость течения».

Несколько раз мощные налеты артиллерии едва не разнесли в клочья самих разведчиков. Было и страшно и радостно: бьют-то свои!

— Дают жизни! — комментировал Саша Пролеткин, и даже в темноте было видно, как он побледнел.

— Пусть дают, — глухо отозвался Рогатин, — на реке легче ребятам будет.

— А я что, возражаю? Нехай дают, — соглашался Саша.

И вот наконец торопливая трескотня автоматов, взрывы гранат, крики — совсем поблизости. Кто-то отчаянно взвыл, видно, напоролся на штык или нож. В первой прибрежной траншее явно завязалась рукопашная. Не терпелось выскочить и бежать на помощь своим. Пролеткин трепетал, как лист на ветру, шептал в горячке:

— Товарищ старший лейтенант, пора… Ну, товарищ старший лейтенант…

Даже спокойный Рогатин весь подался вперед, с укором поглядывал на командира.

— Подождите, хлопцы, — сдерживал их Василий, — уж если ударим, то в самый нужный момент…

Их-то успокаивал, а сам думал: «Как угадать этот момент? Может быть, он уже наступил вот сейчас, когда наши цепляются за берег? Может, осталось там несколько человек и самое время помочь им?»

Из первой траншеи все еще слышалась стрельба. Теперь и пули летели в сторону разведгруппы. Неподалеку — торопливый топот множества сапог, говор на бегу и разгоряченное дыхание.

Ромашкин огляделся. Около роты фашистов разворачивалось для контратаки. «Значит, нашим удалось зацепиться! Но сейчас ударит эта свежая рота, и что станет с теми, кто отбивается у кромки воды?»

Он не мог больше ждать. Приподнялся, взвел автомат, тихо скомандовал:

— За мной!

Разведчики поняли все без разъяснения. Они как тени пошли на некотором удалении от немецкой цепи. Возможно, кто-то из фашистов, оглянувшись, и увидел их. Но разве мог он подумать, что по пятам следуют русские разведчики!

Прозвучало громкое «Хайль!», и немецкая рота кинулась вперед быстрее. Из прибрежной траншеи навстречу ей забрызгали огоньки автоматов.

Когда до траншеи осталось совсем рукой подать и неотвратимая волна контратаки готова была захлестнуть наших, Ромашкин закричал:

— Огонь по гадам! Бей их, ребята!

Двенадцать автоматов полоснули длинными очередями в спины атакующих. Темные фигурки закувыркались, закричали, поползли по земле.

На Ромашкина бежал дюжий немецкий офицер, истошно вопя:

— Нихт шиссен! Не стреляйте, здесь же свои! Жук встретил его очередью. А впереди почти то же самое кричал Голощапов:

— Эй, славяне! Подождите стрелять! Мы свои!

Разведчики с ходу свалились в траншею. Их обступили солдаты с того берега. Начались радостные восклицания:

— Откуда вы взялись?

— Вот выручили!

— Мы думали — хана!

— Ну, спасибо, разведчики!

Василию показался знакомым паренек, который верховодил в траншее.

— Где-то видел тебя, — не очень уверенно сказал Ромашкин.

— А как же! — воскликнул тот. — Я Пряхин. Помните, как вы из пополнения разведчиков отбирали? Я вам не понравился тогда — Кузя Пряхин…

— Ты уже сержант?

— Стараюсь!

— А чья это рота, где офицеры?

— Куржаков у нас ротным. Он ранен в руку, на том берегу остался. Если бы в ногу, говорит, ранило, все равно поплыл бы, а в руку — не смог. Взводных тоже кого убило, кто утоп. Вот я самым старшим и оказался. Вступайте теперь вы в командование, товарищ старший лейтенант.

— У тебя тоже хорошо получается. Действуй, я помогу. Сейчас вот огонька попросим! Жук, развернуть рацию!

Ромашкин не принял на себя командование потому, что разведчикам в любой момент могли поставить новую задачу. Да и не хотелось ему, по правде говоря, еще раз обижать Кузю своим неверием в него.

На середине реки зачернели не то плоты, не то лодки. «Вторая волна десанта», — догадался Василий. Белые фонтаны воды со всех сторон обступили плывущих, а потом их вовсе заслонила стена артиллерийских разрывов. Из-за этой стены кое-где выскакивали какие-то неясные предметы. Что это — доски, живые люди, погибшие?

И тут же пошла в контратаку еще одна рота противника. Отстреливались без суматохи. По траншее бегал сержант Пряхин, писклявым мальчишечьим голосом кричал:

— Патроны зазря не жечь! Боепитание — на том берегу! Норма — один патрон на одного хрица! Понятно?

— Куда понятней… — отвечали солдаты.

— Как думаете, товарищ старший лейтенант, правильная норма?

— Молодец, Пряхин, помощь будет не скоро. Видал, что на реке творилось?

— Видал…

Отбили и эту контратаку. А гитлеровцы тем временем отразили еще две попытки полка Караваева переправиться через Днепр.

Ромашкин с нарастающей тревогой поглядывал на восток. «Скоро будет светать. Значит, на весь день остаемся без подмоги. Тяжелый будет денек…»

Отыскал глазами Пряхина. И когда тот прибежал на зов, Ромашкин окончательно убедился, что ночь уже кончилась: на лице сержанта отчетливо проступали крупные веснушки.

— Надо получше окопаться, днем нас засыплют минами, — предупредил Василий.

— Понял, — ответил сметливый сержант и понесся по траншее, отдавая распоряжение: — Всем готовить «лисьи норки»!

Василий знал эти «лисьи норки» со времени битвы под Москвой — убежища надежные. Нору начинают рыть прямо со дна траншеи вперед и вниз. Толща земли сверху надежно укрывает солдата от пуль и осколков. Из такой норы может выбить только прямое попадание снаряда. А это, как известно, случается из тысячи один раз.

С рассветом огляделись. Бой шел по всему берегу. Кое-где наши подразделения продвинулись на километр, а то и больше. Широкий фронт высадки лишал фашистов свободы маневра. Стоило им сосредоточить усилия на одном опасном участке, как тут же начиналось продвижение в других местах.

Ромашкин тоже воспользовался одним таким моментом и, несмотря на малые силы, ворвался во вторую траншею. Почти без потерь. Только при этом открылись фланги. Раньше крохотный плацдарм упирался флангами в Днепр, образуя что-то вроде дуги, теперь же, отойдя от реки метров на триста, разведчики и солдаты Пряхина были открыты с двух сторон. А тут еще начала гвоздить со все нарастающей силой немецкая артиллерия.