Максим Михайлов - Мы все - осетины Страница 50

Но вот вроде бы все необходимые слова сказаны, все инструкции озвучены, и Руслан уже повернулся ко мне боком, протискиваясь мимо меня в коридор. Не зная, как бы еще потянуть эти последние оставшиеся секунды киваю на притороченные у него за спиной два зеленых цилиндра переносных гранатометов.

— А ты «мухами» по танку будешь стрелять?

Он останавливается, очень длинное, растянутой мгновение непонимающе смотрит на меня, а потом улыбаясь хлопает по плечу.

— Дай бог, чтобы до этого не дошло, Андрей. Там внизу, в люке у дороги, засел Сослан. Он опытный гранатометчик и у него нормальное оружие. РПГ-7, не чета этим пукалкам. Надеюсь, он сможет подбить танк.

— А защита, там же динамическая защита, я слышал…

— У него есть «карандаши», — ободряюще скалится Руслан. — Специальные гранаты с двойным зарядом. Ты не волнуйся, Сослан справится, он много вашей техники сжег в Чечне!

Меня будто кувалдой ударяют по голове. «В Чечне… — тупо отдаются слова Руслана в мозгу. — В Чечне… Много вашей техники сжег… Техники вашей… Вашей…» И снова набатом одно и то же слово, раз за разом: «В Чечне… В Чечне…».

— А ты? — разом осипшим, каким-то чужим голосом спрашиваю я.

Слова не даются, падают изо рта тяжелыми каменными глыбами, все встает на свои места, и спокойная уверенность Руслана перед боем, и сноровка при выборе позиций, и сразу бросившаяся мне в глаза серьезная подготовка…

— Что я? — удивленно оборачивается ко мне он.

— Ты… — стараюсь говорить четко и как можно членораздельно, тщательно выговаривая каждый звук. — Ты… тоже… там… воевать… научился?… В Чечне?

— Вон ты о чем? — он на секунду замирает, пристально в меня вглядывается, потом смущенно и даже вроде бы виновато опускает глаза. — Прости, я не подумал…

Я молча смотрю на него, и он вновь вскидывает голову, на этот раз уже с вызовом.

— Чеченцы пришли к нам на помощь во время первой войны, когда вы, русские отказались от нас. От нас все отвернулись, все бросили… А они помогли… Как я должен был поступить потом, когда им самим нужна была помощь? Как, скажи?

Теперь опускать глаза приходится мне. Да, я очень хорошо его сейчас понимаю, слишком хорошо… Я помню ту, первую войну, помню, как это было…

Тяжелая рука ложится мне на плечо.

— Эта война в Чечне, она была неправильная, понимаешь. Не такая, как сейчас. Она была никому не нужна. Ее затеяли ублюдки, чтобы нахапать денег. А у обычных людей просто не было выбора… Ведь ни ты, ни я, ни чеченцы, никогда не хотели стрелять друг в друга, нас всех тогда просто подставили… А сейчас все по-другому… Совсем по-другому… И теперь мы с тобой в одном окопе, русский, ведь правда?

— Правда, — еле выталкиваю я из пересохшего горла.

— Я рад этому, — серьезно глянув мне в глаза говорит он, еще раз хлопает по плечу и исчезает в конце темного пыльного коридора.

Я остаюсь один, наедине с роящимися внутри, разрывающими мозг и сердце на части противоречивыми чувствами и мыслями. Я уже ничего не знаю, ни в чем не уверен, и ничего не могу понять… Надо же, оказывается этот смертный бой мне придется принимать плечом к плечу с теми, кто совсем недавно стрелял по русским солдатам в Чечне… С теми, кто если разобраться, были моими врагами… Или не были? Но они воевали против моей страны… или не против страны? А против кого? Против федералов? Кто это такие, федералы? Что за бездушное расплывчатое понятие? Какой они нации? За что сражаются? Тьфу, я полностью запутался. Одно лишь я осознавал точно, был уверен в этом на сто процентов. Кем бы ни были в прошлом эти люди, что бы ни делали, сегодня я буду с ними до конца. Упрусь здесь насмерть и буду драться. Рядом с Сосланом, что жег наши танки в Грозном, рядом с Русланом, уже понятно где изучавшим тактику уличного боя, рядом с заносчивым мальчишкой Артуром и седым мудрым Асланом… Мы все будем драться, а значит, они не пройдут. Плевать на все остальное, но здесь и сейчас они не пройдут!

Я оглянулся в надежде увидеть своих новых товарищей, но, увы, короткий закуток кухонного коридора выгибался дальше вполне приличным углом, за которым ни Руслана, ни Артура видно не было. Зато в кухонное окно я вдруг увидел того самого Сослана, записного гранатометчика с солидным боевым опытом. Он выбрал себе позицию, как раз в моем секторе, только не в доме, а прямо на улице в заваленном горой щебня канализационном колодце. Сейчас ополченец сидел на его краю, свесив ноги вниз в черную темноту и неспешно заряжал в гранатомет какой-то необычной формы выстрел. С армейских времен я привык к конусовидной форме гранаты для РПГ и теперь с удивлением рассматривал двугорбый набалдашник нового для меня чуда техники. Наверное, это и был тот самый пресловутый «карандаш» о котором толковал мне Руслан. Смотрелся выстрел, надо сказать, как-то совсем несерьезно. Раньше граната была внешне куда объемнее, увесистее, значительнее, что ли… Не то что этот обрубок… Зато сам гранатометчик выглядел хоть куда, вот прямо бери и снимай с него сейчас учебный фильм для новобранцев. Движения скупые и точные, выверенные до миллиметра, сразу чувствуется, что подобную работу он уже проделывал тысячи раз. Лицо спокойное, отрешенное… Ну ни дать, ни взять, мастер-токарь подходящий в очередной раз к станку, чтобы выточить невероятно сложную деталь. Эх, мне бы хоть половину его спокойствия…

Чего не хватало, того не хватало… Оно и неудивительно первый бой все-таки, и не начавшийся сдурма в горячке с неожиданного обстрела, или вражеского налета, а вот такой, с предварительным ожиданием, когда есть время детально продумать все предстоящее, успеть сто раз пожалеть, что вообще во все это ввязался, да оплакать заранее себя грешного. Ведь убьют, дурака, как пить дать убьют… От этой мысли внутри раскатилась противная обморочная слабость… Действительно, ну куда я влез? Что может сделать десяток человек со старыми «калашами» против танка при поддержке обученной, до зубов вооруженной пехоты? Может плюнуть на все и сбежать? А? Ведь даже не узнает никто. Некому рассказывать будет… Эти осетины считай все уже трупы… Просто еще ходят, разговаривают, надеются на что-то, а на самом деле всё, все давно уже мертвые, с тех самых пор, как Аслан отдал самоубийственный приказ закрепляться.

Донесшиеся издалека частые хлопки, чередующиеся долгими периодами затишья, заставили меня выкинуть из головы все лишнее и изготовиться. Так, еще раз проверить, есть ли патрон в патроннике, предохранитель на одиночный огонь, прицельную планку на «П», дистанции тут считай нет, все практически в упор… Вроде бы все в порядке, готов… Краем глаза успеваю засечь, как юркой ящерицей нырнул в свой люк Сослан, удивляюсь его поспешности, и тут до меня долетает лязг танковых гусениц. Мощно завывает движок, может быть, мне это только кажется, но подо мной ощутимо вздрагивает пол, трясется мелкой дрожью, будто от страха перед надвигающимся на нас механическим чудовищем. Я тоже дрожу ему в такт, изо всех сил вжимаясь в узкий простенок, единственное мое укрытие, вглядываюсь в кусок улицы который могу видеть в кухонное окно. Вглядываюсь так пристально, что перед глазами начинают плясать яркие разноцветные мушки, а предметы теряют свои очертания, плывут, двоятся… Вой и лязг уже практически нестерпимы они давят, заглушают все остальные звуки, но танка пока не видно. Я уже не могу терпеть, мне просто необходимо, чтобы он появился, чтобы я увидел его, иначе просто сойду с ума от этого накатывающегося с улицы бездушного грохота. Ну где же ты? Ну?

Однако раньше чем танк в поле моего зрения появляются грузинские солдаты. Чем-то они неуловимо напоминают мне фашистов, как их показывали в фильмах про сорок первый. Чистый с иголочки камуфляж, удобные импортные каски с пластиковой нашлепкой на подбородке, расслабленно висящее на груди оружие, на лицах уверенные улыбки. Да почему бы им и не улыбаться, кто может оказать им достойное сопротивление, кому здесь с ними тягаться? Ободранным разномастно вооруженным ополченцам? Полноте, не смешите! Грузины движутся по обеим сторонам улицы небольшими группками, почему-то уже по самой их походке видно, что никакого сопротивления они не ждут. Те что идут по краям тротуара, вдоль самих домов, небрежно кидают время от времени в подвальные окна гранаты. Они даже не ждут результатов разрывов, сразу топают дальше. Гранаты рвутся потом, уже у них за спиной, вынося из окон наружу облака удушливой белесой пыли.

Почему-то мной вдруг овладевает слепая, нерациональная злость. Они что, думают здесь нет никого? Они что, уже посчитали себя здесь хозяевами? А вот я вам сейчас покажу, как в полный рост шарахаться по улицам чужого города! Рывком вскинув к плечу автомат, я ловлю на мушку высокого, на голову выше остальных, грузина, топающего по противоположной стороне улицы. Я вижу его совершенно отчетливо, легко могу различить черты лица, и легкую синеватую небритость щек. Все, мушка замерла идеально ровно в прорези прицельной планки, никакие поправки на таком расстоянии не нужны, теперь плавно надавить на спуск, и вырвавшаяся из канала ствола пуля понесется к цели, опережая звук выстрела. Выстрел грузины услышат уже после того, как пуля войдет высокому точно в грудь, разрывая мышцы и дырявя легкие, останавливая биение сердца…