Владимир Бешанов - Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде Страница 51

Сформированный генералом Гусевым передовой отряд, состоявший из 80-й кавдивизии и 1100-го стрелкового полка с двумя ротами танков, 26 февраля прорвался за насыпь, но главным силам, попавшим под сильнейшие атаки с воздуха и понесшим большие потери в конском составе, этого сделать не удалось. На следующее утро противник закрыл брешь и восстановил прорванный участок обороны у Красной Горки. Десять суток группа Сланова сражалась в окружении, не получая боеприпасов, продовольствия, не имея связи. В ночь с 8 на 9 марта, уничтожив всю боевую технику и тяжелое вооружение, полковник с боем вывел остатки отряда (из состава 1100-го полка прорвалось 18 человек) обратно и немедленно был снят с должности за самовольный отход, «вялые и нерешительные действия». Все дальнейшие атаки в сторону Любани отбивались противником. 8 марта в журнале боевых действий 18-й армии сообщается о 1093 пленных и 1556 убитых русских под Красной Горкой. Вскоре после этого 13-й кавалерийский корпус вывели в тыл.

Столь же неудачной оказалась и Померанская операция, порученная 191-й стрелковой дивизии с целью выхода на Московскую железную дорогу в 5 км к юго-востоку от Любани. Дивизии предписывалось без артиллерии и обозов совершить скрытный марш через лесные массивы, ночной атакой захватить станцию Померанье и, организовав круговую оборону, держаться до подхода помощи. Комдив полковник А.И. Старунин пытался доказать командующему оперативной группой генералу П.Ф. Привалову невозможность проводить операцию без единого орудия, имея в ротах по 30–50 стрелков, с запасом продовольствия по 5 сухарей на бойца, боеприпасов — по 5–7 патронов на винтовку и по одному диску на автоматы и пулеметы. На Привалова эти доводы не подействовали. По свидетельству бывшего командира комендантской роты И.С. Осипова, «разговор закончил комиссар Алексеев примерно так: «Хорошо, мы пойдем, но за последствия и нашу гибель Родина спросит с вас».

В ночь на 21 февраля полкам удалось просочиться через немецкие позиции. Однако под Помераньем при выходе из леса колонна 191-й стрелковой дивизии была обнаружена авиаразведкой противника, затем подверглась внезапному артиллерийскому налету, в результате которого была разбита единственная рация и погиб единственный радист, довершили дело немецкие пулеметы. Деморализованные полки укрылись в лесу, дороги назад уже не было. «Неудачи, понесенные потери, голод и холод сильно подорвали моральный дух не только бойцов, но и командиров, — вспоминает И.С. Осипов. — Бесконечное, бесцельное блуждание по лесам окончательно измотало физические и моральные силы людей. Мы потеряли боеспособность».

После того как закончились боеприпасы и продовольствие, а связь ни с кем из своих так и не удалось установить, полковник Старунин решил свернуть «операцию» и приказал командирам полков разбить подразделения на мелкие группы и выходить из окружения. Вырваться удалось только одному полку и комендантской роте. Судьба штаба дивизии неизвестна. Новый штаб набирал новый комдив, уже знакомый нам бригадир-полковник Коркин. В феврале Волховский фронт потерял еще 53 тысячи человек убитыми и ранеными, Ленинградский — 51 тысячу, Северо-Западный в боях за Демянск и Старую Руссу — 50 тысяч. Убыль личного состава в группе армий «Север» составила 38,5 тысячи солдат и офицеров.

Таким образом, в начале марта 1942 года части 2-й ударной армии продвинулись на 75 км к западу, достигнув железнодорожной станции Рогавка, и на 40 км к северу, не дойдя 6 км до Любани. Фронт армии растянулся на 200 км. Приказ наступать все дальше и дальше, невзирая на фланги, привел к образованию Любанской «бутыли» — территории площадью в 3 тысячи квадратных километров с узкой горловиной в месте прорыва. Этот четырехкилометровый коридор от деревни Мясной Бор до деревни Кречно, который немцы все время пытались перерезать, а мы силами 52-й и 59-й армий расширить, был единственной коммуникацией, обеспечивающей снабжение наступавших частей. 1 марта противник начал переброску сил к основанию горловины прорыва. Это снова не были дивизии из Дании и «самой Греции». Фон Кюхлер снимал войска из-под Ленинграда: оставив позиции в районе Урицка, к югу от места советского прорыва сосредоточивалась 58-я пехотная дивизии генерала Фридриха Альтрихтера, на северном фланге — полицейская дивизия СС генерала Вюнненберга, снятая с пулковского направления. На состоявшемся

2 марта в Ставке Гитлера совещании фон Кюхлер доложил план уничтожения советских войск. После совещания генерал Гальдер записал в дневнике: «Решение: переход в наступление на Волхове… Фюрер требует за несколько дней до начала наступления провести авиационную подготовку (бомбардировка складов и войск в лесах бомбами сверхтяжелого калибра). Завершив прорыв на Волхове, не следует тратить силы на то, чтобы уничтожить противника. Если мы сбросим его в болота, это обречет его на смерть».

54-я армия всю зиму штурмовала Погостье. Для нового наступления прибыли новые дивизии и маршевое пополнение, создана ударная группировка из двенадцати расчетных дивизий и 200 танков. Ставка усилила армию 4-м гвардейским стрелковым корпусом, в состав которого входили 1 стрелковая дивизия, 4 стрелковые и 1 танковая бригада,

3 лыжных батальона и дивизион реактивной артиллерии. Задача оставалась прежней: наступать в общем направлении на Любань. Операция началась 28 февраля. Советские соединения, не считаясь с потерями, шаг за шагом, неимоверно медленно, но все же начали прогрызать немецкую оборону навстречу 2-й ударной армии. Сражение здесь развернулось жесточайшее. Наконец удалось взять Погостье и продвинуться на 12–15 км за линию железной дороги.

«Бои за станцию Погостье продолжались несколько месяцев, — вспоминает бывший солдат 311-й пехотной дивизии H.H. Никулин — Утром дивизии шли на штурм железнодорожной линии, сильно укрепленной немцами, и падали, сраженные пулеметными очередями. Вечером подходило пополнение. Наутро они снова шли в атаку и вновь падали, скошенные немецкими пулеметами. Так продолжалось день за днем. Сильные снегопады покрывали поле сражения. Когда весною снег стаял, обнаружились штабеля убитых. У самой земли лежали солдаты в летнем обмундировании, в гимнастерках и ботинках. На них громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках — клешах. Выше — сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе — феврале 1942 года. Еще выше — «политбойцы» в ватниках и тряпичных шапках, выданных в блокадном Ленинграде. На них — тела в шинелях и маскхалатах, с касками на головах и без них. Здесь смешались погибшие многих дивизий…

Много убитых я видел до этого и потом, но зрелище Погостья весной 1942 года было единственным в своем роде! Как символ жестокой борьбы возвышался над заснеженным полем моряк из морской пехоты, сраженный в момент броска гранаты. Он так и замерз в напряженной позе. Медные пуговицы на черном бушлате сверкали в лучах солнца. Был тут и пехотинец, который, уже раненным, стал перевязывать ногу и застыл, сраженный новой пулей. Бинт в его руках всю зиму трепетал на ветру… Это жуткое зрелище навсегда запечатлелось в моей памяти. В подсознании еще крепче: я приобрел неизменный, повторяющийся постоянно, сон — груда мертвых тел у железной дороги…

Погостье все же взяли. Сперва станцию, потом деревню, вернее места, где все это когда-то было. Пришла дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых, скуластых. «Эх, мать твою! Была не была!» — полезли они на немецкие дзоты, выкурили фрицев, все повзрывали и продвинулись метров на пятьсот. Как раз это и было нужно. По их телам в прорыв бросили стрелковый корпус, и армия двинулась вперед. И вновь на пути ее встали немецкие подкрепления. А Ставка гнала все новые дивизии в заранее обреченные на неудачу атаки. Выполнялась директива Великого Вождя Всех Народов и Мудрого Полководца, предписывавшая нанести поражение Германии в 1942 году».

Тактика, вполне достойная именоваться «трехрядкой Федюнинского», куда там баталисту Верещагину, с его «Апофеозом войны».

К середине марта 54-й армии удалось продвинуться еще на 15 км, как скромно отметил командарм, — «ценой больших усилий». В Журнале боевых действий армии приводится состав 11-й стрелковой дивизии на 13 марта: курсы младшего комсостава — 54, заградительный отряд — 51, минометный дивизион — 25, 320-й стрелковый полк — 57, 163-й полк — 112, 219-й полк — 27 человек. Итого, 326 «активных штыков», вместе с заградотрядом, который имел несколько другую специализацию, чем борьба с огневыми точками врага. Однако советским генералам казалось, что долгожданный прорыв уже состоялся. Именно в этот день Хозин, находившийся в штабе Федюнинского, обсуждал планы дальнейших действий со Ждановым и Кузнецовым, которые требовали скорейшего «заворота на Тосно», и уверенно обещал снять блокаду Ленинграда до наступления весенней распутицы: