Илья Маркин - Курский перевал Страница 52

Он отчаянно махнул рукой и сурово сузил серые с голубинкой настойчивые глаза.

— Все! Еду в Военный Совет фронта. Буду требовать отмены контрнаступления.

С каждой минутой ожесточение борьбы нарастало. Ватутин, беспрерывно получая доклады о положении на фронте, чувствовал это каждым своим нервом.

К шестнадцати часам поступили первые тревожные сведения. Танки противника двумя колоннами врезались в оборону дивизии Федотова и окружили полк Поветкина. Еще через несколько минут Чистяков доложил, что противник с трех сторон обложил село Черкасское и угрожает гарнизону полным окружением. Силы противника там так велики и создалось такое положение, что удерживать Черкасское больше нет смысла; самое целесообразное — вывести оттуда наши подразделения.

Посоветовавшись с Хрущевым, Ватутин разрешил оставить Черкасское.

Усложнилось положение и на Северном Донце. Более ста танков прорвали нашу оборону и начали развивать наступление в глубину. Пришлось ввести из резерва в бой 213-ю стрелковую дивизию и 27-ю танковую бригаду.

«Неужели Манштейн бросил в сражение все силы, ввел свои резервы? — раздумывал Ватутин. — Это даже очень хорошо. До вечера оборона выдержит, а утром ударим…»

— Товарищ командующий, генерал Катуков и полковник Бочаров, — доложил адъютант.

— Пожалуйста, пожалуйста.

Катуков вошел внешне спокойно, но с первого взгляда на его лицо Ватутин понял, что известный своей выдержкой прославленный танкист необычно возбужден и, кажется, даже чем-то возмущен.

— Что, Михаил Ефимович, с добрыми вестями или… — встал ему навстречу Ватутин.

— Товарищ командующий, — нервно заговорил Катуков. — Контрнаступление — это же встречные бои. Мы — на них, они — на нас!

Увидев вошедшего Хрущева, Катуков смолк на мгновение и с еще большей горячностью продолжал:

— Понимаете: удар лоб в лоб! Чей лоб крепче, тому и верх. Но сейчас-то, сейчас, в данный момент, танков-то у них больше. Да и танки тяжелые, дальнобойные, мощные «тигры», «пантеры», «фердинанды».

— Это давно известно, — сурово прервал его Ватутин.

— И даже очень хорошо известно, — нисколько не смутился Катуков. — Вот поэтому я и приехал доложить вам, что сейчас бросать танковую армию в контрнаступление нецелесообразно.

— Вам, кажется, танковый характер изменяет? — усмехнулся Ватутин.

— Я до сырой могилы танкист, — хмуро пробормотал Катуков и продолжал с прежним жаром: — Ни один стоящий танкист оборону не любит, но и очертя голову лезть напролом не честь для танкиста. Да понимаете, товарищ командующий, Никита Сергеевич, — сбавил он тон, — они же прямым выстрелом с двух километров броню пронизывают. Вот полчаса назад мы с Бочаровым своими глазами видели, как за полминуты они весь мой передовой дозор спалили. За полтора километра несколькими снарядами! Так зачем, зачем нам подставлять лоб? Усильте меня артиллерией и минометами, поддержите авиацией, я зарою танки в землю и огнем с места в пух расчешу их.

— В пух? — рассмеялся Хрущев.

— И пуха не оставлю, все в землю вколочу!

— Это верно, — задумчиво проговорил Хрущев, — с «тиграми» и «пантерами» бороться выгоднее на ближних дистанциях.

— Вот именно, Никита Сергеевич, — подхватил Катуков, — закопаться, замаскироваться, подпустить вплотную и огнем в упор!.. Да каждый закопанный в землю танк угробит по меньшей мере два-три танка. А лезть на рожон, подставлять свой лоб…

— Подождите, Михаил Ефимович, не горячитесь, — остановил его Ватутин, — успеете танки за ночь в землю врыть?

— Всех до последнего часового брошу на рытье котлованов.

— А без поддержки пехоты, своими силами удержитесь? — спросил Хрущев.

— У меня достаточно мотострелков, точнее — мотоавтоматчиков. Но не плохо, если впереди будет хотя бы жиденькое прикрытие пехоты.

— Видите, Никита Сергеевич, — насмешливо сказал Ватутин, — то он один обещался из танков фуфайки делать, а то давай ему пехотное прикрытие.

— А, не надо прикрытия, — с досадой махнул рукой Катуков. — Мои орлы и одни справятся.

С первых же слов Катукова Ватутин понял и причину его горячности и смысл его предложения. Но решение на контрнаступление было уже принято, и директива о его подготовке ушла в войска. Теперь эту директиву нужно отменять. Сама мысль об этом была тяжела для Ватутина. Всю свою немалую военную жизнь он учился сам и учил других: принял решение, отдал приказ — добейся выполнения, что бы ни случилось. Что же делать теперь? Катуков, несомненно, прав, но только в одном — в дальнобойности немецких танков. Массированный удар противника сорван, планы его нарушены, войска морально подавлены. Будет ли еще такой момент?

— Огнем из засад, из зарытых в землю танков разбить противника, а потом решительным ударом — добить, — все так же задумчиво сказал Хрущев. — Меньше крови, меньше жертв и больше успеха.

Услышав Хрущева, Ватутин мгновенно представил, как танки Катукова встречаются с «тиграми» и, еще далеко не доходя до них, останавливаются, вспыхивают, окутываются дымом. От этого представления нервная дрожь пробежала по всему его телу.

— Что же, Никита Сергеевич, — медленно проговорил Ватутин, — я думаю, согласимся с Михаилом Ефимовичем. Но учтите, — увидев утвердительный кивок Катукова, строго продолжал он, — теперь вы отвечаете за главное направление. И спрос будет только с вас.

— И самое главное, Михаил Ефимович, — заговорил Хрущев, — работа с людьми. Ближайшие сутки, двое, трое, от силы неделя решают все. Либо пан… Либо немцы в Курске. Они поставили на карту все! Это для них вопрос жизни или смерти. Сделаем так, чтобы вопрос был решен для них только в пользу смерти. Пусть они свернут себе шею, а мы пойдем вперед. Нас Украина ждет, Днепр! А там и граница… Все это людям объяснить нужно честно, прямо. Не морочить головы сказками о слабеньком, разложившемся противнике. Он показал сегодня, какой он слабенький… И еще. Это обеспечение войск. Все нужно проверить. В такие моменты, как сейчас, мелочей не бывает. Остался один какой-то дивизион без снарядов — целый корпус пострадать может.

— Сделаем, все сделаем. Ничего не упустим! — с жаром заверил Катуков и, торопливо попрощавшись, вместе с Бочаровым вышел из землянки.

— Николай Федорович, — проводив Катукова, сказал Хрущев. — В дивизии Федотова один полк окружен. Поветкин — надежный командир, я его знаю, сумеет и в окружении удержаться. Но сейчас, при сложившейся обстановке, стоит ли драться в окружении?

— Нужно вывести. Как стемнеет, пусть прорывается. Поможем ему огнем артиллерии и встречным ударом танков.

VIII

По всему кольцу окружения полка противник наступление прекратил. Лишь изредка его артиллерия и минометы били то в одно, то в другое место. Осмотрев весь теперь проходящий замкнутым кругом фронт, Поветкин понял, что затишье это обманчиво и скоро начнется самое трудное. В лощине, скаты которой удерживала совсем ослабевшая вторая рота, скопилось штук десять фашистских танков. Поветкин хотел было на помощь второй роте перебросить хоть тропку своих танков. Но и перед грядой холма, который, растянувшись в ниточку, прикрывала танковая рота, противник готовился к атаке. Единственное, что оставалось сделать, — это повернуть часть гаубиц и огнем помочь стрелкам, хотя и гаубицы были уже скованы развернувшимися от шоссе немецкими танками.

Лихорадочно ища выход, Поветкин перебросил на позиции второй роты свой последний резерв — четыре противотанковых ружья и, вновь осматривая весь фронт, приготовился к самому худшему.

— Вас… генерал… — удивительно веселым, почти торжествующим голосом проговорил радист, подавая Поветкину наушники и микрофон.

— Держитесь спокойно, — раздался в наушниках невозмутимый голос генерала Федотова. — Вам на помощь высылаем авиацию. Обозначьте передний край ракетами, покажите самые важные цели. Штурмовики уже вылетели. Ждите, ждите, скоро подойдут. Как поняли? Прием.

— Вас понял, вас понял, — совсем не слыша своего голоса, прокричал Поветкин, — жду штурмовиков… Обозначаю передний край… Указываю цели… Жду штурмовиков… Только скорее…

Как хрупкую ценность, передав радисту наушники и микрофон, Поветкин выскочил из блиндажа и приказал сидевшим в нишах связным из подразделений:

— Передай всем: нам на помощь идут штурмовики. Командирам подразделений обозначить ракетами свой передний край и показать, где фашистские танки.

Вновь нырнув в свой блиндаж, он выхватил трубку из рук телефониста и взволнованным, радостным голосом заговорил:

— Слушайте все, слушайте все! К нам на помощь идут штурмовики. К нам на помощь идут штурмовики. Обозначить свой передний край ракетами…

Гулкий сотрясающий удар выбил из рук Поветкина телефонную трубку.