Абрам Вольф - В чужой стране Страница 53

— Да, меньше нельзя, — ответил Силиве, вглядываясь в схему, набросанную Трефиловым. — Взрывчатку я сам буду закладывать. Помощников подобрал…

— Отлично, Силиве. — Шукшин придвинул к себе исчерченный лист бумаги, раздумывая, постучал пальцем по столу. — Башню надо оцепить постами. Если неожиданно налетят немцы, — посты откроют огонь, обеспечат выполнение задачи и отход.

— Посты надо ставить вот здесь, здесь и вот тут, — проговорил Трефилов, делая карандашом пометки на схеме. — Часового снимут Базунов и Белинский.

— Так, правильно, — согласился Шукшин. — Вторая группа взрывает мост и линию. Сделает это Марченко…

— С группой Марченко пойду я, — сказал Маринов, полулежавший на нарах. — Больно народ у него отчаянный!..

— Я так и намечал, Григорий Федорович. — Шукшин повернул голову к Маринову. — Учти, местность у моста открытая, охрану выдвигай подальше. Дрезины с солдатами курсируют…

— За станцией есть роща, так, Трефилов? — спросил Маринов, поднимаясь.

— Есть. И недалеко от полотна.

— Превосходно. Мы к самой роще дозор вышлем. Дмитрий Тельных пойдет со своей четверкой…

— Дмитрий? Этот парень живет у деревни Ватерлос? — спросил Силиве.

— Да, этот. Он политработник, политрук…

— Знаю, — Силиве кивнул головой, — это смелый партизан!

— Основное — выдвинуться к объектам незаметно и действовать быстро, — заключил Шукшин.

Партизаны подошли к станции ровно в два часа ночи. Трефилов подал сигнал, и группа Марченко стала выдвигаться по мосту. Ночь была светлой, Трефилов, стоя в придорожном кустарнике, хорошо различал черные фигурки, перебегавшие от строения к строению. Выждав минут десять, Трефилов тронул за плечо Силиве и негромко свистнул. Партизаны, один за другим перебежав дорогу, скрылись в небольшом саду, недалеко от башни.

От станции, медленно набирая скорость, отходил товарный поезд. Паровоз тяжело пыхтел, заволакивая вагоны густым белым паром. По пустынному, слабо освещенному перрону проходили двое в черных шинелях с какими-то ящиками в руках, должно быть, железнодорожники. Около длинного каменного склада взад и вперед прохаживался часовой. Выждав, когда пройдут двое, Базунов и Белинский бесшумно перелезли через изгородь и устремились к складу. Часовой, дойдя до угла, пошел обратно, вдоль склада. Партизаны, проскочив открытый участок дороги, припали к стене, выдвинулись к углу — впереди Белинский, за ним — Базунов. Через две-три минуты часовой повернул обратно. Белинский, вслушиваясь в его гулкие, размеренные шаги, все плотнее прижимался к стене. Шаги ближе, громче… «Дойдет он до угла или нет? Только бы дошел…» Выждав две-три секунды, Белинский подался всем корпусом вперед, схватился рукою за угол. И в этот миг увидел часового — он был в двух шагах от него. Они встретились взглядами. Солдат, оторопев, промедлил какую-то долю секунды. И это решило все. Белинский прыгнул на него, навалился всем телом.

Партизаны вошли во внутрь водонапорной башни. Пока Трефилов, Новоженов и Тюрморезов изолировали дежурных, Силиве со своими помощниками закладывал в стену взрывчатку. Бельгийцы работали молча и с поразительной быстротой.

Когда Силиве закончил, Трефилов взглянул на часы: двадцать минут третьего… В их распоряжении еще целых пятнадцать минут.

Подождав, когда партизаны достигнут сада, Силиве зажег шнуры.

Едва они выбежали в поле, за которым начинались лесные посадки, как позади ахнул взрыв и небо осветилось багряной вспышкой. И сразу один за другим ударило еще несколько взрывов.

Поезда не ходили неделю. Из Антверпена в Мазайк перебросили еще один батальон пехоты. Его готовили к отправке на фронт, а пришлось поставить на охрану дороги…

Прощай, друг…

Шукшин лежал на топчане, дремал. Начальник штаба Воронков и его помощник Боборыкин сидели за столом, вполголоса переговаривались — они сочиняли листовку, которую надо было разослать по шахтам.

Из второго отряда вернулся Дядькин. Он проделал на велосипеде больше двадцати километров, но на его скуластом, энергичном лице не было и тени усталости, глаза возбужденно поблескивали. Ставя на пол объемистый чемодан, весело сказал:

— Гостинцы от Иванова! — Дядькин сел на топчан, отер тыльной стороной ладони мокрый лоб и достал из кармана горсть сигар. — Угощайтесь, други. Сигары добрые, голландские…

Боборыкин раскрыл чемодан и изумленно воскликнул:

— Вот это да! Масло, ветчина, сыр, шоколад… Где это они раздобыли? — Он приподнял голову, вопросительно посмотрел на Дядькина.

— Две машины возле Эсселя перехватили. Из Голландии шли…

— Что это Иванова туда занесло? — спросил Шукшин.

— Группой к Нерпельту ходили. Пост воздушного наблюдения уничтожили. Ну, а машины попутно… Воронков, надо отметить боевую инициативу второго отряда. Пиши приказ! Смело работают! Борзову, Лобанову, Морозову благодарность… — Дядькин закашлялся, сердито швырнул сигару. — Ну и дрянь!.. А Литвиненко наградить часами. И горазд же на выдумки этот Литвиненко! — Дядькин усмехнулся. — Отчаянная башка!

— Что он опять сообразил? — спросил Воронков, отодвигая исписанные листки и устало потягиваясь.

— Машины шли с охраной, а у ребят ни одной гранаты. Как возьмешь? Тут Литвиненко и сообразил. Хоронись, говорит, хлопцы, в кусты, а я их сейчас остановлю. Глядите как щука на карася пойдет… Только машины выскочили из-за поворота — он велосипед бросил и — шасть в кусты… Немцы, конечно, остановили машины и за ним. Ну, тут их, в кустах, и расхлестали!..

— Продовольствия много взяли? — спросил Шукшин.

— Порядком. Я приказал распределить по отрядам. Может, поужинаем? Проголодался, как волк…

После ужина, который на этот раз был настоящим пиршеством, прибыл связной четвертого отряда Резенков. Он передал, что ночью в Нерутру приедут Силиве и руководитель айсденских коммунистов Вилли.

— Листовка готова? — спросил Шукшин Боборыкина, чинившего свой велосипед.

— Готова, Константин Дмитриевич! Написали так, что за самое сердце берет…

— Читай!

Боборыкин развернул листок и, заметно волнуясь, начал читать:

«Товарищ! Родина спрашивает тебя, своего сына: что ты сделал для своего народа и советского Отечества в час грозного испытания? Этот вопрос страшен для тех, кто работает на немцев, вольно или невольно помогает врагу. Что ты скажешь своей матери, своей жене, детям своим, когда вернешься после победы домой? Как посмотришь им в глаза?

Товарищ! Добытый тобой уголь помогает врагу сражаться против твоей Родины. Ломай технику, оборудование и беги в леса, к партизанам. Здесь ты получишь оружие для борьбы с извергами-фашистами, станешь в ряды бойцов Красной Армии…»

— Как, хорошо?

— По-моему, неплохо, — одобрительно проговорил Шукшин и тронул за плечо Резенкова. — Поедем, брат, время…

Дядькин пошел проводить Шукшина.

— Вы останетесь в четвертом отряде?

— Да, останусь. — Шукшин помолчал и проговорил со вздохом — Плохи мои дела, Афанасьич. Болею. Придется, видно, командовать тебе. Бери бригаду в свои руки! Потребуется мой совет — спрашивай. Главные вопросы будем решать вместе…

В доме Жефа, кроме Силиве и Вилли, Шукшин застал Маринова, Трефилова, Тюрморезова и трех незнакомых бельгийцев — комендантов соседних партизанских районов.

Вилли, только что вернувшийся из Льежа, где он встретился с одним из руководителей Коммунистической партии Бельгии, срочно собрал партизан, чтобы сообщить об обстановке на фронтах и передать директивы партии.

Небольшого роста, сухощавый, он неторопливо расхаживал около стола, за которым сидели партизаны, говорил негромким, жестковатым голосом:

— Обстановка во всем мире определяется борьбой на советско-германском фронте. Красная Армия выходит к границам Румынии и Польши… Немцы бросают на советско-германский фронт все силы. Снимают дивизии из Франции, Дании, Голландии. Перехвачено донесение главнокомандующего войсками Западного фронта Рундштедта… Он бьет тревогу. Побережье обнажено. Войска второразрядные, основу их составляют старики. Вооружение устаревшее. Попытки создать подвижные резервы не удаются — всю боеспособную живую силу и боевую технику поглощает Россия… Сейчас имеются условия для того, чтобы активизировать партизанскую борьбу. Надо поднимать народ, готовить Бельгию к восстанию. Наши министры, которые отсиживаются в Лондоне, говорят, что мы должны сидеть тут смирно, сложа руки. Господин Спаак заявил, что надо «с мужественным спокойствием» ждать открытия второго фронта…

— Дождешься его, второго фронта! — зло проговорил Маринов.

— Красная Армия вклинилась в глубину Европы. Теперь они откроют второй фронт! Надо готовить восстание…