Георгий Жуков - Один "МИГ" из тысячи Страница 53

—  Где учился?

—  В Ачинском аэроклубе и Ульяновской школе.

—  А потом?

—  Работал в летной школе Цнорис-Цхали инструктором.

—  Давно на войне?

—  С тридцатого ноября 1941 года.

Покрышкин внимательно поглядел на Голубева и потом вызвал следующего:

—  Цветков!

—  Я, — отозвался молоденький лейтенант с легким, полудетским пушком на подбородке.

—  Давно в армии?

—  С 1932 года.

— Ого!.. недоуменно улыбнулся Покрышкин. — С пеленок?

—  Воспитанник части, — пояснил лейтенант.

—  А на войне?

—  С двадцать второго июня 1941 года. Начал со Львова, и вот...

—  Так, — сказал Покрышкин, поставил карандашом птичку в записной книжечке и продолжал: — Сухов Константин Васильевич!

—  Здесь! — солидно ответил невысокий, смуглый юноша в солдатской гимнастерке с полевыми погонами без знаков различия.

—  Красноармеец? — удивленно поднял брови Покрышкин. — Как вы сюда попали?

Сухов начал объяснять. У него была длинная и сложная история. Еще мальчиком он, работая подручным в артели «Красный фотограф» в Новочеркасске, стал мечтать об авиации. Ему казалось неимоверно тоскливой и никому не нужной эта возня с полотняными декорациями, изображавшими лубочные дворцы, на фоне которых важный и надутый мастер усаживал людей, целясь в них широким глазом большой деревянной камеры, это бесконечное полоскание стеклянных пластинок в растворах, пахнущих кислятиной, и он считал себя самым большим неудачником на свете.

Как завидовал Сухов молоденьким курсантам в синих френчах с серебряной птицей на рукаве, которые снимались в фотографии, подбоченившись и положив руку на пустую кобуру!

Когда ему исполнилось семнадцать лет, он, набравшись смелости, пошел в горком комсомола и там рассказал о своей незадачливой судьбе. Комсомольцы отнеслись к нему участливо и выхлопотали путевку в авиационную школу первоначального обучения. Оттуда, уже во время войны, его послали в Ейское училище морской авиации. Но не успел он окончить учебу, как фашисты приблизились к Кавказу, и училище пришлось эвакуировать. Часть курсантов добровольно вступила в Советскую Армию. Их приняли в свою семью кубанские казаки, которыми командовал генерал Кириченко. Летчикам пришлось пересесть с самолетов на коней, и Сухов стал автоматчиком ударного штурмового отряда.

Вместе с казаками он провоевал несколько месяцев в самую трудную пору обороны Кавказа, а потом его отпустили доучиться. В запасном авиаполку Сухов в течение трех месяцев овладел «чайкой» и в марте 1943 года вступил в бой, так и не получив воинского звания.

—  Гм... — неуверенно промычал Покрышкин, выслушав эту историю. — Имейте в виду, что вы попали не в обычный полк, а в гвардию. Мы вас проверим, а потом решим, как с вами поступить...

Сухов негромко, но убежденно сказал:

—  Я именно об этом и прошу: проверьте меня!

Покрышкин промолчал, потом вызвал следующего:

—  Клубов Александр Федорович!

—  Я, — четко откликнулся подтянутый старший лейтенант лет двадцати пяти с орденами Красного Знамени и Отечественной войны.

На лице у него Покрышкин увидел хорошо знакомую летчикам отметину — подобие белой маски, охватывающей щеки, губы, кончик носа. Загар тронул лишь часть лица, не задетую давним ожогом, и потому казалось, будто этот бледнолицый летчик только что снял шлем и очки, разгорячившие кожу.

—  Сколько вылетов? — спросил Покрышкин.

—  Двести сорок, — отчеканил старший лейтенант, подняв на него глубоко сидящие под бровями зоркие глаза.

—  Результат?

—  Сто пятьдесят успешных штурмовок, четыре сбитых самолета.

—  Когда горел?

—  Второго ноября над Владикавказом.

—  Теперь здоров?

—  Хоть сегодня в бой!

Покрышкин поставил птичку в своей записной книжке и перешел к следующему летчику.

Так он поговорил со всеми. Беседа в общем удовлетворила его. Из этих молодых ребят можно было сделать хороших истребителей. Вот только один вызвал опасение у Покрышкина — щуплый, маленький, с цыплячьей грудью сержант Березкин. В 84-м полку он летал лишь на связном самолете «У-2» и в боях не участвовал. Летчики звали его Славиком. И Покрышкин едко сказал Крюкову, зачем-то взявшему Березкина в полк:

—  Придется, видно, нам, товарищ майор, открыть школу для несовершеннолетних...

Все эти дни Покрышкин много летал и дрался, сильно уставал, но занятия с молодыми летчиками вел регулярно. Начал он с того, что слетал с каждым по кругу и в зону пилотажа на двухместном учебнотренировочном истребителе. Потом попробовал их с собой в паре, приказывая выполнять роль то ведомого, то ведущего. В воздухе он показывал изобретенные им приемы воздушного боя, заставлял новичков четко повторять все свои эволюции. Лучше всего, конечно, дело шло у Клубова. Он управлял самолетом уверенно и сильно. Это понравилось Покрышкину, но он по своему обыкновению не высказал одобрения вслух и только отрезал:

—  Летать можешь. Скоро пойдешь со мной в бой ведомым...

Остался довольным Покрышкин и младшим лейтенантом Трофимовым, который до прихода в гвардейский полк провел семьдесят две штурмовки и тридцать два воздушных боя, сбил при этом один самолет в индивидуальном бою, девять — в групповых, а тринадцать сжег на аэродромах противника, за что был награжден орденом Красного Знамени.

Неплохо работали в воздухе лейтенант Цветков и старший сержант Голубев. Они в точности, не запаздывая ни на мгновение, повторяли все маневры Покрышкина, нисколько не отрываясь от него. Правда, Голубев был, пожалуй, излишне педантичен. Сказывалось, что он долго работал инструктором и привык строго выполнять все, что положено по инструкции, а в бою подчас многое приходится делать совсем не так, как в школе. Но Покрышкину нравились острота рефлексов и внимательность старшего сержанта, и он решил, что и из Голубева выйдет хороший ведомый.

А вот Березкин все-таки не нравился Покрышкину, хотя летал он очень старательно. Когда Покрышкин сел в заднюю кабину тренировочного истребителя, Славик повел самолет по всем правилам учебного полета — плавно, размеренно. Шарик уровня все время стоял в центре, скорость выдерживалась безукоризненно, взлет и посадка были мягкие. Казалось, не к чему придраться. Но Покрышкин резко сказал Березкину, когда тот приземлился:

— Слезайте! Вы что — кислое молоко возить собрались или воевать? Летаете как школьник, а не как истребитель! Поняли? Походите пока по аэродрому, присмотритесь, как другие летают, а потом посмотрим.

Березкин чуть не заплакал от обиды. Лежа в траве рядом с Суховым, он долго рассказывал ему, как еще в восьмом классе мечтал стать летчиком, как завидовал другу, поступившему в аэроклуб, как стал заниматься спортом, чтобы укрепить мускулы, как, наконец, добился, чтобы и его приняли в аэроклуб, как стал пилотом. Славик был счастлив, когда после долгих мытарств самостоятельно вылетел на скоростном истребителе, получил отличную оценку и попал в гвардейский полк. И вот теперь...

Сухов грубовато, по-мужски утешал Славика, доказывал ему, что еще не все потеряно. Ведь Покрышкин не говорил об откомандировании Березкина из полка. Значит, у него есть на Славика какие-то виды. Так? Значит, незачем падать духом, а надо налечь на учебу и отрешиться от этой дамской манеры плавного пилотирования. Ведь истребитель в самом деле должен управлять машиной по-мужски! Березкин охотно соглашался, но все-таки очень трудно было свыкнуться с мыслью, что вот завтра-послезавтра все ребята уйдут в бой, а он будет слоняться, как гимназист, с книжкой по аэродрому и глазеть на поднимающиеся в воздух самолеты.

Конечно, Покрышкин мог обойтись с Березкиным не так строго. Но у него была своя точка зрения на воспитание людей; он сам вырос и пробил себе дорогу без посторонней помощи и считал, что каждый человек должен идти вперед вот так же самостоятельно и что чем злей он будет, тем скорее добьется своего. Потому-то он так и обошелся с Березкиным. Зато теперь со стороны все время наблюдал за ним, чтобы вовремя подать ему руку помощи, если это потребуется.

Вводить в бой своих новых учеников Покрышкин не спешил. Он хотел всесторонне подготовить их к этому важному моменту в жизни летчика, и теперь, когда знал уже, как каждый из них ведет себя в воздухе, старался вооружить их знанием всех тех приемов, которые обычно приносили ему успех в бою.

Улетая на задание, он оставлял молодым пилотам свой уже порядком поистрепавшийся альбом и приказывал:

—  Разберите вот эти фигуры и подготовьте вопросы. Через час двадцать минут продолжим занятия...

И точно, через час двадцать минут красноносая машина с цифрой «100» на хвосте приземлялась у посадочного знака «Т». Гриша Чувашкин бежал ей навстречу, за ним спешили оружейники и мотористы.