Николай Краснов-младший - Незабываемое.1945 - 1956 Страница 54

Вечером нас выпустили и разрешили принять паек в кухне. На лицах всех комендантов, начальников, бригадиров, конвоиров и т. д. полная растерянность. Блуждают глаза. Лица бледны. Крепко сжимают оружие.

Ночь прошла спокойно, но на следующий день мы сразу же заметили, что не прошло и 24 часов со смерти Сталина — все кардинально переменилось.

За весь день работы — ни одного окрика. Бесследно исчезло — Подтянись! Не разговаривай! Ложись! Руки назад!

Москва боялась переворота, который, увы, не произошел. Народ не уловил момента, привыкший к гнету и плетке МВД, но в лагерях произошло то, что уже нельзя было изменить. Котел дал трещину. Пар был выпущен.

На сцену выплыла фигура Маленкова. Председателем Президиума СССР становится Клим Ворошилов. Ему народ до сих пор симпатизирует. Он себя не запачкал по линиям Чека, ГПУ, НКВД, МВД. Фигуры, вроде Булганина и Хрущева, несмотря на то, что они, конечно всем известны, потеряли свои политические очертания и стали более чем расплывчатыми. Одно — они были при «хозяине». Кто его знает, какое у них звериное рыло или змеиное жало откроется теперь!

Из Москвы, в которой тоже некоторое время царила растерянность, в Управление лагерей приходили самые противоречащие приказы. Одно было ясно — не перетягивать ни в одну сторону. Поддерживать статус кво с наименьшим отступлением с позиций чекисты напоминали нам улиток, осторожно высовывавших из своего домика свои рожки. Избиения, убийства прекратились, наручники исчезли «врагов народа» как будто бы не слышно.

В память «корифея», была объявлена амнистия уголовных преступников. Как бы наследство от «великого отца» его криминальным деткам.

По всему союзу поползли жуткие преступления, из поездов, в которых они возвращались на насиженные места, на ходу выбрасывались трупы изнасилованных женщин, ограбленных и убитых мужиков и даже пассажиров в хороших, партийного фасона, «шевиотовых» костюмах.

Каким диссонансом, по сравнению с этими неопровержимыми массовыми фактами, звучали слова генерального прокурора СССР, объяснявшего амнистию тем, что «у нас народ стал сознательным. Грубость, бандитизм и другие преступления, занесенные к нам войной, вызванные примером неприятеля, уменьшаются. Преступность в СССР резко падает. В скором времени мы станем примером всему миру».

Преступники, консервируемые годами в концлагерях, вылились на улицу, как кипучая волна помоев. Вопреки словам прокурора, бандитизм вырос на 50 процентов, и их опять арестовывали, судили и возвращали в лагеря. Как потом пришлось признаться, 75 % амнистированных попали обратно в злачные места.

Одновременно с этими двояко-острыми мерами «смягчения» и «свобод», вопрос «контры» остался висящим в воздухе. Никаких амнистий, никаких пересмотров дел. Вернулись строгости и закручивание гаек, которые и вызвали ряд восстаний, о которых я писал. Заключенные собрались с духом. Они чувствовали, что не сегодня — завтра вопрос экономики, стройки заставит колеблющихся послесталинских временщиков пойти навстречу и политзаключенным.

Арест Берии был вторым и самым тяжелым ударом по нашим тюремщикам. Им казалось, что великолепное, прекрасно организованное здание МВД дало трещину от верха до самого основания.

Конвоиры, в особенности в чинах повыше, сержанты, стали делаться новостями с заключенными. Шептали на ухо о том, как Берия замышлял захватить власть в свои руки и вернуть все к «сталинизму», как он хотел арестовать весь ЦК КПСС, как Жуков его предал, как Берия получил пулю в затылок.

В Москве велось следствие, но в него никто не верил. Берия был мертв. Проделывалась очередная комедия.

Принесли нам номер «Правды», в котором сообщалось о том, что пес Берия еще в 1918 году продался какой-то иностранной державе и помилуй Бог! До 1954 года предавал СССР. Берия дезорганизовал колхозную систему. Берия давал ложные сведения. Из-за Берии в стране недохват ширпотреба. Берия! Берия! Берия новый козел отпущения за все промахи, недочеты, порочные эксперименты коммунистической системы.

На следующий день, опять же от маленьких начальников, мы узнаем о речи Хрущева, о полной перетряске в МВД, о поставлении его под контроль обкомов, о роспуске МГБ.

Чекисты окончательно потеряли головы. С Москвы начиная, полетели люди, так или иначе связанные с именем Берии. Аресты. Дознания. Следствия. Возможно, по приказу из Центрального Управления Лагерей, а может быть, и просто по инерции, полетели с постов начальники Управлений лагерями, начальники лагерей, начальники колонн, управляющие работами, заводами и т. д. от велика до мала.

Сильное впечатление на всех заключенных произвела весть об аресте начальника Управления Озер-лага, полковника Евстинчеева, чекиста до мозга костей, опричника высокого ранга. Пришедшее к нам пополнение принесло подтверждение слуха об аресте начальника следственного отдела МГБ Абакумова. Люди, прошедшие через их не раз обагренные кровью руки, начинали как будто бы верить в обоснованность надежд на перемены.

Евстинчеева у нас ненавидели жуткой, непримиримой ненавистью. Сколько раз он, «снисходя» до нас, говорил: Для вас здесь я — бог, а медведь — ваш прокурор! Когда в лагерь доползли «параши», как у нас назывались непроверенные новости, о ликвидации этого чекиста, ликование едва сдерживалось. Наконец-то! — говорили люди — Бог правду видит!

На душе Евстинчеева лежали тысячи убийств. Он был главным организатором «ликвидации при помощи побега». Ни одно следствие убийства заключенных не кончалось каким-либо вердиктом против конвоиров-убийц. По его инициативе, трупы несчастных вносились в лагерь и выставлялись «на лобном месте» в виде примера. Заставляли лагерников дефилировать мимо мертвого друга для того, чтобы им было «не любо бежать». Трупы в ожидании закапывания лежали иной раз по 2–3 дня, иной раз целую неделю.

Ликвидации, по приказанию Евстинчеева, начинались в июне и кончались с первым снегом. Снег запечатлевал следы, и окружающие могли утвердить, бежал несчастный или нет. Однако, в случае крайней необходимости, «бежали» и зимой, и тогда конвоиры топтали ногами снег, бегали сами взад-вперед, чтобы уничтожить всякую возможность установить моменты побега.

Наступил период, когда, как в сказке об «Алисе в стране чудес», все перевернулось вверх ногами.

Лаг-начальство подхалимничало. Заводились разговоры с заключенными. Заискивания, вроде: Вот запомните? Я никогда никого не бил. На моих руках крови нет! Провались я на этом месте, если я кому-нибудь нагадил. Правда?

Исчезло обращение на «ты», вместо «мужиков», мы стали «ребятами». Начали запоминать наши фамилии, вместо номеров. Иной раз даже имена и отчества. В случае чего, и лагерники научились показывать зубы:

— Вы что, гражданин начальник? За Берию, что ли? Прошли те времена! Слышали, как бериевцев арестовывают и в лагеря загоняют?

— Да что вы, что вы, Петр Петрович! Конечно, прошли те времена, недоброй памяти! Гадко было сами знаем!

В спец-лагеря поступало все меньше пополнения. Наоборот, из них выкачивали людей и не загоняли на «белые пятна», а отправляли в центр матушки — Сибири, в губернский город Омск. С такой группой и я попал в этот большой город.

На нас все еще были пришиты номера, мы все еще «доходили» и были одеты в лохмотья, но постепенно наше существование улучшалось. Даже конвоиры стали к нам обращаться на «вы». Когда нас вели на работу, больше нас не садили в лужи, снег или пыль. Нас каждый день видели вольные жители Омска и всячески выказывали нам знаки внимания и сочувствия.

В начале 1954 года в Омск прибыл, по приказанию начальника ГУЛАГа, генерал-полковника Круглова, специальный представитель. Он плотно засел в Управлении Камыш-лага и стал проводить дознания, следствия по разным «сомнительным случаям» и контролировать обращение начальства с заключенными. По всем лагерям разлетелся как жар-птица, лозунг правительства «Партия контролирует МВД и служит народу, а не наоборот!»

Сколько в нас ни сидело скептицизма, все равно, все эти новости, вести и лозунги служили нам прекрасной почвой для известных требований и даже угроз. По поводу всех этих пертурбаций, между заключенными шли долгие разговоры. Искался повод к этой «новой линии человеколюбия и гуманности».

«Стреляные воробьи» не доверяли постоянности подобных «реформ». Время подошло, говорили они. Затянулись отношения с внешним миром. Смерть «всестороннего корифея» тоже подрезала «скаковой сустав» партии. Положение шаткое. Народ недоволен. В лагерях перетянули струну. Начатые стройки необходимо закончить. Необходимо снабдить народ ширпотребом и одновременно строить мощь государства в военном отношении.

Двадцать миллионов рабов, среди которых пусть будет только двадцать процентов не согнувшихся в бараний рог и восемьдесят процентов заячьих душонок, все равно, представляют собой страшную силу. Сильные потянут за собой слабых. За храбрыми пойдут и трусы. Лучше сделать один, два и больше шагов назад и затем сразу, без предупреждения, прыгнуть вперед.