Канта Ибрагимов - Прямой наводкой по ангелу Страница 54

Вроде, хоть и мельком, да видела она Гуту и воочию, и по телевизору, да только сейчас в упор — разъелся, чуть ли не обрюзг, а лицо обвислое, но холеное, ухоженное, и она как женщина понимает — где-то, наверняка в Москве, хорошие косметологи физиономию облагораживают. Да как лоск не наводи, морду не маскируй, а рожа — она и есть рожа, ее никак не переделать — зеркало души.

И вот эта страшная, толстая, почерневшая от алчности и злости искривленная рожа впилась в нее:

— Ну, говори, говори, — смрадом табака и чего-то еще несвежего дыхнул ее бывший супруг, — говори, сучка, кто моего брата украл?

— Не знаю, клянусь не знаю, — в страхе дрожала она.

— Как «не знаешь»? А сюда посмотри.

Он развернул перед ней испачканный, будто вывалянный в грязи листок:

— Читай!

Компьютерный набор: «за живого брата выкуп — пятьсот тысяч долларов». Роза сразу же подумала о Баге. А вот следующая приписка, уже сделанная от руки, корявым почерком: «и скрипку вернуть не забудь!» однозначно навела Гуту на саму Розу.

— Так кто? — голос Гуты стал довольно слащавым; он человек опытный, далеко не дурак, хоть и не образован, и по реакции Розы понял — попал в цель. — Может, твои братья?

— Нет, только не братья, — встрепенулась Роза.

— Тогда кто?

— Не знаю.

Этот вопрос и ответ повторились не раз и не два; и передних зубов у Розы уже давно нет, так и к вставным коронкам прижиться не дают. Бил он ее кулаками, потом до устали ногами пинал, а она все стонала, кровью отхаркивала и словно других слов не ведала, пищала, «не знаю», пока не умолкла вконец.

Едкий кашель и озноб привели ее в чувство. Роза лежала на земле, вдыхая какую-то пыль. Была спокойная, теплая, летняя ночь в пригороде Грозного. Где-то квакали лягушки, лаяла собака, запели первые петухи, тоскливое «чоп-чоп» издавал сыч, над ухом завис назойливый комар. Она тяжело встала, долго не могла понять, где очутилась? И лишь спустя какое-то время, придя маленько в себя, она вспомнила все по старой памяти. Покойный отец Гуты был человеком прижимистым, да хозяйственным, мастеровым. Это он по округе, то на свалке, либо там, где плохо лежало, таскал отовсюду металл — будь то арматура, лист, или просто болванка, и из этих кусков, а жили они туговато, он как смог сварил сарай, с виду ущербный, но очень прочный — в войну не прошибло. Раньше в этом сарае держали скот, овец, кур и всякий скарб. Теперь этого всего и в помине нет: сарай внешне шифером облицевали, внутри цемент, еще стройматериал, какое-то барахло — и она.

Осмотрелась Роза по всем сторонам сарая, благо щелей много, сориентировалась на местности, здесь жила. Кругом темнота, видимо, на ночь в пригороде свет отключили. Да двор Туаевых озарен — генератор рычит. Рядом с сараем соседский дом, и она знает, там старики живут, всю войну пережили.

— Помогите! Орц дала![23] — на обеих языках заорала она, даже называя имена стариков. Однако, кричать, как хотелось, не получилось. Оказывается снаружи был охранник. Он моментально заскочил в сарай; бить не стал, лишь пригрозил прикладом, вызвал какого-то Тугана по рации. Туган имя чеченское, редкое (ныне предпочитают заимствованные), и так зовут двоюродного брата Гуты, кстати, одноклассника Розы. И хотя Туган тоже Туаев, но они, по крайней мере, до сих пор резко отличались от семьи Гуты — к греховному не прикасались. «Так неужели это ее одноклассник, неужели и Туган стал таким?» — подумала Роза.

Да, это был ее одноклассник, правда, видимо, как и она, повзрослел; плешь на голове, седина в висках, брюшко отрастил.

— Туган, и ты здесь? — как можно хладнокровней спросила Роза.

— Я, — и что-то невнятное, пряча лицо пробормотал он.

— С Гуты-то спроса нет — подонок, а ты-то как собираешься здесь дальше жить? Думаешь, на вас управы нет, коль сегодня в корыто забрались — обожретесь, подавитесь.

— Заглохни! — с силой ткнул он ее в грудь, и следом, другим голосом, словно извиняясь. — Время такое, война; развела нас в разные стороны.

— Не война, а деньги совратили кое-кого.

— Ты замолчишь аль нет? — угрожающе замахнулся он кулаком, не ударил, что-то под нос промычав, наверное, отошел в сторонку, достал трубку.

— Первый. Первый, я восьмой.

Рация зашипела, щелчок, и до омерзения противный, для Розы отклик Гуты.

— Здесь наша дамочка пришла в себя, на всю округу визжать начала.

— Засунь ей кляп в пасть, и еще куда, чтоб не воняла, — заплетается голос Гуты, может быть пьян или спросонья.

— Сам ты вонючка, дрянь поганая! — крикнула Роза.

— Ха-ха-ха! — вальяжный смех в рации.

— Туган, вмажь ей хорошенько от меня, а я утром приеду, добавлю.

— Может, лучше ее в подвал? — беспокоится Туган.

— Не донимай меня по пустякам, — долгая пауза, затяжной вдох, наверное прикуривает, — кха-кха, ты, главное, следи за воротами и улицей. Они должны еще раз выйти на контакт. Запомни, там ты за все в ответе… А с этой сучкой поступай как надо, закинь в бункер и забудь на недельку. Ха-ха!

Поднатужившись, будто кашель его распирает, Туган что-то выдохнул хило в кулак; боязливо, как-то искоса глянул на Розу. Теперь, даже в полумраке она заметила, как не свойственна и противна ему самому своя участь. И почему-то именно в этот момент Роза вспомнила совсем юного Багу, его вечную бесшабашность, не сходящий с лица отчаянный оскал, и наверное, подражая ему, она язвительно выдала:

— Что, нелегко быть Туаевым? Хе-хе, а ты ведь знаешь, что по адату насильственная смерть одной женщины, кровная месть двух мужчин.

— И дорого ж ты себя оцениваешь, — в тон ей попытался ответить Туган.

— Ну если за брата Гуты требуют полмиллиона, то я, пожалуй, дороже вам обойдусь.

Скривил Туган лицо, так что в свете ламп совсем страшным стал. Из-под нахмуренных пышных бровей надолго уставился на нее, будто изучает:

— Гм, а в школе ты была тихоней, порядочной.

— Непорядочного, за собой и сейчас не ведаю, а тишь да блажь твой двоюродный братец кулаками да пинками вытравил, — что-то на нее нашло, что она совсем осмелела иль обнаглела, а точнее, ей стало все безразлично, и чуть ли не подбоченясь. — Раньше просили, умоляли замуж выйти, и не раз, а ныне словно я безродная — «сучка-вонючка», — во вам! — выставила она кукиш.

— Эх, — замахнулся Туган.

— Не знай я тебя с детства, вмазал бы всласть.

— Хе, а что этой вы со мной, с бабой связались?

Она еще в этом духе что-то хотела сказать, но Туган грубо дернул ее за локоть:

— Пошли… Слишком музыкальная стала, скрипками увлеклась.

— Упоминание о скрипке моментально сбило всю ее натужную спесь. С горечью вспомнив Мальчика и бабушку, она даже не заметила, как ее подвели к новым строениям, которые она еще не видела.

Долго подбирая ключи, Туган пыхтя еле открыл тяжелый люк, что закрывал вход в подземелье под навесом.

— Ступай, — подтолкнул он ее к мрачным ступенькам, откуда истощался застоялый дух бетона, пыли, войны.

Через много ступенек очутились в просторном помещении, оказались действительно в бункере. Гута готовился к войне, либо уже во время войны умудрился это построить. Тут многое предусмотрено, даже автономное электропитание, вот только дышать тяжело, и давит все, как в могиле.

— Туган, не оставляй меня здесь, — тихо взмолилась Роза.

— Не волнуйся, здесь все для жизни имеется, и вода и пища, и даже радио.

— Тугрик! — как в школе называли его, — не оставляй, — умоляюще жалобен ее голос. — Прости, время военное — выполняю приказ, — показно невозмутим одноклассник. — Заодно первой обживешь заведение.

Осознав, что от Туаевых пощады не ждать, она с ногами залезла на деревянные нары, скрючилась, обеими руками обхватив запавшую от боли голову, уткнулась в колени и, пуская обильные слезы, пискляво заскулила, даже не услышав, как ушел Туган. Сколько она так просидела, не знает; лишь когда стало совсем жутко, она подняла голову — заорала, был полный мрак.

В поисках выхода она куда-то бросилась, что-то опрокинула, ушиблась. В кромешной тьме, до потери голоса она истерично орала в ужасе, пока где-то не мелькнул свет, как озарение, пробежался луч фонарика, гулкое эхо шагов, словно великан спускается.

— Теперь скажешь, — для пущего страха Туган специально изменил и понизил свой голос, — кто напал на колонну и увел брата Гуты?

— Не знаю, не знаю, — сквозь плач сразу же ответила Роза. — Неужели ты думаешь, что я могла быть к этому причастной?

— Что ты не причастна — догадываюсь, — спускаясь по ступенькам, уже своим голосом говорил одноклассник, — но то, что ты знаешь, кто именно, — тоже нет сомнения.

Яркий луч пробежался по помещению, в упор ослепил ее глаза:

— Не скажешь кто, останешься здесь… может и навсегда.

Она ничего не ответила, вздрагивая от всхлипов, уклоняясь от света, прикрыла бедовую голову обеими руками.