Василий Смирнов - Саша Чекалин Страница 56

Она медленно покачала головой. Темный платок сполз с головы.

Лицо у нее раскраснелось.

— Я теперь ничего не боюсь, Шурик. Я видела, как наши умирают. Пленных на днях во рву расстреливали… Так они с песней… Ты что все озираешься?

— За тебя я беспокоюсь.

— Ну вот еще…

Наташа торопливо полезла в карман и протянула Саше маленький медный компас.

— Возьми, — смущаясь, сказала она, — чуть не позабыла, тебе принесла.

Саша взял компас. Слова по-прежнему не шли на язык. Он внимательно разглядывал подарок.

Пора было расставаться, но они медлили расходиться. Тому и другому хотелось еще побыть вместе.

— Шурик! А ты… убивал людей? — вдруг с жадным любопытством спросила его Наташа.

— Убивал, — ответил он спокойно.

Наташа как-то внутренне вся содрогнулась.

— Страшно убивать живого человека? — снова спросила она.

Саша поморщился.

— Первый раз было страшно, — искренне признался он и тут же добавил: — Но это же не люди, а фашисты… Ты знаешь, что они с нашими людьми делают?

— Видела… знаю… — проговорила она и первая протянула ему руку: — Иди… Тебе еще далеко идти. Правда?

— Далеко, — сознался он, и вдруг в сердце закралась тревога. — В случае чего… — заговорил он, не отпуская мягкую, теплую руку девушки. — Ты иди прямо в Песковатское, в наш дом. Правда, он нежилой. Но там спокойно. Можно было туда и жену Тимофеева на время укрыть. Окна заколочены. Доска в подворотне приподнимается. Понимаешь? А изба не заперта…

Расставшись с Наташей, Саша торопливо свернул в сторону и пошел между кустами по едва заметной тропке вниз, где, петляя в заросшем овраге, впадал в Оку безымянный ручеек. Митя сидел на камне и сосредоточенно курил. Он уже разыскал запрятанные батареи. Сверток лежал возле него.

— Мы, братец ты мой, соскучились, вас дожидавшись… — шутливо, но с укоризной встретил он Сашу.

Саша молчал.

— С Наташкой Ковалевой встречался? — строго спросил Митя.

— Да… встречался, — неохотно отозвался Саша.

— Нашел время с девчонками якшаться, — неодобрительно покачал головой Митя. — Шуры-муры у тебя в башке, а не дело.

Саша весь вспыхнул, но сдержал себя.

— Ты мне друг, Митяй… — медленно проговорил он. — А за друга, ты знаешь, я жизнь отдам. Но в мои личные дела ты не вмешивайся. Понял?

Митя промолчал. Впервые он видел таким Сашу. Саша не успокоился и тогда, когда они, пройдя поле, шли уже между березовыми перелесками.

— Ты меня, Митяй, очень обидел, — говорил Саша, шагая по усеянной желтыми листьями тропке. — Тебе вот наша Люба нравится… Не отговариваю же я тебя с ней дружить…

— А ты почему знаешь? — смутился Митя.

— Вот чудак-то! — удивился Саша. — Весь лагерь знает.

— И она знает? — тихо спросил Митя, не оборачиваясь к Саше.

— Хочешь, спрошу? — предложил Саша.

— Дурак ты, — сразу отозвался Митя. Сказал он это незлобно, и Саша не обиделся.

Желая как-то оправдать себя перед Митяем, Саша снова вернулся к разговору о Наташе:

— Если бы ты, Митяй, знал, какую новость мне сегодня сообщила Наташа Ковалева про семью нашего командира!

— Знаю. — Митя слегка улыбнулся.

— Ничего ты не знаешь. Оказывается, семья нашего командира не успела эвакуироваться и вернулась в город.

— Знаю, — снова спокойно отозвался Митя. — Скрывалась в доме у Ковалевых.

Саша с раскрытым ртом остолбенел.

— Откуда ты знаешь?..

— Я многое знаю, — многозначительно подчеркнул Митя, — но молчу. Понял?

Саша долго не мог успокоиться. Он ничего не понимал. Откуда, от кого мог Митяй узнать? Но расспрашивать нельзя. Очевидно, это военная тайна. С кем-то встречается Митя в городе. Но с кем? Очевидно, с подпольщиками. Остальной путь они прошли молча, только изредка перекидываясь словами.

Митя думал о своей встрече в городе с человеком, который работал на партизан, думал о Любе. Саша думал о Наташе, о ребятах, о семье Тимофеева. Сложной и трудной теперь ему казалась жизнь, которой жили партизаны и его друзья в городе.

В партизанском лагере Тимофеев, не обращая внимания на Сашу, сразу же взял Митю за рукав и увел с собой.

«У него новости поважнее моих, раз он все знает», — подумал Саша про Митю, присаживаясь у входа в землянку.

Подсел рядом Петрович со своим неизменным кисетом в руках. Чаще его вряд ли кто курил в отряде.

— Ну как, Сашуха… удачно сходили? — поинтересовался он.

Саша молча кивнул головой. Девушки звали обедать, но он терпеливо ждал своей очереди поговорить с командиром.

Митя вскоре вернулся.

— Иди, тебя Дмитрий Павлович ожидает, — предупредил он Сашу, а сам, чтобы размяться, несколько раз широко развел руками и пошел обедать.

Тимофеев в ватнике, подпоясанном широким ремнем, сидел возле развесистой ели на пеньке. Саша остановился перед ним.

— Товарищ командир! — произнес он срывающимся голосом. — У меня тоже важные сведения есть… Митяй о них не знает. — Губы у Саши по-мальчишески вздрагивали.

Внешне Тимофеев оставался спокойным, слушая о злоключениях своей семьи. Только желваки двигались на тщательно выбритых его скулах.

— Значит, отвели их в Батюшково? — переспросил он, нахмурившись.

Саша рассказал все, что он знал. Судя по настроению Тимофеева, вести Саша принес очень важные. Тимофеев поблагодарил его и подвел к тому месту, где на сваленном дереве сидели вдвоем Костров н Дубов.

Саша снова, но уже кратко рассказал, что узнал в городе. Внешне Тимофеев по-прежнему оставался спокойным.

— Ты знаешь, кто староста в Батюшкове? — спросил у Тимофеева Дубов, который раньше работал в милиции, и, не дожидаясь ответа, сообщил: — Наш старый знакомый — Кирька Барин…

Саша вздрогнул. Но Тимофеев и теперь остался спокойным. Он только устало сморщил лоб, сдвинул набок шапку и добавил:

— Кирька Барин не знает в лицо моих родственников. Пока еще рано беспокоиться.

— Но только пока, — подчеркнул Дубов и предложил: — Этого субъекта я беру на себя… Нужно убрать его.

Особенно всех заинтересовало сообщение Саши про Якшина.

— Пора расколоть этот орешек, — посоветовал Костров.

— Убрать? — переспросил Тимофеев. — Всему свое время… — Тимофеев не хотел рисковать своими людьми.

А Саша с нетерпением ждал, но так и не дождался. Разговор о его одноклассниках в городе и особенно о Наташе Ковалевой снова не состоялся. Но, очевидно, Тимофеев запомнил все. Уже в сумерках он остановил Сашу возле землянки.

— Я думал о твоих дружках в Лихвине. Надо их использовать в городе. Там они больше пользы принесут.

— А Наташа Ковалева? — нетерпеливо переспросил Саша.

— Думал я и о Наташе. — Голос у Тимофеева звучал мягко. — С Наташей сложнее… Брать ее к себе в лагерь преждевременно, да и, пожалуй, нельзя… Потом ты поймешь, почему нельзя. — Тимофеев положил руку нa плечо Саши. — О ней ты не беспокойся! Пока она живет у своего дяди-полицая, — Тимофеев особенно выделил последнее слово, — опасность ей не грозит… Скорее ему… Да и не такая она приметная для немцев, чтобы обращать на себя внимание… Дадим и ей дело…

Но какое? Тимофеев не сказал. Все же Саша отошел от него, успокоившись. При встрече он может рассказать ребятам и Наташе, что о них шел разговор.

Через несколько дней, когда отряд вернулся с очередной операции, командир поручил Саше побывать в Песковатском, повидать своего отца и передать ему задание. С удивлением Саша слушал. Он никак не предполагал, что Павел Николаевич оставлен Тимофеевым в селе как связной.

Обратно Сашу ждали утром на следующий день. Но утром он не вернулся. Не вернулся он и на второй и на третий день.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

С того времени как фашистские войска оккупировали район, Павел Николаевич не выходил из Песковатского. Днем, если в селе не было немцев, он копался на огороде или работал на пасеке, подготовляя ульи к зимовке. Пчелы в теплые солнечные дни все еще кружились в воздухе, и, хотя взяток был уже очень скуден, они продолжали вылетать. В тревожные дни Павел Николаевич отсиживался на сеновале. Когда раньше, месяц назад, Тимофеев предложил ему в случае эвакуации района остаться в Песковатском для связи с партизанами, Павел Николаевич охотно согласился. Он понимал, что по этой причине его и не взяли в армию.

Первое время находиться в селе было особенно тяжело. Павел Николаевич видел, как рушится колхоз. Оставшуюся скотину колхозники разводили по дворам, разбирали сельскохозяйственные орудия, зерно из общественных амбаров. Началось это в тот день, когда наша пехотная часть, поблескивая штыками и в полном порядке, прошла через село. Позади остались только пулеметные расчеты, прикрывавшие отход своих. Когда же и пулеметчики ушли, все в Песковатском поняли, что остались они уже на вражеской стороне. На селе слышались крики, плач. Люди впервые за время войны познали, как страшна неизвестность. Правда, немцев еще не было, и через село вскоре прошла новая воинская часть, очевидно только что прорвавшаяся из окружения. Красноармейцы спешили, догоняя своих. Были они изнуренные, оборванные, заросшие и какие-то дикие. Но у всех было оружие. Раненых везли на повозках.