К. Александров - ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы. Страница 57

Около девяти часов утра поток евреев начал редеть, и в это время к кладбищам проехало около двух десятков автомобилей с немецкими полицейскими, вооруженными только винтовками и револьверами. По сравнению с массой евреев их казалось так ничтожно мало, что было невозможно предположить, чтобы эта горсточка могла предпринять против них какие-нибудь меры. Этот факт тоже действовал успокаивающим образом на тех, кто впоследствии не хотел верить, что немцы уничтожат евреев, а таких было довольно много среди населения. Наконец все евреи прошли, и в городе остались только некоторые тяжело больные, которых немцы приказывали местной украинской полиции доставлять на подводах на кладбище или пристреливали на месте. В конце Дорогожицкой улицы стояли первые немецкие патрули. Те, кто провожал, поворачивали в этом месте назад, а евреи проходили вперед в район кладбища, оцепленный со всех сторон полицией. Больше их никто никогда не видел.

Непосредственно за кладбищами находится очень большой и глубокий овраг, носящий название «Бабий Яр», и к этому оврагу и были проведены евреи. Оттуда никто не вышел, все они остались там. Все время пребывания немцев в Киеве район «Бабьего Яра» был оцеплен колючей проволокой, и никто туда не допускался. Каким образом немцы уничтожали в этом месте такую массу людей, жителям Киева и в том числе мне до сих пор неизвестно. В упоминавшемся уже в предыдущей главе сообщении советской Чрезвычайной комиссии по расследованию немецких зверств говорилось, что немцы приводили евреев группами по 100–200 человек, предварительно заставив их раздеться, на край оврага и затем расстреливали из пулеметов. Это очевидно неверно, так как при такой системе непрерывный расстрел евреев должен был продолжаться несколько дней, а между тем все жители прилагающих районов города утверждали, что выстрелов они вообще почти не слышали[336]. Раньше в этом и прилегающих оврагах постоянно проводились учебные занятия по стрельбе, и звуки выстрелов были слышны достаточно далеко. Весь город интересовался много месяцев подряд тем, какая судьба постигла евреев, и именно потому для многих этот вопрос оставался неразрешенным, что почти не было слышно стрельбы. Теперь уже известно, что немцы имели много зверских способов для массового уничтожения людей, и в конце концов не так важно, какой из них они применяли в этом случае. Важно только, что живым из этого ужасного места не вышел никто.

От населения судьбу евреев немцы упорно скрывали. В тех отдельных случаях, когда им приходилось отвечать на прямо поставленный об этом вопрос, они отвечали, что некоторых, признанных виновными, расстреляли, а других отправляли на работы в неизвестном направлении. Чаще же всего каждый немец отвечал, что он вообще ничего не знает. Но все равно страшная правда скоро стала известна всем, хотя многие упорно отказывались ей верить, настолько она была бесчеловечной и отвратительной. Примерно недели через две после ухода евреев на кладбища, как у нас называли этот ужасный факт, немцы начали вербовать рабочих для разборки еврейских вещей, оставшихся на месте их последнего пребывания. Работа это продолжалась свыше месяца, и сотни людей обогатились на ней. Между еврейским и православным кладбищем, где были собраны евреи, лежали громадные груды одежды, в которой часто были зашиты золотые вещи и драгоценные камни, документы, облигации займов и очень много советских денег, которые тогда еще сохраняли хождение. Все ценности рабочие должны были отдавать немецким властям, но, конечно, очень много их прилипло к рукам. Одежду немцы раздали местным немцам, так называемым фольксдойче, и потерпевшим при пожарах и взрывах в городе. Это способствовало тому, что население постаралось вычеркнуть евреев и их страшную судьбу из памяти, так как многие жители если не принимали участие в этом страшном деле, то оказались материально в нем заинтересованными. Теплые вещи и ценности скоро были разбросаны, розданы, распределены или куда-то увезены, но еще много месяцев около входа на оба кладбища лежали сотни полуистлевших еврейских паспортов и разных документов, все, что осталось от нескольких десятков тысяч человек.

Уничтожение евреев в Киеве явилось как бы сигналом к массовым расправам немцев с ними в других больших и маленьких городах и местечках захваченных немцами областей Советского Союза. На Украине евреев было особенно много, и потому здесь эти расправы приняли особенно массовый характер. В Умани около двух тысяч евреев заперли в подвал, завалили дверь кирпичами и песком и все они там задохнулись. Эта расправа на местное население не произвела почти никакого впечатления, потому что большевики перед своим уходом умертвили в этом же подвале и таким же способом более тысячи политических заключенных из числа местных жителей и крестьян окрестных районов. В Львове, так же как и в Киеве, евреев вывезли за город и там уничтожили. И тоже эта мера не произвела особенного впечатления, так как именно в то время немцы открыли для широкого обозрения тюрьму местного отделения[337] НКВД, где были найдены трупы людей, подвешенных за ноги, насаженных заживо на крюки, как туши скота на бойнях.

В Одессе немцы и румыны вывели несколько десятков тысяч евреев зимой в сильный мороз, на товарную станцию, раздели их до белья и заперли на несколько дней в товарных вагонах. Когда вагоны открыли, то все находящиеся в них люди были мертвы. А в это время все жители Одессы говорили только о тысячах трупов, замученных НКВД советских людей, найденных немцами в катакомбах, расположенных под городом. Зверства одной стороны перекрывались зверствами другой, и население, как всегда это бывает, ужасалось и толковало о тех преступлениях, которые ему показывали и описывали в газетах, и замалчивало те, которые от него скрывали. Кроме того, советскую власть люди знали уже много лет, и большинство испытало на собственной шкуре ее повадки, а немцев никто не знал, их встречали многие как избавителей, и на них возлагалось много надежд. Поэтому верить их жестокости многие не хотели и старались закрывать глаза на проявления ее.

В некоторых местах местные украинские власти старались как могли облегчить судьбу евреев и спасти их от расправы. Так, например, в гор. Виннице местный городской глава профессор Севастьянов[338] в течение нескольких месяцев сопротивлялся требованиям немцев о выселении евреев, и немцы долгое время не решались действовать против него, так как он пользовался всеобщим уважением и имел большое влияние на население. Но в конце концов даже и его старания спасти евреев не помогли. Но в большинстве случаев немцы сажали во главе местного самоуправления людей безвольных, не имевших поддержки широких масс населения, а часто таких, которые сами по той или иной причине имели основания бояться за свою судьбу и потому покорно выполняли все немецкие распоряжения.

Расправы немцев с евреями проводились все осень 1941 и зиму 1941–1942 годов и везде самым зверским нечеловеческим образом. Были случаи, когда обреченных загоняли в специальные загоны, окруженные колючей проволокой, и заставляли по несколько дней дожидаться без пищи и воды, под дождем и снегом, пока прибудут специальные команды для их уничтожения. Но детальных описаний немецких зверств в концентрационных лагерях и в так называемых лагерях уничтожения было так много опубликовано за последнее время в мировой прессе, что повторять их здесь нет никакого смысла. Этого ужаса все равно человечество никогда не забудет, и виновники его, как бы ни было сурово наказание, получат только по заслугам. Зверства немцев по отношению к евреям так же доказаны перед лицом мира, как и большая часть преступлений советской власти в отношении народов Советского Союза. И попытки господ Геринга, Розенберга, Кальтенбруннера, Ламмерса[339] и прочих доказать в Нюрнберге, что они ничего не знали об истреблении евреев и даже о существовании концентрационных лагерей, звучат, конечно, несколько смешно и довольно подло.

Я не собираюсь рассматривать здесь моральную сторону поведения немцев, или, вернее, национал-социалистов, ибо для этого существуют специальные и достаточно компетентные международные организации, которые успели уже разобрать этот вопрос почти во всех подробностях. Данная работа преследует цель произвести политический анализ некоторых обстоятельств, связанных с советско-германской войной, и только в этой связи я и хочу коснуться здесь немецкой антиеврейской пропаганды и политики в оккупированных ими областях Советского Союза.

Ни в одной из стран, оккупированных Германией, антиеврейская пропаганда не проводилась так ожесточенно и настойчиво, как в Польше и в западных областях Советского Союза. Каждый номер газет и почти каждая передача по радио для «освобожденного» населения Советского Союза должны были обязательно включать материалы антиеврейского характера. Господа Розенберг, Борман, Геббельс[340] и Кох, следуя прямому указанию Гитлера, положили в основу всей своей антисоветской пропаганды и теоретической борьбы против большевизма тезис, что советская власть есть власть чисто еврейская. Поэтому они и все их подчиненные намеренно закрывали глаза на все те факты, которые опровергали этот тезис, и всячески раздували все то, что, как им казалось, могло подтвердить справедливость их основной политической линии. Антиеврейская пропаганда, по их мнению, была тем козырным тузом, который должен был нанести политически смертельный удар по большевизму. И эта карта была бита, и бита самими же немцами.