Олекса Белобров - Обратный отсчет Страница 6

— Наверное, месяц, может, и больше, — задумался тот самый Царевич. — А что, стоит?

— Давай-давай, — захохотали «коллеги», — мы в два счета телегу сорганизуем!

Через минуту каталка затормозила в палате. Трое бойцов легко подняли старшего лейтенанта Петренко с койки. Костяная Нога сунул под голову пару подушек, и процессия двинулась к двери. Правда, сперва чуть не вышел конфуз: бойцы попытались выкатить каталку ногами вперед, но суеверный вертолетчик тут же рявкнул и велел развернуться — дурная примета. Так что выехали как следует — головой вперед. Палата номер шесть — кто на костылях, кто в гипсе — потянулась следом.

В холле было битком набито. Но даже при этом соблюдалась суровая иерархия: в первом ряду — постоянный состав «травмы», весь в белом, во главе с подполковником Седым, за ними — сестры, санитарки, обслуга, позади — переменный состав в госпитальных прикидах. Многие болящие были с палками или при костылях, в гипсах и при бинтах, восседая в живописных позах, и в целом картинка нарисовалась еще та. Отдельно от плебса, соблюдая дистанцию, держалась группка генералов и старших офицеров — идентифицируемые по лампасам на брюках и большим звездам на погонах.

При виде тележки, на которой катили Хантера, народ в холле загудел. «С чего бы это?» — удивился он, но тут же сообразил: здесь, в травматологии, он в своем роде знаменитость, публичная фигура, его узнают. Правда, в чем причина, не вполне ясно. То ли в том, что он прямиком из Афгана, то ли в его способности продрыхнуть «без отрыва от подушки» сутки и еще полсуток. Впрочем, задумываться об этом не было особого желания.

— Верное решение, Александр Николаевич! — удовлетворенно заквохтал полковник Воротынцев, тут же сунувшийся организовывать место, чтобы старлей мог получше разглядеть сине-багровый, как пропойная морда, экран дряхлой «Березки», вздернутой на кронштейне едва ль не под потолок.

Наконец все утряслось. Справа от Хантера оказалась Афродита, с целомудренным видом и прямой спинкой сидевшая на самом краешке стула, слева устроился Бриллиантовая Рука, возложив свою растерзанную конечность на каталку. В ящике камлал генсек — о семимильных шагах перестройки и Девятнадцатой партконференции, которая, со слов говорящей головы, должна-де обновить и оздоровить общество.

Хантер вспомнил «народных контролеров» и бессмертного актера — капитана Соломонова, который, отбивая атаки душманов, упорно перся со своими бойцами по горам — навстречу Девятнадцатой партконференции, и невольно рассмеялся. К нему с удивлением повернулись две-три соседних головы.

Потом пошла какая-то болтология о соцсоревновании в сельском хозяйстве — кто раньше завалит посевную на корню, и десантник откровенно затосковал. Сделав над собой усилие, он вырубил звук, чтобы переключиться на что-нибудь поприятнее. Само собой, этим объектом оказалась Афродита, до которой было буквально рукой подать. Тут-то Хантер, присмотревшись, наконец въехал — девушка и в самом деле оказалась необычной, не похожей на тех, кого он знал. Хрупкая, грациозная, с горделивым изгибом шеи и высоким чистым лбом. От нее веяло чистотой и свежестью.

«Хороша Маша, да не наша», — подколол Хантер сам себя. Потом, вспомнив Оксану, тяжело вздохнул. Афродита услышала этот вздох и моментально покосилась в его сторону. Перехватив мужской откровенный взгляд, она слегка порозовела, и вдруг лукаво улыбнулась и взглянула прямо Александру в глаза. Тот не выдержал и отвернулся.

Вместо того чтобы слушать бред, который несли дикторы, стал припоминать афганских друзей, сослуживцев и подчиненных из своей роты.

Где она, его рота? Что с хлопцами? Кто еще погиб, сколько встало в строй после тех боевых? Все эти вопросы без конца метались в контуженой и многократно просвеченной жестким рентгеновским излучением черепной коробке. До тех пор пока не послышался смутный гул и вокруг не зашевелились.

В чем дело? Взглянув на Афродиту, Хантер обнаружил, что она, приоткрыв губы, напряженно всматривается в экран. Чем дряхлая «Березка» могла заинтересовать такую девушку, в особенности во время выпуска программы «Время»? Выяснять не хотелось — вместо этого он, даже не подняв глаза на ящик, стал любоваться хитроумно уложенной косой Афродиты.

— Смотрите! — вдруг звонко воскликнула старшая медсестра «травмы». — Это же наш старший лейтенант! — Она приподнялась, машинально опершись рукой о раненую ногу, отчего раненый едва не обмочился от боли.

Подняв голову, Хантер (он же Спящий царевич, или просто Царевич, согласно госпитальной мифологии) оторопел — в экране шевелил губами дубиноголовый Пищинский, тот самый телерепортер, что брал у него интервью на пакистанской границе! Кровь бросилась в лицо, сразу стало душно, Петренко просто не знал, куда деваться от стыда и позора. И одновременно терялся в догадках: почему репортаж пошел в эфир именно сейчас, через неделю после того, как был снят? Клял себя, что напрочь забыл о том глупом случае, когда сдуру дал то проклятое интервью, включив тумблер «Д», иначе говоря — нес полную пургу.

Кое-как заставил себя досмотреть репортаж до конца.

Между прочим, смотрелся он совсем не так уж плохо — в особенности с точки зрения тех, кто понятия не имел о специфике афганской войны. Там были свалены в кучу самые разнообразные сюжеты, но центральными фигурами выступали душманский семилитровый чайник и, естественно, Сам, он же — Пищинский. Сей вездесущий не вылезал из кадра, поспевая повсюду и везде, пребывая на самых «горячих и опасных» участках. Интервью со старшим лейтенантом Петренко было только частью, хоть и весомой, этой пропагандистской окрошки.

Монтажер поработал на славу: в репортаж, как в западных клипах, то и дело вклинивались документальные кадры — разрушенный кишлак Темаче с борта вертолета; новенькие бэтээры охранбата на марше; Пищинский в каске и бронежилете, отважно живописующий ужасы войны прямо с брони бэтээра, залпы «Гиацинтов»[12], прозванных в войсках «Геноцидами», жидкий строй четвертой ПДР[13]перед генералом Захаровым — и прочее в том же роде.

Мизерная доля правды и масса откровенного вранья — все это искусно перемешалось в едином котле, именуемом «телевидение». После чего мощная машина выдала серию эффектных картинок в соответствующей идеологической упаковке: жестокая, но справедливая война, мужественный журналист, вместе со своей боевой подругой откровенно и честно доносящие до советских телезрителей правду о кровавых событиях «южнее южных» границ Союза ССР.

Через пять минут поток вранья исчерпался. В холле зависла вязкая тишина, хотя убогонький черно-белый телевизор продолжал работать. Теперь вместо экрана собравшиеся в упор глазели на Хантера. От этих взглядов хотелось провалиться сквозь землю — казалось, каждый знает, что он, старший лейтенант Петренко, впаривал недоумку в необмятых джинсах и батнике откровенную туфту…

Не зная, что сказать, Хантер откинулся на подушки и тупо уставился в потолок. За окнами окончательно стемнело, мутно-желтый свет немногочисленных лампочек-«сороковок» отбрасывал причудливые тени.

— Вам нехорошо, Александр Николаевич? — Помощь неожиданно пришла в виде Афродиты, склонившейся над ним так, что в вырезе халата плеснулись крепкие груди.

— В общем-то, да. — Во рту у Александра Николаевича враз пересохло.

Через минуту каталка вновь затормозила в палате, и старшего лейтенанта перекинули на койку. Телевизор в холле вещал об успехах советских спортсменов и о видах на урожай в связи с благоприятной динамикой советской погоды.

Назвать Сашкино настроение скверным — значит соврать. Сейчас он люто ненавидел себя, советское телевидение, тупоголового Пищинского с его этой Азой… Мысли метались, рикошетируя от сводов черепа. Больше всего хотелось подняться, схватить костыли и ускакать отсюда куда-нибудь подальше — в Заволжье, к степным сайгакам, где никто бы его никогда не нашел.

Внезапно дверь шестой палаты распахнулась и в нее втянулась странная процессия. Первым выступал пожилой брыластый полковник, за ним — замполит госпиталя, дальше — подполковник медслужбы Седой. Афродита замыкала процессию.

— Товарищ старший лейтенант! — звучным, хорошо поставленным голосом проговорил брыластый полковник. — Мы только что видели репортаж из Афганистана. Мы преклоняемся перед вашим мужеством и мужеством ваших боевых товарищей — всех военнослужащих Ограниченного контингента советских войск в Афганистане! Поэтому у нас к вам огромная просьба: не могли бы вы выступить на госпитальной партконференции, которая состоится на днях?..

Ни хрена себе! Что за бредятина?!

— У меня послезавтра операция… — попробовал съехать с темы Александр.

— А мы договоримся с нашими медиками, — перебил полковник, — перенесем операцию на денек-другой. Тем более что на конференции собирается присутствовать член военного совета округа генерал-лейтенант Полетаев. Думаю, и ему, и рядовым коммунистам будет интересно услышать из уст непосредственного участника боевых действий в Афганистане и к тому же политработника о том, как ведется партийно-политическая работа в ходе боевых действий…