Борис Лавренев - Разведчик Вихров Страница 6

— Отставить!

— Что?  Почему? — спросил комиссар, не понимая, почему такая невиданная улыбка цветёт на лице друга.

— Отставить!  Зимний взят!  Но наш выстрел не пропадёт. Его никогда не забудут...

И Захаров крепко стиснул комиссара горячим братским объятием.

Внизу, по палубе, гремели шаги. Команда вылетела из всех люков, и неистовое «ура» катилось над Невой, над внезапно стихшим, понявшим своё поражение старым Петроградом.

РАЗВЕДЧИК ВИХРОВ

Он стоял перед капитаном — курносый, скуластый, в куцем пальтишке с рыжим воротником из шерстяного бобрика. Его круглый носик побагровел от студёного степного суховея. Обшелушённые, посинелые губы неудержимо дрожали, но тёмные грустные глаза пристально и почти строго смотрели в лицо капитана.

Он, казалось, не замечал и не обращал внимания на краснофлотцев, которые, любопытствуя, обступили его, необычного тринадцатилетнего гостя батареи — этого сурового мира взрослых, опалённых порохом людей. Обут он был не по погоде: в серые парусиновые туфли, протёртые на носках, — и всё время переминался с ноги на ногу, пока капитан читал препроводительную записку, принесённую из штаба участка связным краснофлотцем, приведшим мальчика.

«...был задержан на рассвете у переднего края постом наблюдения... по его показаниям — в течение двух недель собирал сведения о немецких частях в районе совхоза «Новый путь»... направляется к вам, как могущий дать ценные данные батарее...»

Капитан сложил записку и сунул её за борт полушубка. Мальчик продолжал спокойно и выжидательно смотреть на него.

— Как тебя зовут?

Мальчик откинул голову, выпрямился и попытался щёлкнуть каблуками, но его лицо дрогнуло и перекосилось от боли, он испуганно глянул на свои ноги и понурился.

— Коля...   Николай   Вихров,   товарищ   капитан, — поправился он.

Капитан тоже посмотрел на его ноги, на порванные туфли и поёжился от озноба.

— Мокроступы у тебя не по сезону, товарищ Вихров. Ноги застыли?

— Немножко, — застенчиво и печально сказал мальчик и ещё больше потупился.

Он изо всех сил старался держаться бодро. Капитан подумал о том, как он шёл всю ночь в этих туфлях по железной от мороза степи, и невольно пошевелил пальцами в своих высоких тёплых бурках. Погладив мальчика по лиловой щеке, он мягко сказал:

— Не грусти!  У нас другая мода на обувь... Лейтенант Козуб!

Выскочив из-за кучки краснофлотцев, маленький весёлый лейтенант козырнул капитану.

— Прикажите баталёру немедленно подыскать и  доставить  ко  мне  в  каземат   валенки  самого малого размера.

Козуб рысью помчался исполнять приказание. Капитан тронул мальчика за плечо:

— Пойдём  в  мою  хату.   Обогреешься — поговорим.

В командирском каземате, треща и гудя, пылала печь. Дневальный помешивал кочерёжкой прозрачные, налитые золотым жаром головешки. Розовые зайчики гонялись друг за другом по стене. Капитан снял полушубок и повесил у двери. Мальчик, озираясь, стоял у притолоки. Вероятно, его поразила сводчатая уютная подземная комната, сверкающая белизной риполина, залитая сильным светом подволочной лампы.

— Раздевайся, — предложил капитан, — у меня жарко, как в Артеке на пляже. Грейся!

Мальчик сбросил пальтишко, аккуратно свернул его подкладкой наружу и, привстав на цыпочки, повесил поверх капитанского полушубка. Капитану, наблюдавшему за ним, понравилась эта бережливость к одежде. Без пальто мальчик оказался головастым и худым. И капитан подумал, что он долго и крепко недоедал.

— Садись. Сперва закусим, потом дело. А то ты натощак, пожалуй, и рта не раскроешь. Чай любишь крепкий?

Капитан доверху налил толстую фаянсовую чашку тёмной ароматной жидкостью, неторопливо отрезал ломоть буханки, намазал на него масла в палец толщиной и увенчал это сооружение пластом копчёной грудинки. Мальчик почти испуганно смотрел на этот гигантский бутерброд.

— Не   пугайся, — сказал   капитан,   подвинув тарелку, — клади сахар.

И он толкнул по столу отпилок шестидюймовой гильзы, набитый синеватыми, искрящимися кусками рафинада. Мальчик посмотрел на него испытующим, осторожным взглядом, выбрал кусочек поменьше  и положил рядом  с чашкой.

— Ого! — засмеялся    капитан. — Это    не    по правилам. У нас, брат, так чай не пьют. У нас заправляют на полный заряд. А это только порча напитка.

И он с плеском бросил в кружку увесистую глыбу сахара. Худенькое лицо мальчика неожиданно сморщилось, и на стол закапали огромные, неудержимые слёзы. Капитан тяжело вздохнул, придвинулся и обнял гостя за костлявые плечи.

— Полно! — произнёс      он      весело. — Брось! Что там было, то было, тут тебя никто не обидит.   У   меня,   понимаешь,   у   самого   вот   такой же малец дома остался. Вся и разница, что Юркой зовут. А то всё такое же — и веснушки, и нос пуговицей.

Мальчик быстрым и стыдливым жестом смахнул слёзы.

— Я ничего, товарищ капитан... Я не за себя разрюмился... Я стойкий. А вот маму вспомнил...

— Вон что, — протянул  капитан, — так мама жива?

— Жива. — Глаза     мальчика     засветлели. — Только голодно у нас. Мама по ночам у немецкой кухни картофельные ошурки подбирает. Но раз часовой застал. По руке прикладом хватил. До сих пор рука не гнётся.

Он стиснул губы, и из глаз его уплыла детская мягкость. Они блеснули остро и жёстко. Капитан погладил его по голове.

— Потерпи! Выручим маму и всех выручим. Ложись вздремни.

Мальчик умоляюще посмотрел на него.

— Я не хочу... Потом. Сперва расскажу про них.

В его голосе прозвучал такой накал упорства, что капитан не стал настаивать. Он пересел к другому краю стола и вынул блокнот.

— Ладно,   давай,..   Сколько,   по-твоему,   немцев в районе совхоза?

Мальчик мотнул головой и сказал быстро без запинки:

— Пехоты    один    батальон.    Баварцы.    Сто семьдесят   шестой   полк   двадцать   седьмой   пехотной дивизии. Прибыл на фронт из Голландии.

— О! Откуда ты знаешь? — спросил капитан, удивлённый      обстоятельностью      и     точностью ответа.

— А как же!  Я ж цифры на погонах смотрел.   И   слушал,   как  они  разговаривали   Я  по-немецки могу, я в школе хорошо учился... Рота мотоциклистов-автоматчиков.       Взвод       средних танков на свиноферме. По северному краю бахчи стрелковые   окопы   полного   профиля.   Танковое вооружение — калибр   примерно   пятьдесят   миллиметров. Два дота у них там.  Здорово укрепились, товарищ капитан. Десять дней грузовиками цемент таскали. Сто девять грузовиков ввалили. Я из окошка подглядывал.

— Можешь     точно     указать     расположение дотов? — спросил капитан, подаваясь вперёд. Он понял,   что   перед   ним   сидит   не  обыкновенный мальчик, от которого можно узнать только самые общие   сведения,   а   очень   зоркий,   сознательный и точный разведчик.

— Конечно,   могу...   Первый — на   бахче,   за старым током, где курганчик. А другой...

— Стоп! — прервал    капитан. — Это    здорово, что ты всё так рассмотрел и запомнил. Но, понимаешь, мы же в твоём совхозе не бывали и не жили. Где бахча, где ток, нам неизвестно. А береговые   десятидюймовые   пушки,   дружок, — не игрушка. Начнём наугад гвоздить, много лишнего   попортить   можем   без   толку,   пока   в   точку угодим. А там ведь и наши люди есть... И мама твоя... Ты нарисовать это сумел бы?

Мальчик вскинул голову. В его взгляде было, недоумение,

— Так разве у вас, товарищ капитан, карты нет?

— Карта есть... Да ты в ней разберёшься ли?

— Вот  ещё, — сказал  мальчик  с  негодованием. — Папа   же   мой — геодезист.   Я   сам   карты чертить   могу.   Не  очень   чисто,   конечно...   Папа теперь   тоже   в   армии,   у   сапёров   командир,— добавил он с гордостью.

— Выходит,   что  ты  не  мальчик,   а  клад, — пошутил капитан, развёртывая на столе штабную полукилометровку.

Мальчик встал коленками на стул и нагнулся над картой. Он долго смотрел, потом лицо его просияло, и он ткнул в карту пальцем.

— Да   вот   же! — сказал   он,   счастливо   улыбаясь. — Как   на   ладошке.   Карта   у   вас   какая хорошая!   Подробная,  как  план.  Всё видно.  Вот тут, за оврагом, и есть старый ток.

Он безошибочно разбирался в карте, и вскоре частокол красных крестиков, нанесённых рукой капитана, испятнал карту, засекая цели. Капитан удовлетворённо откинулся на спинку стула.

— Очень хорошо, Коленька! — Он одобрительно   погладил   руку   мальчика. — Просто   здорово!

И, почувствовав непосредственную сердечность ласки, мальчик, на мгновение вернувшись в детство, по-ребячьи нежно прижался щекой к капитанской ладони. Капитан грустно покачал головой и сложил карту.

— А   теперь,    товарищ    Вихров,    в   порядке дисциплины — спать!