Вальтер Шелленберг - Мемуары [Лабиринт] Страница 6

Клаус Харпрехт

ВВЕДЕНИЕ

Мемуары Вальтера Шелленберга являются книгой, которая поможет немецкому читателю восполнить многочисленные пробелы, существующие в области документальной историографии национал-социалистского режима. События и люди, изображенные в этой книге, уводят нас в бывшее имперское управление безопасности — за кулисы таинственной сцены, актеры которой руководили деятельностью подчиненной Генриху Гиммлеру тайной государственной полиции, имперской уголовной полиции и службы безопасности.

Одной из ведущих фигур в этой сомнительной драматургии — хотя в соответствии с природой возглавлявшегося им ведомства сам он оставался малоизвестным — был Вальтер Шелленберг, последний шеф германской разведывательной службы при Гитлере. Незадолго до своей смерти Шелленберг решил приподнять занавес, скрывавший сцену, на которой он играл свою тайную роль.

Может ли то, что досталось нам в наследство от Шелленберга и стало теперь книгой, претендовать на звание произведения, написанного лично им? Я полагаю, что в качестве, так сказать, «непосредственного свидетеля» могу с чистой совестью рассеять кроющееся в подобном вопросе сомнение. Ибо никто иной, как сам Шелленберг передал мне из рук в руки летом 1951 года плоды своих первых набросков. К тому времени он уже достиг конечной «станции» на своем жизненном пути, обосновавшись в санатории в Палланце (Северная Италия).

Как раз тогда бернское издательство Альфреда Шерца носилось с мыслью издать воспоминания шефа немецкой разведки. Меня попросили принять участие в подготовительной работе. До того момента я слышала о Шелленберге лишь в связи с Нюрнбергским процессом. Мое личное знакомство с бывшим руководителем немецкой разведки состоялось в размеренной обстановке на итальянском курорте. Внешне Вальтер Шелленберг совсем не отвечал обычным представлениям о высшем руководителе тайной службы. Но я встретилась с ним не для того, чтобы пополнять свои личные впечатления, моя задача заключалась в большем: изучить определенный отрезок истории и приступить к трезвому, свободному от предубеждений и всех личных ощущений исследованию. И все же не могу умолчать о том, что иногда все во мне восставало против того, чтобы излагать на бумаге то, что диктовал Шелленберг или что необходимо было обобщить и переработать в рукописи — настолько, мягко выражаясь, мрачный, мефистофелевский мир вставал передо мной, вызванный из прошлого заклинаниями Шелленберга.

Наряду с различными частями рукописи, никак не связанными друг с другом ни структурно, ни хронологически, существовал еще и черновик, насчитывавший сотни страниц, который имел и вторую редакцию в машинописном варианте. Предстояло просмотреть весь материал и привести его в годный для опубликования вид, сохранив при этом стиль Шелленберга. Однако наступившая через два месяца смерть Шелленберга положила конец этой работе. Позднее этот материал через мюнхенское издательство «Квик» попал в Лондон, где в 1956 году был опубликован издательством Андре Дейча под заголовком «The Schellenberg Memoirs» («Мемуары Шелленберга»). Прежде чем англичане напечатали рукопись, мне удалось просмотреть ее, еще раз перелистав весь материал целиком, и убедиться в его подлинности и полноте. Если в английском издании использован не весь материал Шелленберга, как это сделано в настоящем немецком издании, все же не может быть никаких сомнений в том, что, несмотря на отдельные недоразумения и ошибки, столь естественные для иностранца, столкнувшегося с довольно неясной и полной противоречий манерой изложения, материал, лежащий в основе английской книги, принадлежит бывшему шефу немецкой разведки.

Когда в 1958 году литературное наследие Шелленберга вновь проделало путь из Англии в Германию и было в нераспечатанном виде передано мне для обработки, в нем отсутствовал, кроме отдельных набросков Шелленберга, повествующих о его попытках подготовить компромиссный мир, и документ, известный под названием «Меморандум Троза». Это составленное Шелленбергом в 1945 году в шведском городе Троза сообщение о мерах, предпринятых им за несколько месяцев до краха Германии с целью заключить мир с Западом. Поскольку эти материалы до сих пор не обнаружены, я сочла необходимым при обработке последних пяти глав книги частично обращаться к английскому тексту. Если бы в английской редакции были допущены серьезные ошибки, они вряд ли ускользнули бы от меня, поскольку я была хорошо знакома с оригиналом.

Судить о том, насколько правдиво и достоверно то, что оставил нам Шелленберг, следует предоставить критически настроенным читателям и историкам. Одними из первых начали диспут о достоверности сообщений Шелленберга о его переживаниях и поступках в последние месяцы войны шведский граф Фольке Бернадотт и английский историк Тревор-Роупер, затронувшие этот вопрос в переписке друг с другом, которая дана в приложении к настоящей книге. Эта переписка также может служить подтверждением событий, освещенных Шелленбергом в его «Меморандуме Троза».

Гита Петерсен

МОЙ ПУТЬ

Юность — Последствия первой мировой войны — Вступление в СС и СД — Меня замечают — Гитлер в Бад-Годесберге — Мои первые поручения — Перевод в имперское министерство внутренних дел — Первая встреча с Бестом, Мюллером и Мельхорном — Большая картотека.

С того дня, когда в 1941 году меня назначили руководителем политической тайной службы за границей, Генрих Гиммлер, как рейхсфюрер СС и высший начальник политической контрразведки, издал распоряжение, строго запрещавшее публикацию в печати моих фотографий и упоминание моего имени в прессе. Только после разгрома Германии общественности стали известны мое имя и кое-какие сведения о моей деятельности, хотя многое еще оставалось в тени.

Теперь, когда я решаюсь выйти из-за кулис и рассказать о разведке при национал-социалистском режиме, мной движет отнюдь не желание привлечь внимание к собственной персоне. Не ставит эта книга и задачи развлечь читателя, поведав ему несколько захватывающих историй про шпионов. При всем своеобразии стоявших передо мной задач моя деятельность была настолько тесно связана с общим ходом политических и военных событий, особенно во время второй мировой войны, что, как мне кажется, моя книга сможет прояснить в более широком смысле некоторые темные места в истории третьего рейха.

Чтобы читателю стало понятно, как я сблизился с кругами, связанными с разведкой, и впоследствии попал в ее бешеный водоворот, мне представляется необходимым сказать несколько слов о годах моей молодости и о том, какое влияние оказали они на мое последующее развитие.

Уже ребенком — я родился в 1910 году, в Саарбрюкене в семье фабриканта роялей Гвидо Шелленберга, где, кроме меня, было еще шестеро детей, — я испытал ужасы войны. Особенно запомнилась мне зима 1917 года с ожесточенными бомбежками моего родного города французами, с голодом, холодами и болезнями. Когда первая мировая война закончилась, мой отец был арестован французскими оккупационными властями по политическим мотивам. Во времена этих испытаний моя мать пыталась обрести религиозную стойкость и с еще большим рвением, чем раньше, искала поддержку в католической вере, так что и мое воспитание, и духовное развитие велось в строго христианском духе. Здесь мне вспоминается одно происшествие, сыгравшее через много лет свою роль в моем решении отойти от католической церкви: на исповеди я признался, не без опасений, священнику об одной своей мальчишеской проделке. Когда он в наказание стал осыпать меня сильными ударами, меня охватил такой гнев, что с тех пор я стал относиться к церковному воспитанию в родительском доме со все большим отвращением и позднее, уже студентом, не вступил в общество студентов-католиков.

В гимназии я тянулся к нашему преподавателю истории, который сумел привить мне такую любовь и интерес к эпохе Возрождения и его культурно-историческому значению для Нового времени, что с тех пор мое внимание всегда привлекали история и культура Запада.

В 1923 году мои родители, в результате войны оказавшись в стесненном материальном положении, переселились в Люксембург, где находился филиал фабрики моего отца.

В 1929 году я начал учиться в одном из университетов Рейнской области. После некоторых колебаний — сначала поступил на медицинский факультет — я решил по настоянию отца, склонного к экономическим и гуманитарным наукам, заняться изучением права; юридическое образование представлялось специальностью, позволяющей сделать карьеру в области экономики или на дипломатическом поприще. Больше всего я мечтал о дипломатической карьере в министерстве иностранных дел — жизнь в пограничной области, где с особенной остротой сталкивались политические устремления государств Запада, возбуждала во мне интерес к внешнеполитическим событиям. В университете я вступил в студенческую корпорацию, союз, защищавший интересы и достоинство студентов. После сдачи первого государственного экзамена я проходил обычную юридическую практику в Бонне. В это время экономический кризис достиг в Германии наибольшей остроты, не пощадив и предприятия моего отца, который оказался в крайне тяжелом финансовом положении. Я был вынужден подать прошение о выделении мне государственного пособия. Это было в 1933 году — вскоре после захвата власти национал-социалистами. В мае того же года я вступил в Национал-социалистскую германскую рабочую партию и в СС. Я недолго раздумывал над этим решением, поскольку этот шаг представлялся мне просто необходимым для дальнейшего получения государственного пособия. Из этих же соображений один из моих тогдашних начальников настоятельно рекомендовал мне вступить в партию. Кроме того, я, как и миллионы других немцев, верил, что только НСДАП сможет явиться силой, способной вызволить Германию из тисков экономического кризиса, превратившего в безработных почти пять миллионов человек; к тому же зарубежные страны не проявили ни малейшего желания сделать какие-либо уступки демократическим силам Веймарской республики, которые позволили бы преодолеть кризис. В то же время я, как и многие, считал, что новому правительству удастся решить острые социальные и внутриполитические проблемы, а также ликвидировать последствия Версальского мирного договора и восстановить полный суверенитет Германии на международной арене. Это внешнеполитическое требование в свете международных отношений казалось мне с точки зрения международного права вполне оправданным, тем более, что изучение новейшей истории Франции показало мне, что французский народ постоянно стремился аннулировать мирный договор 1871 года.