Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске Страница 6

– Задал ты мне вопрос, - Бушмакин покрутил головой и усмехнулся. - Я вот что скажу: сейчас таких фактов нет. У Советской власти сейчас все - от товарища Ленина до последнего солдата - не то что селедке, корке черствой рады. Потому что разруха, голод. Если сейчас кто и жрет, как ты говоришь, осетрину, тот контра и с ним разговор один - к стенке.

Бушмакин перевел дух и продолжал:

– Я и прадеды мои, и деды, и родители в подвале жили. А мне на второй день революции дали вот эту комнату! Это тебе как?

– Я так этого… Арсения понял, что он больше про будущее намекал, - сказал Коля. - Говорит: все равно у них ничего не выйдет. Мое, говорит, - оно сильнее смерти. А уж это точно. У нас в деревне мое - выше бога…

– Царская власть - от века, - тихо сказал Бушмакин. - Она, брат, так души людей испоганила, что нам, тебе и детям твоим, мыть, мыть и дай бог отмыть! Одно утверждаю: никогда у Советской власти не будет так, чтобы одни осетрину ели, а другие - селедку ржавую. Потому что власть наша - не против народа, а для народа. И ты в это верь!

На следующее утро Коля проснулся от резкого звонка, вскочил с койки, встретил улыбчивый взгляд Бушмакина:

– Будильник это. Вставай, поедим и шагом марш на завод - смена через двадцать минут.

Коля потянулся, напялил рубашку, придвинул к столу грубо сколоченный табурет. На столе лежала ржавая селедка, кусок ржаного хлеба, попыхивал паром закопченный чайник.

– Ешь, - пригласил Бушмакин, с хрустом раздирая селедку.

– Чего я буду вас объедать. - Коля проглотил густо подступившую слюну и отвернулся.

– Совестливый? - улыбнулся Бушмакин. - Хвалю. А все же ты ешь, не стесняйся. Мы ведь с тобой теперь товарищи? А?

– Какой там… - вздохнул Коля. - Скажете тоже.

– Рабочий крестьянину - первый товарищ и друг, - строго сказал Бушмакин. - Ешь больше, разговаривай меньше, опаздываем…

Он с сомнением оглядел стираную-перестираную, всю в заплатах Колину рубаху, потрогал Колин зипун, который висел на гвозде. Потом решительно подошел к платяному шкафу, открыл его и положил на Колину шконку костюм в полоску, рубашку и фуражку. Снял с гвоздя зипун, швырнул его в угол и аккуратно повесил на его место черное пальто.

Коля следил за Бушмакиным, открыв рот.

– Одевайся.

– Не-е… Коля даже зажмурился. - Нельзя. Не наше.

– Наше, - тихо сказал Бушмакин. - И впредь запомни: если я тебе что советую - ты меня слушай, понял? Бери, не сомневайся.

Коля схватил одежду, неумело надел пиджак, потом брюки, посмотрел на Бушмакина и, радостно улыбнувшись, напялил пальто.

– Фуражку забыл, - Бушмакин, придирчиво осматривал Колю. - Ничего. Годится. Пошли.

– Откуда это у вас? - спросил Коля, спускаясь вслед за Бушмакиным по лестнице.

Бушмакин промолчал, а когда вышли на Сергиевскую и зашагали в сторону Артиллерийского собора, вдруг остановился:

– Церковь видишь? Наискосок от нее… шел мой Витька… Налетела казачья сотня… Все.

– Что все? - не понял Коля.

– Лозунг Витька нес… - с трудом сказал Бушмакин. - "Долой самодержавие!". Казак его шашкой и потянул…

– Так это, значит… - Коля тронул рукав своего пальто и окончательно все понял.

Напротив "Старого Арсенала" чернели обгорелые стены Санкт-Петербургского окружного суда. Зацепившись за карниз, покачивался золоченый двуглавый орел - головами вниз. Бушмакин перехватил изумленный Колин взгляд:

– Отсюда нашего брата-рабочего, ну и вообще - всех, кто за революцию, на каторгу гнали. Суд это. Накипело у людей, вот и сожгли.

– И власть дозволила? - искренне удивился Коля? - Допустила?

– Революция, брат, позволения не спрашивает. Хлестнет у народа через край - он любую власть наизнанку вывернет. Особливо, если во главе народа умные люди. Такие, как товарищ Ленин. У него в этом суде, между прочим, старшего брата к смерти приговорили.

– А потом? - спросил Коля.

– Повесили потом, - коротко бросил Бушмакин. - Вот проходная, не зевай.

У дверей стояли рабочие. Один из них, парень лет восемнадцати, худой, чернявый, остроносый, махнул рукой, приветствуя Бушмакина, хмуро сказал:

– Стоим, брат. Угля нет, электричество отключили… А это кто с тобой?

– Пополнение.

Вошли в цех. Сквозь грязные, тусклые, во многих местах забитые фанерой оконца слабо проникал дневной свет. От махового колеса через все помещение тянулся набор шкивов, соединенных приводными ремнями со станками.

– Старое все, - сказал Бушмакин. - Однако дай срок. Переделаем. Любой цех чище больницы станет. А пока - гляди: это вот мой станок. Чем он знаменит? А на нем сам Михаил Иванович Калинин работал. Кто он такой? Он теперь член ЦК нашей партии и комиссар городского хозяйства Петрограда. Руки! - вдруг крикнул Бушмакин.

Коля, млея от любопытства и восторга, гладил зубчатую передачу.

– Оторвет - мигнуть не успеешь.

У конторки мастера толпились рабочие. Сам мастер, сдвинув очки на лоб, старательно читал газету.

– А товарищ Ленин царя приказал убить? - вдруг спросил Коля.

– Ты… с чего взял? - Бушмакин даже поперхнулся от удивления.

– А как же? - солидно возразил Коля. - Царь его старшего брата повесил, а в писании сказано: око за око, зуб за зуб.

– Царь не только старшего Ульянова повесил. Девятого января пятого года сколько народа расстрелял! А в Москве, во время коронации, еще больше людей погибло. Только смысл нашей работы не в том, чтобы мстить, а в том, чтобы мир переделать до основания, понял?

– Не понял, - упрямо сказал Коля. - Я бы за своего брательника кого хошь повесил.

– Ну и дурак! - в сердцах отрезал Бушмакин. - Иди лучше послушай, что умные люди говорят.

Коля подошел вплотную к конторке. Мастер перевернул страницу и прочитал:

– "Переговоры о перемирии на всех фронтах. Представители немецкого командования согласились встретиться с представителями русского командования".

– Согласились? - восторженно выкрикнул кто-то рядом с Колей. Коля повернулся и узнал чернявого парня.

– Давайте, братцы, немчуре в ноги за это упадем! Он испокон веку русскому человеку учитель, благодетель и образец для подражания! А когда ест, тут же шептунов пускает, - сам слыхал! Я с немцами раз обедал.

– Нюхал, а не слыхал, - бросил Бушмакин. - Остер ты, Василий, на язык, гляди, укоротят.

– А по мне - хоть сейчас! - весело улыбнулся чернявый. - Я, товарищ Бушмакин, сам страдаю! Я вынужден язык пополам складывать, когда рот закрываю. Как собака!

Все засмеялись, а мастер продолжал:

– Самое интересное, товарищи, слушайте! Начиная с четверга, на каждый талон будут нам отпускать по полфунта мяса. Это вам не рубец или там кишки бараньи. Верно я говорю?

– Верно! - снова выкрикнул Вася. - Мясо, конечно, завезут, в магазины… - он сделал ударение на втором слоге. - А вот дадут ли нам, - это еще вопрос!

– А куда же оно, по-твоему, денется? - улыбнулся Бушмакин.

– А его приказчики по карманам рассуют! - зло сказал Вася. - В первый раз, что ли?

– Не в первый! - загудели рабочие. - Воруют в магазинах! Известное дело!

– Нужен рабочий контроль! - крикнул Бушмакин.

– Спекулянтов нужно ловить и к стенке ставить! - поддержал его Вася. - Предлагаю резолюцию нашего цеха! Которые уличены в воровстве или спекуляции, тех безоговорочно в расход!

– Согласны! - дружно ухнул цех.

– Бушмакин, давай лист, подписи собирать начну! - потребовал Вася.

– Вот тебе ключ, - сказал Бушмакин Коле. - Вали домой, отдыхай. Все равно сегодня работы не будет. А я через час-другой приду. И еще вот что. Соседка есть у меня, Маруськой звать, девка бойкая, но ты и думать не смей о ней, понял? Она сегодня из деревни приехать должна.

Коля вышел на Литейный. Короткий северный день угасал, заходящее солнце выкрасило стены сгоревшего суда в грязный серо-бурый цвет. Коля поежился от пронизывающего ветра с Невы и, подняв воротник пальто, зашагал по Шпалерной. Прохожих почти не было, только один раз навстречу попался патруль: солдаты подозрительно оглядели Колю, но не остановили. На углу Гагаринской, на другой стороне улицы, Коля увидел пожилую пару: чиновника в форменной фуражке с кокардой и седую даму в шляпке с вуалеткой и длиннополом салопе. В руках дама несла замысловатую сумочку. Коля засмотрелся и вдруг его обогнали двое: мордастый тип в котелке, с кокетливо переброшенным через правое плечо шарфом и низкорослый, похожий на обезьяну человек неопределенного возраста в солдатской шинели без хлястика.

– Ну и ну! - услышал Коля голос мордастого. - Какая встреча! Судя по вашей одежде, мил-сдарь, вы изволите служить в сыскной полиции?

– Нет больше сыскной полиции, - отозвался мужчина в форменной фуражке. - С кем имею честь?

– С объектом бывшей деятельности, - витиевато объяснил мордастый. - Клоп, возьми у дамы сумочку, ей тяжело ее держать.

– Что вы, - удивилась женщина. - Совсем напротив.

– Лиза, отдай сумку, - приказал мужчина. - Они все равно отберут. Это же бандиты… - он поперхнулся от неожиданного удара в лицо.