Николай Чебаевский - Страшная Мария Страница 6

После она весь день держалась крайне настороженно, не слазила с коня и стадо отгоняла подальше от кустов. Вооружилась даже берданкой, чтоб не подпустить Семку, если он покажется вблизи. А под вечер загнала свиней в загон спозаранку и ночевать в землянухе не осталась, засветло еще уехала в Сарбинку.

Назавтра, в воскресенье, с приисков пришел Иван. Он сразу заметил необычную настороженность Марьки. И она со слезами поведала, какую тревожную весть принес Лешка.

— Подла же эта Фроська! — скрипнул зубами Иван. — Да и Семка тоже, ежели слушал такие наставления.

— Боюсь я теперь пасти.

— Ну и брось этих свиней к чертовой матери.

— А брошу раньше приморозков, так Матвей ни гроша не заплатит.

— И леший с ним, все равно не пропадем. А с Семкой я нынче же потолкую.

— Ой, не надо! — перепугалась Марька, увидев, как напряглось лицо Ивана, какие крутые желваки заходили у него на скулах.

— А что, тебе его жалко? — сузил глаза Иван.

— Не его, а тебя жалко.

— Ну, со мной он едва ли совладает, а я его в дугу согну.

— Все одно — тебя тогда засудят, — прижалась Марька к груди Ивана. — Не надо, не затевай драку, Ваня!

— Ладно, до суда не стану доводить, — обнял, успокаивающе погладил Марьку по спине Иван. — Но потолковать с Семкой надо, а то и в Сарбинке не будет тебе покою.

Иван не стал ожидать случайной встречи. В тот же день он пришел на хутор, принялся греметь кольцом калитки.

В ограде бесновался осатаневший кобель.

На стук вышел сам Матвей. Спросил не без удивления, зачем припожаловал парень.

— Семен дома? Потолковать надо.

— О чем это?

— О чем — он тебе сам скажет, ежели понадобится ему, — ответил Иван.

— Так… Может, в избу зайдешь? Я кобеля прицеплю к амбару.

— Нет, дело такое, лучше один на один потолковать. Так-то больше резону будет.

Матвей прощупал парня хмурым взглядом. Ничего не сказал, ушел в дом. Но Семена к калитке все же выслал.

Семка сразу сообразил, что разговор будет о Марьке. Ясно, девка рассказала своему миленку, как он, Семен, пытался отбить ее. Ничего зазорного Семка в этом не видел и не робея вышел за калитку. Приготовился с ухмылкой выслушать, как Иван потребует, чтобы он не вставал ему поперек дороги.

Ухмылка, однако, мгновенно исчезла, когда Иван сурово сказал:

— Ты не скалься! Я пришел не лясы точить. Знай, коли посмеешь силком Марьку одолеть — худо будет!

— Откуда ты взял… это самое?.. — бледнея, пролепетал Семка.

— Откуда — не твое дело. Но пусть тогда родня твоя загодя поминки готовит.

Если бы Иван кричал, выходил из себя, Семка не так бы оробел. Скорей всего, тоже вскипел бы, вступил в перепалку. Но суровое спокойствие, с каким держался Иван, заставило Борщова молча попятиться к калитке. Он всей шкурой почувствовал, что это не пустяшная угроза, брошенная сгоряча.

Какой был у Семки разговор с отцом — неизвестно. Но, надо полагать, отец поинтересовался, заставил сына выложить, зачем вызывал его Иван. Ибо в тот же день Матвей приехал к Марьке. Хмуро объявил:

— До приморозков Петрован с Лешкой стадо допасут, а ты убирайся от греха в Сарбинку. Не желаю, чтоб Семену моему голову из-за тебя проломили. Шибко дорогая голова, чтоб на кон, как бабку, ставить. Получай расчет сполна и уматывай!

Так Марька навсегда покинула землянуху у ворот поскотины.

5

Артели, в которой работал Иван, пофартило. Старатели нашли крупный самородок. Контора приняла его, но когда подошло время расчета, приемщик объявил: случилась промашка, проба показала — не золото это, а пустая порода.

Часто надували на приисках старателей. Но делалось это всегда ловчее, чем на этот раз. Набирали, например, в одну из артелей таких деревенских здоровяков, как Иван, которые могли без устали орудовать кайлой, таскать тачки и мало понимали в золоте. Во главе артели ставили «башлыка» — тертого, жуликоватого старателя, всегда готового вступить в сговор с приемщиком. (В татарских улусах башлыком звали волостного старшину, а старшины умели заниматься поборами, и рабочие по этой, видимо, аналогии, окрестили так и своего «старшого»). Артели во главе с «башлыком» выделяли самые богатые участки, и она добывала золота больше других, чаще находила самородки. «Башлык» вместе с приемщиком утаивал львиную долю добычи. Иван попал в артель, где собралось много бывалых старателей. Тут «башлыку» делать было нечего. И приемщику следовало остеречься. Однако жадность одолела его, и он решился на самый наглый прием — подменил самородок сходным камнем.

Старатели кинулись к управляющему. Тот и слушать не захотел. Проба, мол, есть проба. Показала не золото — значит не золото. А что приемщик вначале ошибся, так был он «под мухой».

Поняли старатели — сговор. А в этот же злосчастный день произошел обвал на другой копи, погибло пятеро рабочих из-за того, что контора поскупилась на рудную стойку. И взорвало рабочих. Вспомнили все прежние обиды, обманы, обсчеты… Остервенели, разнесли контору, приемщика порешили, а управляющий еле очухался после смертного боя. Выручили его стражники, вызванные загодя, но припоздавшие. Бунтовщиков разогнали, выловили зачинщиков.

Во время бунта на приисках оказался и Семка Борщов. Он приехал дотолковаться с управляющим об очередном сбыте свинины. Семка видел, как Иван кулаком опрокинул стражника, безжалостно избивавшего прикладом пожилого чахоточного старателя.

«А, влопался! Теперь поминки не по мне, а по тебе будут заказывать!» — мелькнула у Семки мысль.

По доносу Семки Ивана увезли в Томскую губернскую тюрьму. Потом прошел слух: смутьянов осудили: иных на каторгу, иных к ссылке в ледяную Якутию. Иван, по словам волостного пристава, получил каторгу.

Неизбывно было горе Марьки. Жила она теперь будто в полузабытьи. Что-то делала по дому, о чем-то говорила с отцом, с матерью, но ничто не касалось ее, как бы заживо оказалась погребенной в своем горе.

В эту-то тяжелую пору и явился опять к Безгубиным Матвей Борщов. Было теперь ему уже под шестьдесят, однако сила еще не покинула его, да и седина только слегка тронула виски. Выглядел в общем так, как иной мужик и в сорок не выглядит.

— А я опять за Марькой, — поясно поклонился он. — Прошу сызнова: отдайте ее нам. Только теперь уж не в няньки, а поставим в одну упряжку с Семеном моим.

— Сватом, что ли, пришел? — растерялся отец Марьки.

— Сватов зашлю погодя, чин-чинарем. Покамест потолковать хочу, чтоб в закрытые ворота потом не ломиться.

— Так Марька Семену твоему вроде не пара, — глянул отец на мать.

— Отчего не пара? Девка ладная, парню моему шибко поглянулась, сам послал.

— Приданого-то за ней нету…

— Семену моему женино приданое ни к чему. Он сам сумеет богатство нажить. А ежели я ему еще долю выделю, так не с Марькой приданое возьмем, а за Марьку, как киргизы, выкуп дадим. Пару вороных не жалко.

Знал Матвей, куда метит. У Безгубиных по осени пала от старости верная Рыжуха, а меринок, выращенный ей на смену, утонул в Чарусе. Безлошадный крестьянин уже не хозяин. А тут надвинулась пора дочь замуж выдавать, сына женить. Как, с чем их выделить? В семье старались это не обсуждать, но перед отцом с матерью стояла неразрешимая задача. Неожиданное сватовство Борщова рождало надежду.

Конечно, Марька любила Ивана. Но раз сгинул — не век же ей горевать, не в девках вековать. Семка — парень ладный, не говоря уже о достатках борщовской семьи.

А Матвей Борщов расщедрился.

— Напридачу еще корову да десяток овец дадим. Потому, знаем Марьку — стоит она такого выкупа. Да и родней будем. А нашей родне бедовать не положено.

Польстила отцу с матерью эта похвала. Пообещали они, как было заведено, малость подумать. Но ушел Матвей с твердой уверенностью, что дело, сделано. Погодя можно засылать сватов.

В Марькином согласии родители не нуждались. Мог отец выдать ее и одной своей волей, по старому обычаю. Но понимал: оскорбится Марька, тогда трудно будет согнуть ее, скорей можно сломить. И пожалел отец дочку, не стал принуждать. Вечером, когда Марька вернулась с поденки, сказал, зачем был Борщов, с какими посулами. А приметив, как потемнела девка, добавил с тяжким вздохом:

— Гляди сама. Неволить не станем. Только нужда-то больно злая…

Мать сказала слезно:

— Не в петлю же толкаем. Семка не урод какой, поживете — слюбитесь…

Марька разрыдалась, но не возразила. Жизнь свою она теперь считала все равно пропащей.

И был назначен, сговор, a потом и свадьба.

6

Снег покрыл землю уже больше недели назад. Ездили на санях, но мороз еще не окреп и не хватало у него силы сковать льдом Сарбинку. Это огорчало парней и девок. Не терпелось им покататься на лотках.

Васька Дудкин, дружок Ивана, не дожидаясь ледостава, все же подготовил лоток. Он был мастаком. Хотя и не хитрое сооружение лоток, а делать его надо с толком. Если на дворе примораживает слабо, много раз приходится поливать обмазку. Зато она становится надежнее, не отлетает при встряске на ухабах.