Николай Чуковский - Девять братьев (сборник) Страница 6

Василий Степанович время от времени подбрасывал в печурку щепки, а Павлик, уже съевший тарелку каши, сосал ломтик шоколадки, стараясь делать это как можно медленнее.

– Странная, безумная девочка, – сказал Василий Степанович. – Ты заметил, что она странная?

Павлик кивнул головой.

– Она вместе с матерью бежала от немцев из Таллина. Тогда уже проехать можно было только морем. На пароходе были одни женщины и дети, и все же немцы разбомбили пароход. Экие негодяи! Эрну и ее маму спасли – их подобрал в воде другой пароход. Но и этот пароход немцы потопили, и Эрна с матерью снова тонули, их снова спасли. Мать Эрны – это моя родная сестра – заболела и умерла, и с тех пор Эрна стала такая странная. Ей всюду чудятся немцы. Она тебе об этом говорила?

Павлик покачал головой.

– Она погибнет, непременно погибнет, – продолжал Василий Степанович. – На этот раз она спаслась только чудом. Если она снова убежит, то, безусловно, умрет с голоду. Вот, удрала от меня и даже своей хлебной карточки не захватила. Я все эти дни получал продукты по ее карточке и откладывал. Эта каша сварена из ее крупы, так что это она тебя угостила, а не я. На карточку, конечно, сейчас не проживешь, но у меня кое-что есть… Со мной она даже не разговаривает. Быть может, тебя послушает? Приходи к нам чаще, уговори ее не убегать из дома. Поговоришь? Обещаешь?

Павлик кивнул головой.

Василий Степанович встал и осторожно поправил на спящей Эрне платок, подложил в печурку щепок и снова уютно расселся в кресле.

– Так ты ловишь ракетчиков? – спросил он у Павлика.

– Угу, – ответил Павлик, не открывая рта.

– Удивительные мальчики в нашем городе! Все они либо ловят ракетчиков, либо тушат зажигательные бомбы, – сказал Василий Степанович. – На крышах сейчас куда больше детей, чем в садах. Всякий другой город в мире давно бы сгорел, если бы на него бросали столько зажигательных бомб! Но у нас зажигательные бомбы тушат, у нас мало пожаров. Вот с ракетчиками дело другое. Мне иногда думается: да существуют ли вообще в природе эти самые ракетчики, не миф ли это, не плод ли народной фантазии. Ты, например, видел ракету?

– Видел, – сказал Павлик.

– Ну, когда например?

– Сегодня утром видел. Перед первой бомбежкой. Когда еще темно было.

– Откуда же ты знаешь, что это ракета? Сейчас вокруг города днем и ночью артиллерийская пальба, на небе непрерывные вспышки, и, вероятно, отсвет дальнего выстрела ты и принял за ракету.

– Нет, я его ракету со вспышкой не спутаю.

– Какая же она, эта ракета?

Павлик задумался.

– Зеленая… – сказал он неуверенно. – Особого зеленого цвета.

– Какого же это особого?

– Свет у нее мертвый.

– Мертвый? Вон оно что! И ты много раз видел эти ракеты?

– Несколько раз.

– Ну хорошо. Предположим, ты сегодня утром видел ракету, – сказал Василий Степанович. – А ракетчика? Ракетчика видел?

– И ракетчика видел.

От шоколадки во рту уже ничего не осталось, и Павлику ничто не мешало говорить.

– Он всегда пускает ее с одного и того же места и всегда как только начнется тревога. Сегодня я подстерег его. Заранее стал возле того дома и подстерег. Только началась тревога – та, первая, я сразу на чердак и через окошко – на крышу. Там всего одно окошко. Крыша железная и такая крутая-крутая, что на ней можно только лежать. Даже снега на ней почти нет, весь скатывается. Я лег и стал ждать.

– А далеко этот дом?

– На соседней улице. Совсем от вас близко.

– А ракетчик тоже лежал на крыше? – спросил Василий Степанович.

– Сначала я его не видел, ведь было темно. Зенитки уже стреляли, и «Юнкерсы» летели над городом. И вдруг смотрю, он надо мной, на самом гребне крыши. Небо уже побледнело, и я хорошо видел его плечи, голову. Вот ног не видел! Наверно, они были на другом скате крыши, за гребнем. Он поднял руку и выстрелил в небо.

– Выстрелил?

– Ракетница похожа на большой пистолет. Ракета полетела вверх, сразу стало светло, и я совсем хорошо его увидел.

– Даже лицо разглядел?

– Нет, не успел. Я только заметил, что на нем светлая кепка с большим козырьком. Ракета погасла, и тут начали бомбить. Я прижался к крыше, чтобы меня не сбросило воздушной волной. Потом пополз вверх, но на гребне его уже не было. Я заглянул через гребень. На другом скате крыши его тоже не было. Это очень странно.

– Почему же странно? – спросил Василий Степанович. – Он просто ушел.

– Он никуда не мог уйти, потому что на ту крышу есть только один ход – через то окошко, в которое я сам пролез. Дом шестиэтажный, с моего ската – улица, с его ската – двор, на другие крыши никак не перейти, я это хорошо рассмотрел.

– Однако он исчез?

– Исчез.

– И ты его больше не видел?

– Нет, видел.

– Видел? Где?

– На улице. Я сошел вниз, уже совсем светало, он стоял под воротами, он ждал.

– Чего ждал?

– Ждал, когда на улице станет больше народу.

– Как же ты узнал, что это он, если ты там, на крыше, не разглядел его лица?

– По кепке. На нем была серая кепка с большим козырьком.

Василий Степанович засмеялся.

– Да мало ли людей ходят в таких кепках! – воскликнул он.

– Теперь мало. Летом много, а теперь мало. Теперь все гражданские в шапках.

– Есть и в кепках.

– Есть, – согласился Павлик. – Я еще по лицу догадался.

– По лицу?

– У него лицо было в копоти. Он, верно, сам этого не знал.

– Откуда же копоть?

– От ракеты.

Василий Степанович вытер ладонью свое белое, бритое, чистое лицо.

– Ну, теперь у многих лица закоптели. Теперь всем приходится возиться с печурками да с коптилками.

– У него копоть была не такая. Лиловая, с блеском. Все лицо закопченное, и больше всего вот здесь, вокруг глаз. Из-за этой копоти я опять не мог разглядеть его лица.

– Опять не разглядел! – сказал Василий Степанович и рассмеялся совсем громко. – А как он был одет?

– В коричневом пальто. Потертое, грязное такое.

– А какого он роста?

– Высокий. Такого же роста, как вы. Только тоньше вас. Хотя, если с вас снять шубу, вы тоже были бы тоньше.

– И долго он стоял в воротах?

– Нет, недолго. Когда на улице стало больше народу, он пошел. И я за ним. Хотел узнать, где он живет.

– И он не оглядывался?

– Ни разу. Он вышел на набережную, потом свернул на проспект и по проспекту пошел назад. Видите, как кружил? Другие люди так не кружат. Потом он свернул в разрушенный дом. Я за ним, а его там уже не было.

– Куда ж это ты? – спросил Василий Степанович, увидев, что Павлик надевает шапку.

– Пойду, – сказал Павлик, завязывая тесемочки под подбородком.

– Оставайся. Переночуешь у меня, завтра утром поговоришь с Эрной. Оставайся. Ты мне еще что-нибудь расскажешь. Ты так интересно рассказываешь. Хочешь, я завтра напишу записку к директору твоего детского дома, что ты ночевал у меня? Он не рассердится. Он меня знает, я ведь заведую большим магазином.

– Нет, я пойду.

– Не хочешь? Ну, что поделаешь, иди, но только приходи скорее. Ты ведь обещал поговорить с Эрной. – Василий Степанович встал, чтобы проводить Павлика. – Я хочу подарить тебе вот этот электрический фонарик. На, возьми. Ты славный, смелый мальчик. А мальчику, который охотится по ночам за ракетчиками, электрический фонарик очень нужен. Бери, бери.

Фонарик! Павлик взял его и радостно зажал в кулаке.

Василий Степанович закрыл за Павликом дверь. Оставшись на лестнице один, Павлик сразу же зажег фонарик. Кружок света упал на дверь с медной дощечкой. На дощечке было написано:

«Тарараксин… Странная фамилия, – подумал Павлик. – Где я ее слышал?..»

10

Павлик вышел из парадного. На улице было темно и пусто. Ночное небо осажденного города как бы вздрагивало от мгновенных огненных вспышек: кругом шли бои. Едва Павлик, сжимая в кулаке новый фонарик, перешел улицу и ступил на противоположную панель, завыла сирена.

Он остановился в нерешительности и с досадой подумал, что ему следовало бы находиться сейчас возле того дома, где человек в коричневом пальто пускает ракеты. Напрасно он так засиделся у Василия Степановича! А чтобы добраться до этого дома, нужно обогнуть целый квартал. Побежать? Но уже грохот зениток нарастал и приближался, как прибой, и сквозь этот грохот слышалось угрюмое жужжание моторов. Нет, бежать туда уже поздно.

И вдруг все кругом озарилось зеленым мертвенным светом, таким знакомым Павлику, таким ослепительным, что трудно было не зажмуриться. Ракета взлетела прямо над его головой. Откуда?

Так вот оно что! Ракету пустили с той же крыши, что всегда, но эта крыша находится рядом с крышей того дома, где Павлик только что был.

Он стремглав перебежал улицу, вскочил в парадное и, прыгая через ступеньки, поднимался вверх по лестнице. Окна с выбитыми стеклами не были завешены, и отсветы вспышек от зенитных орудий озаряли лестницу так ярко и часто, что Павлик даже не вспомнил о своем фонарике. Добежав до площадки пятого этажа, он увидел в этом мигающем свете Василия Степановича. Василий Степанович был взволнован до крайности. Шуба на нем была распахнута.