Владимир Рудный - Гангутцы Страница 6

По молодости лет Экхольм после четвертой присяги, на этот раз Маннергейму, совершил немало ошибок. Он не пропускал ни одной авантюры, лез из пекла в пекло, рассчитывая на скорый провал большевиков. Петрозаводск, Олонецк, Видлица, присоединение к Юденичу — сколько мрачных и бесславных походов, которые, кроме огорчения и разочарования, ничего не принесли! Когда началась американская интервенция на севере России, стали много говорить о богатстве архангельских лесов, о «зеленом золоте». Провалилась интервенция — провалились все эти надежды. Рухнуло все. Брата Вальтера убили под Ухтой. Дом отца под Териоками сожгли свои же батраки. Рудольф Экхольм вымещал злобу на пленных красноармейцах, он строил аллеи виселиц, жег села, проливал кровь своих же соотечественников. К тридцати годам он присягал уже четыре раза, не веря никому и ни во что.

После подписания в Юрьеве мирного договора с Советской Россией граница разрезала землю Экхольмов пополам. Экхольма назначили комендантом пограничного участка на оставшейся за Финляндией части отцовской земли. Солдаты отстроили для него дом. Все пришлось создавать заново.

Он начал с малого. По американскому образцу Финляндия ввела сухой закон. Капитан пограничной охраны Экхольм зарабатывал на контрабандном спирте. Одновременно он переправлял в Ленинград, или, как он теперь называл город, в котором родился, в Пиетари, агентов различных разведок и центров. Он получал за каждую переправу с головы, независимо от того, удалась ли переправа и долго ли удержится эта голова на плечах ее владельца.

Политиков Экхольм презирал. Монархисты, эсеры, всевозможные правые, левые, желтые, зеленые, синие — все они проходили через его руки в качестве резидентов Интеллидженс сервис, французской сюртэ и всяких других разведок. Политики в Хельсинки служили тем же хозяевам. В министерских креслах сменяли друг друга помещики, миллионеры, банкиры, социал-демократические Лидеры. Партнеры, как за карточным столом, менялись местами, ссорились, уличали друг друга, пока их не одергивала из-за рубежа решительная рука хозяина. Хозяев было много, и они соперничали. Правители Финляндии подписывали антисоветские пакты то с Польшей, то со Швецией, вступали в блок с прибалтийскими фашистами, брали курс то на Англию, то на Германию, лебезили перед Америкой, от всех получали займы, субсидии, авансы в счет будущей войны с Советами. Англичане торговали с финнами себе в убыток — прицел дальний: начнется война с Россией — затраты окупятся. Англия втихую старалась вытолкнуть с финских рынков своего заокеанского конкурента. Америка вкладывала миллионы долларов в финляндские лесопромышленные концерны. Германия опутывала страну сетью фашистского шпионажа. Промышленники, министры, генералы зарабатывали, как биржевики, «на разнице», всем соперникам обещая финское пушечное мясо.

Экхольма страшило, что красные поднимают голову: недовольство правительством росло. Экхольм обрадовался сине-черным знаменам молодчиков из Лапуа, которые в тридцатых годах повторили маннергеймовскую «неделю резни», но сам он теперь держался в стороне от всяких походов, путчей, стычек и расправ с красными, — пусть этим занимаются юнцы.

Он ждал возвращения к власти своего кумира. Нужна сильная рука. На офицерском собрании, в котором и он участвовал, Маннергейму вручили маршальский жезл. Это был вызов либералам, которые боялись расправиться с красными. Через пять лет правительство снова возглавил Свинхувуд и присвоил Маннергейму маршальское звание, поставив его во главе вооруженных сил. Маннергейм требовал миллиарды на создание сильной армии. Финляндии предстояло стать плацдармом. Против кого — ясно. Но чьим?..

Профессией Экхольма стала «тайная война». В могуществе разведки он убедился еще весной семнадцатого года, когда был агентом берлинского «Финляндского бюро». Служба на границе расширила его шпионские познания и связи. О его заслугах вспомнил новый начальник генерального штаба генерал Хейнрикс — соратник покойного брата Вальтера по «Финляндскому бюро» и егерскому батальону. Назначая Рудольфа Экхольма офицером второго отдела — отдела антисоветской разведки, генерал в шутку сказал:

— Можете не беспокоиться, майор, о своем будущем. Офицер второго отдела генерального штаба обеспечен до тех пор, пока деловой мир рассматривает Финляндию как информатора Европы и как плацдарм будущей войны с Советами.

Экхольм очутился у золотого источника. Финская разведка работала, как коммерческое предприятие, на самоокупаемости: какова прибыль, таков и бюджет. Второй отдел принимал заказы на диверсии, взрывы, переброску шпионов, провокации, террористические акты и пограничные конфликты. Никаких присяг, никаких ориентации, никакой приверженности, кроме приверженности тому, кто платит. Все добытые сведения перепродавались несколько раз: японцам, немцам, англичанам, итальянцам — всем, кто интересовался шпионскими сведениями о Советском Союзе. На этой службе Экхольм шел вверх и богател.

Отец жил в Выборге и двадцать лет подряд ежедневно заставлял до блеска натирать медную табличку на парадной двери особняка: «Статский советник Императорского двора Густав Экхольм».

— Императорского двора! — зло повторял Рудольф, заглядывая к отцу. — Какой, к черту, императорский двор?!

Иллюзий отца он не разделял. Он не верил ни в реставрацию монархии, ни в Финляндию до Урала. Ведь он понимал, что Финляндия нужна Европе как плацдарм войны против Советов. Теперь появился новый претендент на этот плацдарм — Гитлер. Он требовал тайного вооружения Аландских островов и превращения их в базы для германских бомбардировщиков и подводных лодок. Генштабисты лавировали между англичанами и французами, американцами и немцами и все чаще говорили: «Перед немцами у нас нет никаких военных тайн». Генерал Гальдер, будущий автор плана «Барбаросса», приезжал инспектировать финские войска и укрепления. Экхольму нравилась железная хватка немецких фашистов, но идти вместе со всей армией в мясорубку он и не помышлял — лучше урвать что-либо при дележе.

Когда под Пиетари прибыли английские, французские и немецкие инженеры, чтобы на земле его отца строить линию Маннергейма, Рудольф Экхольм выхлопотал земельную компенсацию на западе, подальше от советских границ, — небольшое поместье в районе Таммисаари.

Старинный каменный дом с башней на гранитной скале служил, по преданиям, прибежищем морским разбойникам. На склоне лет Экхольм питал слабость к романтике — он называл этот дом своим замком. Он раздобыл себе должность коменданта укрепленного района Ханко — поближе к столь легендарному и, как ему казалось, надежному замку.

Сухой песчаный берег, сосновые леса, пляж, морские купанья, водолечебницы, живописные скалы и парки Ханко привлекали в летний сезон тысячи людей. Чистенький городок, застроенный одноэтажными, ярко окрашенными домиками, населяли главным образом шведы — содержатели отелей, казино, лодочных станций, прогулочных яхт, магазинов, хозяева промышленных предприятий города. Предприятий, впрочем, было немного: на окраине кондитерская фабрика англо-финской фирмы; на берегу бухты гранитный завод, для которого ломали утесы Королевской горы; паровая лесопилка, загруженная тогда, когда экспортеры находили выгодным пропускать через нее проданный за границу лес северной Финляндии; динамитный завод, оставшийся в наследство еще от российского акционерного общества «Гранит»; кирпичный завод, чахнущий с каждым годом — сырье для него иссякало; и торговый порт, сильно развитый в начале века, когда он получал свои ледоколы для зимнего плавания, но со временем он лишился торговых линий России — порты Ботнического залива, особенно Турку, отбили у него выгодные рейсы в Стокгольм, и оживленное судоходство поддерживалось только зимой; летом порт жил за счет курортников и многочисленных иностранных туристов. От них в значительной мере зависели доходы многих жителей, таможенников и пограничников. Экхольм хорошо знал об этих доходах, обильных в годы строгого сухого закона. Не только профессионалы контрабандисты, каждый турист обязательно прихватывал с собой в Финляндию запас спиртного, и при досмотре в порту чиновникам и страже кое-что перепадало.

Курортникам показывали развалины старых шведских и русских фортов, извлеченную из моря ржавую пушку с двуглавым орлом и датой «1799», гранитный стол с чашеобразным углублением, в котором была изготовлена жженка во время торжественной встречи в Ганге путешественника Норденшельда в 1881 году, и живописную панораму полуострова — с колокольни лютеранской кирки или с вершины водонапорной башни.

Контрабандисты приходили ночью в рыбацкие поселки на западном берегу полуострова. Пограничная стража и таможенники получали от них свою долю и отпускали их восвояси — на Аланды либо в Швецию.