Константин Семёнов - Воронка Страница 6

Снова темно, гудят моторы, везде вспышки… Резкий гулкий звук, как будто кто-то ударил по дну бочки, короткий, пронизывающий до костей свист, лающий разрыв и экран освещается холодным замогильным светом.

Это кто? Чёрное корчащееся от боли лицо, струйка крови изо рта… Это… это… Алексей? Лёша? Нет, не надо! Не хочу! Лёша!

— Не кричи, — захлёбываясь кровью, прохрипел Алексей, — не плачь… ты будешь жить… не бойся. Не плачь… у тебя всё будет… хорошо… обещаю… Слышишь, Сунжа… поёт? Ма… ша!..

И падает, падает снег. Чёрный январский снег.

Давно кончился час пик, почти зашло солнце, на улицах зажглось освещение, заплясала реклама. Серебристая «Mini» аккуратно двигалась из центра, практически неотличимая в плотном потоке. Мари сухими воспалёнными глазами неотрывно следила за дорогой, стараясь ни о чём не думать. Почти получалось, и лишь только одна мысль жужжала в мозгу, как надоедливая муха. Не такая уж и важная, можно сказать почти бессмысленная.

Что же эта была за мелодия?

Мари свернула к дому, шины мягко зашелестели по плитке. Повинуясь пульту, открылись двери, и «Mini» медленно скрылась в гараже. Мари вышла через боковую дверь, закрыла замок. Несколько минут постояла, глядя на тёмнеющий дом, и пошла вглубь участка. Мимо елок, дальше и дальше. Здесь, в стороне от посторонних глаз, рос огромный орех. Когда-то давным-давно этот орех был маленьким грецким орешком, сорванным в Грозном и контрабандой привезённым сюда, на другой конец света. Он прекрасно прижился, давал урожаи и уже давно не вызывал удивления у соседей.

Мари подошла к дереву, положила руки на ствол. Орех узнал землячку, он всегда её узнавал. По стволу пробежала лёгкая дрожь и Мари, повинуясь неясному призыву, прислонилась к шершавой коре щекой. Орех замер, прислушиваясь, затем вновь легко задрожал, будто желая что-то сказать.

И она услышала.

Через тысячи километров, через бездну лет, она вновь услышала, казалось давно забытое:

Michele ma belle,These are words that go together well,my Michele,Michele ma belle [7]

С каждым днём становится всё теплее и на деревьях уже нетерпеливо распускаются первые листки. Всё короче и короче ночи, всё меньше времени горит свет в окнах домов. Но одно окно на последнем этаже обычной девятиэтажки не гаснет до утра.

Воронцов не замечает весны, он не видит почти ничего, кроме монитора. Стучат пальцы по клавиатуре, не обращая внимания на боль. А когда терпеть уже не остаётся сил, когда проклятые суставы мешают работе, Воронцов глотает очередную таблетку анальгина. Он у него рядом, под рукой — чтоб не тратить зря время. Анальгин и сигареты, сигареты и анальгин.

Он должен переписать рассказ, он должен сделать так чтоб из него исчезла война. Пока этого ему не удавалось ни разу, война влезала в каждый его текст. Не хочет она уходить и сейчас, сопротивляется, выискивает лазейки, влезает в каждую щель. Воронцов возвращается и переделывает, возвращается и переделывает. Он знает, он уверен, что на этот раз вырвется из проклятой воронки… Война не коснётся этого рассказа своей мерзкой лапой. Этого не будет. Он должен.

Ведь он обещал!

Он сможет!

И в это мгновенье его наконец-то отпустит война.

Февраль — март, 2009, Волгоград.

Примечания

1

«Ветерок», гр. Воскресение.

2

«Мишель», Битлз.

3

«Мишель», Битлз.

4

«Мишель», Битлз.

5

«Мишель», Битлз.

6

«Мишель», Битлз.

7

«Мишель», Битлз.