Владислав Шурыгин - Зенитная цитадель. «Не тронь меня!» Страница 63

Встречал ли Григорий Александрович кого-либо из плавбатарейцев?

Бутаков оживился:

— Я, знаете ли, только вчера статью свою в «Красную звезду» направил. Прочел вашу — решил откликнуться, тряхнуть, как говорится, стариной. Вот там и пишу, что встречал одного старшину с плавбатареи. Более того, спас его…

Бутаков назвал имя старшины, рассказал обстоятельства, при которых старшина был спасен.

«В дни, когда пал Севастополь, я находился в Батуми, командовал сторожевым кораблем «Шторм».

Около четырех часов утра меня разбудил рассыльный:

— Вас вызывает к себе на крейсер командующий эскадрой вице-адмирал Владимирский!

Быстро одевшись, я прибыл на крейсер «Красный Крым», прошел в салон.

— Наш самолет, — сказал командующий, — обнаружил в море без хода какой-то катер с людьми. По всей вероятности, это севастопольцы. Сходите туда и приведите катер в Батуми.

Через 30 минут мы снялись со швартовов и взяли курс в указанный район. Часа через два увидели покачивающийся на крупной зыби баркас. «Шторм» подошел к нему вплотную. Смотрим, лежат в нем без движения несколько моряков в тельняшках. Вдруг один из них приподнялся и, увидев меня, сказал: «Товарищ капитан второго ранга! Я старшина… из экипажа «Не тронь меня!» Вы у нас при постройке были…»

Я, признаться, не вспомнил этого старшину, но мне кажется, что фамилия его была «Самохвалов» …Мы немедля подняли всех шестерых из баркаса к себе на палубу. Четверо были в тяжелом состоянии, один уже мертвый, и только Самохвалов мог говорить, двигаться. Наш военфельдшер и санитары тут же начали приводить их в сознание и оказывать медицинскую помощь. Взяв баркас на буксир, сторожевой корабль пришел в Батуми».

Итак, один из спасенных в шлюпке моряков — плавбатареец? Только почему Самохвалов?! Насколько мне известно, раненного в ногу Самохвалова вывез из Севастополя, тоже раненный, лейтенант Хигер. Он получил пропуск на подводную лодку и буквально на себе занес старшину в один из ее отсеков.

Вернувшись из Ленинграда, я незамедлительно заглянул в одну из папок своего архива, скопившегося за годы работы над темой плавбатареи. Без труда нашел запись рассказа Самохвалова.

«Если бы не лейтенант Хигер — остался бы я на скалах Херсонеса… Передвигаться на одной ноге самостоятельно не мог, а лейтенант одной здоровой рукой таскал меня на себе». Это строки из письма Самохвалова.

Пришлось снова срочно запросить обоих: Виктора Ильича Самохвалова и Семена Абрамовича Хигера. Как обычно в таких случаях, томительно тянулись дни ожидания. И вот почта принесла долгожданные ответы. Хигер писал: «В штабе ОВРа начальник штаба капитан 2-го ранга Морозов дал мне пакет и ящик. Приказал следовать в Стрелецкую бухту на подлодку. Я хотел взять трех матросов со своей батареи, но приказали иначе. Самохвалова разрешили взять, а матросов в помощь, нести ящик, назначили сами. Нам выдали пропуск, по которому пропустили на подлодку. Добрались до подлодки с трудом. Переход был трудным. Привык на батарее стрелять, а тут… Сидишь в отсеке беспомощный. Лодка была перегружена ранеными. На переходе нас бомбили. А удары взрывной волны о корпус — хуже чем бомбежка. Однако в Новороссийск прибыли благополучно».

Откликнулся Самохвалов: «Я слышал, что Бутаков спас кого-то из наших… Кто-то говорил, что спасеным был Бойченко, что уходил в море чуть ли не на баркасе. Сообщаю на всякий случай, если вдруг у вас не окажется, адрес Михаила. Напишите ему. Он внесет ясность. Григорий Александрович нас, видно, спутал. Меня спас Хигер».

Итак, ясность может внести Михаил Сергеевич Бойченко. А если то был не он?

Я заочно знаком с Михаилом Сергеевичем Бойченко, бывшим командиром сигнальщиков, но в то время работа над книгой еще только развертывалась, и до расспросов Бойченко, когда и как он ушел из Севастополя, дело не дошло. Срочно написал Михаилу Сергеевичу. Задал всего один вопрос: «Когда и как ушли вы из Севастополя?»

В одно прекрасное утро — иначе его и не назовешь — почтальон вручил мне заказное письмо. Читать такие письма, такую драгоценность на ходу нельзя. Вскрывать, надрывая конверт, — варварство. Сел за стол, торжественно срезал краешек конверта — и вот в руках письмо Бойченко. Первые строчки привета… Быстрее, быстрее дальше…

«…Сойдя на берег, поступила наша группа плавбатарейцев в распоряжение штаба ОВРа. Поблагодарили нас за службу, посочувствовали, что многие товарищи наши погибли на батарее, а затем сказали: «Хлопцы, выручайте! Немец жмет. Отбивать его надо». Дали нам по фляге воды, дали оружие, боезапас и направили на передовую линию. А она, эта передовая линия, уже за городом, по нашу сторону, проходила. Немцы уже фактически заняли весь Севастополь. Воевали мы отчаянно, пятились к морю до последнего метра. Очень верили, что придут за нами корабли. Те хлопцы, из пехоты, что рядом с нами воевали, рассказывали, что их, когда Одессу оставляли, всех до последнего человека с берега сняли. А в Севастополе была другая обстановка. Очень тяжелая, и кораблям прорваться, очевидно, нельзя было. Приходили подводные лодки, забирали тяжелораненых и какие-то документы, затем пришли две шхуны, но нас в бухте много собралось — разве всех заберешь… Тогда стали мы мечтать, каким путем пройти через позиции немцев в горы, к партизанам. Только пробраться было почти невозможно, потому как местность вся немцем занята, да и открытая она. Не проскочишь. Собралась нас группа в несколько человек. Со мной был Виктор Яковлев — с плавбатареи, тоже сигнальщик, затем был, небольшого роста, кажется капитан-лейтенант, комиссар из ОВРа, один человек из 8-й бригады морской пехоты и два человека из бригады Жидилова. И вдруг удача! Мы нашли под скалой малый катер, починили его, заправили и с 30 июня на 1 июля, часов в 11 ночи, вышли в море. Немцы пустили по нас несколько снарядов, но мы довольно быстро ушли от берега. Цель наша была уйти на Большую землю.

Прошла ночь, настал день, а у нас кончилось горючее… В любую минуту могли налететь немецкие самолеты: мы несколько раз видели их стаи, проходившие стороной. А еще хуже, если бы нас заметила фашистская подлодка и взяла бы в плен. Мы ведь из Севастополя потому только ушли, что кончились боеприпасы и пришел приказ оставить Крым…

Очень мучила жажда. Мы не имели запасов воды — негде было ее взять, да и времени не было, чтобы где-то ее добывать… Одна фляжка на всех шестерых. Раненому бойцу из бригады Жидилова стало плохо — ему мы и давали воду, а сами лишь в начале пути по глотку отпили…

Из одежды своей и единственного весла смастерили что-то вроде паруса и сами легли на дно катера, чтобы сберечь силы. Капитан-лейтенант из ОВРа сидел на руле, правил по солнцу. Только ход у нас был куриный — если и был он вообще… И все же, по подсчетам капитан-лейтенанта, за все это время, что находились в море, ушли мы от нашего Севастополя далеко. Затем стали мы дежурить по очереди, оглядывать горизонт, ждать какого-нибудь нашего корабля…

О мучениях наших рассказывать не буду. Всем было очень плохо. Почти двое суток находились мы в море, в неизвестности, без воды, без пищи… Раненый наш совсем стал плох, капитан-лейтенант тоже потерял сознание, и тут я увидел дым на горизонте, сказал ребятам, стал во весь рост, замахал руками. Я кричу, а ребята лежат и тоже кричат, чтобы громче было… Встать-то они не могли.

Подошел к нам наш сторожевик, а им командовал Борода — Бутаков, тот капитан 2-го ранга, который придумал нашу плавучую батарею. Дали нам по кружке воды и по 50 граммов хлеба, а потом каждый раз норму еды все увеличивали и увеличивали…

Налетел «юнкерс», но корабль от него отбился и привез нас в Батуми, где положили нас пятерых в госпиталь, а шестой — морячок с бригады Жидилова — не выжил… После поправки мы с Яковлевым воевали в морской пехоте, в 145-м полку. Виктор Васильевич Яковлев погиб в декабре 1942 года в одном из боев. Я отвоевался до конца. После демобилизации работал в сельском хозяйстве. В настоящее время на пенсии».

Все прояснилось, стало на свое место. Я написал Григорию Александровичу. «Что ж, — ответил он, — такое вполне могло быть. Значит, Бойченко… Одна память хороша, а две и тем паче три — еще лучше. Годы все же делают свое дело… Проверяйте, если есть возможность, каждый факт по нескольку раз, с разных сторон».

Прав Григорий Александрович! Искать, находить и снова искать! Сличать, сверять, анализировать, подкреплять документами. А еще… Еще не упускать времени! Как я жалею сегодня, что не успел еще раз встретиться с Бутаковым! Все откладывал «на потом», все надеялся повидать его в «следующем году». А жизнь, работа — двадцатый век! — закручивают, время летит. Оно, увы, не ждет и никого не щадит…

Теперь я часто бываю в Ленинграде, но Григория Александровича уже нет в живых…

Лейтенант Семен Хигер… Его, постоянно находившегося на левом крыле мостика, матросы плавбатареи окрестили «вечным вахтенным».