Александр Каневский - Впереди разведка шла Страница 64

Так прошли сутки, вторые, третьи...

А со стороны Шаришапа доносился ослабленный расстоянием грохот сражения: земля подрагивала от гулких разрывов бомб и снарядов, над черными зубцами деревьев порхали в разные стороны трассы всевозможных расцветок. Я невольно поежился, представив, что сейчас происходит там, где немцы сталью и огнем таранили нашу оборону.

Потом стало как-то тише. От Шаришапа по два, по три потянулись в тыл немецкие танки. Некоторых буксировали на тросах. Навстречу танкам ехал конный разъезд, по всей видимости — венгерский. Кавалеристы сгрудились у обочины, о чем-то переговорили с экипажем остановившейся машины и рысью направились к Шаришапу. За ними потянулась длинная вереница всадников. И все это — в какой-то сотне метров от нас.

Вид у наездников был далеко не гусарский, да и лошади выглядели под стать своим хозяевам. Боялись мы одного: потянутся с голодухи к копнам сена, где спрятали броневик, и тогда дело примет совсем другой оборот. Но кавалеристы, не задерживаясь, прошли мимо.

Бронемашину пришлось бросить. Под покровом ночи двинулись к бригаде.

Только теперь я хорошо рассмотрел своих разведчиков. Усталые, перемазанные, обросшие... Шутка ли — десять суток мотались по вражьим тылам!

Первыми нас встретили автоматчики из батальона Кузнецова. И вот блиндаж комбата. Андрей Андреевич радостно меня потискал, пожал руки всем разведчикам. Кроме майора в блиндаже находились его заместитель старший лейтенант Безверхий, замполит капитан Монстаков, начальник штаба старший лейтенант Асикаев. Кузнецов сразу же связался со штабом бригады, доложил о возвращении разведчиков. Через минут двадцать в блиндаж не вошел — ворвался майор Козлов. Он сгреб меня в охапку, и я ощутил на щеке влагу. Как бы спохватившись, Борис Михайлович отвернулся, затем снял шапку, опустился на ящик с патронами. Набрал полную грудь воздуха, облегченно вздохнул:

— Ну, как в старину говорили, слава богу! Возвратились... А тут по вашим душам уже поминки поспешили заказать. Мол, разведгруппа Каневского, выполняя важное задание командования, к установленному сроку не возвратилась... И откуда что берется?

Вечером мы были в кругу своей ротной семьи. После длительного вояжа ребята приводили себя в божеский вид: прилаживали к гимнастеркам свежие подворотнички, скоблили заросшие физиономии, мылись, меняли белье, чистили сапоги.

Я смотрел на моих как бы помолодевших боевых товарищей, свершивших трудное и опасное дело, о котором они сейчас говорили как о чем-то обычном, будничном, и в душе поднималась большая к ним любовь. Ничего другого не желал бы в жизни — только довести их до конца войны, сохранить.

Петр Алешин подмигнул повару: мол, подбрось добавки. Расправляясь с пельменями, жмурился от удовольствия. Потом уже, словно оправдываясь, говорил:

— Признаюсь, никогда так не уставал, как в этом поиске. Возвращались — думал, не дойду. Тело ломит, ноги не слушаются. Не несут, окаянные, — и все! А потом вспомнил: когда уходили, наш гвардии повар Леонов сказал: «Не задерживайтесь, ребята, а то пельмени остынут». И тут силы утроились, думаю: хоть по-пластунски, а доползу до кухни! Ради такого удовольствия по минам побежишь...

Леонов от такой похвалы только усы покручивал.

Молча помянули всех, для кого промерзшие окопы стали могилой. А потери бригада понесла немалые.

Майор Козлов рассказывал о том, как «викинги» и «мертвоголовые» молотили со всех концов бригаду, и я явственно представил эту жуткую картину.

Именно на нашей бригаде сфокусировалось острие атаки. Первая попытка пробить брешь в ее боевых порядках не принесла гитлеровцам успеха. Подтянув за ночь резервы, враг снова рванулся вперед, охватывая Шаришап железными клешнями. Отдельным группам автоматчиков удалось просочиться в северную часть поселка, пристрелять улицы. Чтобы ночью можно было вести более-менее прицельный огонь, гитлеровцы поджигали дома, стога соломы и кукурузы. Пожары не переставали бушевать над поселком — он буквально тонул в дыму.

Каждое утро начиналось с новой атаки. Эсэсовцы лезли с диким остервенением. У них это называлось «рюкзихтслос», то есть действовать напролом, без оглядки. Нахлеставшись «для храбрости» шнапса, они сбивались в толпы, улюлюкали, свистали. Снаряды и мины рвали и кромсали эту массу, но она, словно желе, снова стекалась в одно целое. Как ни прочна была наша оборона, но и она не выдержала таранного удара. И здесь пришлось хлебнуть лиха не только мотострелкам, но и артиллеристам, минометчикам, танкистам...

В то зимнее раннее утро 7 января над землею стелился туман, белая изморозь покрыла деревья и кустарники, фосфорной пыльцой искрилась на зачерствевших комьях выброшенной земли, орудиях, снарядных ящиках, телогрейках... Артиллеристы батареи лейтенанта Михаила Сурошникова подготавливали снаряды, раскладывали по «сортам»: бронебойные, осколочно-фугасные, шрапнель.

Гитлеровцев ждать долго не пришлось. Спустя несколько минут после ураганного артналета на позицию батареи попер бронированный табун — танки, бронетранспортеры, до двух батальонов мотопехоты. Сурошников, обсыпанный землей от разорвавшегося поблизости снаряда, отплевываясь, выжидал. Триста метров, двести, сто пятьдесят...

— Нахально прут, сволочи! — повернулся он к парторгу батареи старшему сержанту Кобычеву. Затем взмахнул рукой:

— Огонь!

Команду подхватили командиры орудий. Выстрел — и головной танк задымил.

— Горит, товарищ лейтенант! — крикнул наводчик рядовой Сорин.

— Горит, как и положено фашисту,— спокойно уточнил комбат.

Второго «тигра» стреножил наводчик рядовой Тюрин: снаряд пробил гусеницу и сорвал ее с катков.

— Чистая работа! — похвалил Сурошников бойца.

Гитлеровцы обрушили на батарею шквал снарядов мин, сплели вокруг нее паутину пулеметных трасс. Куча мерзлой земли вперемешку со снегом поднялась над позицией, а когда эта туча осела, на батарею вновь двинулась четверка танков.

Артиллеристы, сбросившие ватники, напоминали кочегаров у раскаленных топок. Прикипев к прицелам, точно посылали снаряд за снарядом.

Зачадил еще один «тигр», второй развернулся, чтобы спрятаться в лощине, но получил снаряд в борт. Прошло только пять минут, а на поле уже полыхало шесть танков.

Снова атака.

— Ребята, ни шагу назад! — крикнул своим батарейцам Сурошников. Голос его встряхнул бойцов, как если бы они увидели с десяток пушек за своей спиной, пришедших на помощь.

Еще один танк крякнул, закачал хоботом. Из его нутра повалил черно-бурый дым. Бронетранспортеры стали поворачивать вспять, автоматчики рассыпались по лощинам. Эсэсовцы отошли, но огонь не прекратили. Рядом с Сурошниковым разорвался снаряд, изувечив орудие. Ни одного человека из расчета не осталось на ногах — лишь убитые и раненые среди пустых гильз...

Сурошников бросился к другой пушке, где упал наводчик, но и сам получил тяжелое ранение...

Семь атак отбито! Шесть фашистских танков и два бронетранспортера, исковерканных и опаленных, словно ураганом разбросало вокруг сурошниковских пушек на сером, изжеванном траками поле.

Золотая Звезда Героя Советского Союза стала достойной наградой храброму и умелому командиру батареи Михаилу Матвеевичу Сурошникову.

В период, когда наша пехота окапывалась, выскочил бронетранспортер, обстрелял сначала ее, а затем открыл огонь из крупнокалиберного пулемета по артиллеристам старшего лейтенанта Георгия Урнышева. В этой ситуации не растерялся младший лейтенант Михаил Белый — приказал сержанту Ивану Дедовцу через ствол навести орудие на бронетранспортер. Тот загорелся с первого выстрела. Водитель и офицер были убиты. При них оказалась полевая сумка с топографической картой.

Неоценимую помощь бригаде в отражении атак оказали корпусные артиллеристы полковника Самохина, «катюши» майора Волынцева. На высоте оказались и минометчики лейтенанта Федора Литвиненко, с которым не раз сводила нас фронтовая судьба.

Гитлеровцы большими силами сжали фланги бригады, и мотострелки вынуждены были отойти назад. Рота Литвиненко держалась дотемна, а ночью также заняла более выгодное место и окопалась. Немцы снова потеснили мотострелков. Атаки повторялись одна за другой, стволы минометов накалились от непрерывной стрельбы. Казалось, силы у людей на пределе возможного. И тогда ротный Литвиненко приказал поставить минометы и пулеметы на прямую наводку, а сам с группой смельчаков, вооруженных гранатами, бросился навстречу танкам. Для многих этот бой стал последним...

Короткий отдых — и мы снова отправляемся на задание. Стояли исключительно темные ночи, поэтому в группу я взял самых опытных разведчиков — Ситникова, Багаева, Алешина. Предстояло «расшифровать» перегруппировку войск противника. Такие данные в штаб уже поступали, но их следовало перепроверить.