Владимир Лидин - Три повести Страница 67

И он смеется и поет. Он поет громко, но песни его никто не слышит, даже он сам не слышит ее, потому что оглох от рева и гула… Алеша приедет в стойбище, очень хорошо. Можно изготовить ему такие торбаза и дать их расшить женщинам, что в Хабаровске показать не стыдно. Или взять на охоту в горы. Актанка думал до сих пор, что он самый старый и больше всех видел на свете. Но вот он, Заксор, тоже повидал кое-что. Потом пойдут поезда на их нанайской воде. Можно рассказать, как искали и нашли воду в тайге.

Солнце вдруг прорывает тучу, вся кабина наполняется светом, и он слепнет. Потом солнце снова пропадает, и теперь он видит первое стойбище внизу. Он узнает, что это стойбище, по пустым вешалам и высоким трубам очагов. Трубы дымят, и это значит, что нанаи сидят на теплых канах, курят трубки и рассказывают друг другу о том, какая была охота в горах. Сейчас пора отдыха, и скоро наступит лето и горячее время хода кеты. У Заксора набитый портфель, такой же, как и у соседа. Кто может знать, что нанай везет в своем портфеле? Может быть, у него тоже разные планы и счета. Колхоз — большое дело, и не все бумаги умещаются в портфеле Актанки. Он глядит на свой новенький кожаный портфель и мысленно сравнивает его с брезентовым портфелем Актанки. Конечно, Актанка позавидует ему, но портфель этот — подарок Дементьева, и здесь ничего не поделаешь. Теперь он опять разевает рот и поет. Он поет полным голосом, и никто не слышит его. Вот летит нанай по воздуху. Гаса очень шумная, и от ее шума ничего не слышно. Лед еще лежит на Амуре. Но скоро лед пойдет по Амуру и уйдет в море. Тогда нанаи снова начнут плавать на своих оморочках. У него новый портфель, который подарил ему Дементьев. В этом портфеле лежит нож с тридцатью двумя лезвиями. Алеша скоро приедет в стойбище. Они вместе пойдут на охоту. Самые красивые торбаза можно сделать из кожи изюбря.

Он пел и пел и стал дремать. Самолет качало, и от этого хотелось дремать. Если рождается мальчик, то надо привесить к его зыбке ружейный патрон. Ружейный патрон должен значить, что мальчик станет первым охотником. Вот его, Заксора, качает, как в зыбке. Он тоже хочет спать.

Его голова склоняется на грудь. Рука крепко держит портфель. Спящий охотник должен всегда крепко держать свое ружье, чтобы злой человек не отнял его во время сна. Он удобнее откидывается в кожаное кресло. Рот его, только что пропускавший звуки песни, раскрывается и издает первый храп. Так хорошо спать, когда качает, как в зыбке. Это напоминает детство и мать. Мать ловкими руками приготовляла коробки из бересты и наносила на них узоры петухов и рыб. В одной такой коробке хранится у него дробь.

А самолет летит. Излучины и протоки Амура еще забиты льдом и снегом. Берега малоразличимы, и только стойбища и села отмечают русло реки. До первого аэродрома надо лететь два часа. Здесь самолет делает широкий круг. Круг за кругом, как ястреб, приметивший добычу, кружит он и снижается над стойбищем. На аэродроме выложен знак. Вдруг гул и рев умолкают. Заксор просыпается от тишины. Медленно и в молчании гаса парит над землей. Земля теперь совсем близко, и он различает на ней жилища, и людей, и даже собак. Да, это собаки, целая собачья упряжка. Все пять собак лежат возле нарт, и только вожак сидит и смотрит на небо. Сейчас они начнут зевать. Собаки всегда зевают от непонятного беспокойства. А непонятное беспокойство должно быть, когда, в молчании и паря над землей, спускается с неба птица. Вот глухой удар сотрясает машину, она бежит по земле, подпрыгивает и снова взлетает. Что-то начинает скрести позади. Садиться на землю так же неприятно, как и подниматься с нее. Но вот еще толчок, и самолет останавливается. Спереди вылезает человек в кожаном пальто. Снаружи открывают дверцу, и зимний воздух врывается в кабину. Заксор сидит, вцепившись руками в сиденье. Он оглох и ждет, когда самолет поднимется и полетит дальше.

— Приехали! — говорит ему человек в кожаном пальто. — Выходи.

Он подает руку, и Заксор, закачанный, еще не очнувшийся от сна и оглохший, спускается за ним по лесенке. Портфель зажат у него под мышкой. Затем мимо него тащат его сундучок и кожаный мешок с почтой.

Он стоит на твердой земле. Его еще качает и немного тошнит. Только что вылетели из Хабаровска, и он немного заснул. Теперь, наверное, еще два часа до полудня. До Троицкого надо плыть на пароходе целый день, а если большой встречный ветер, то и часть ночи. Они улетели из Хабаровска только два часа назад, может быть, немного больше. Он виновато улыбается, закрывает и открывает глаза. Тошнота постепенно проходит. Да, это родные места, он узнаёт. Шибко летит самолет над Амуром, так шибко никогда еще не летали птицы, и об этом тоже можно спеть песню. Теперь он берет свой сундучок и нетвердыми шагами идет к нартам. Нарты высланы из стойбища, он узнает Доли — сына Гензу Киле — и узнает даже собак.

«Бачкафу», — говорит он, и тот отвечает: «Бачкафу», — так просто, как будто он, Заксор, не прилетел по воздуху. Но Доли уже привык возить почту, которую посылают на самолетах, и привычно привязывает к нартам кожаный мешок гремящей цепью. Теперь можно ехать. Снег плотен, солнце сплавило его в лед, и нарты раскатываются на покатости дороги. Вдруг вожак делает рывок, все собаки поджимают хвосты, и Заксор едва успевает свалиться животом на нарты. Страшный рев раздается позади, точно целое стадо свиней гонится за ними. Доли Киле тормозит сани, собаки путают постромки и рвутся вперед. Теперь Заксор понимает, что это снова запущен винт птицы. Они стоят рядом возле напуганных собак, и с пригорка видно, как самолет, неуклюже спотыкаясь, бежит по полю, подлетывает и вдруг отрывается от земли и ровно и уверенно тянет в высоту.

Заксор смотрит вслед птице. Пусть Доли Киле притворяется равнодушным, потому что он зимой и летом возит почту, но все-таки он никогда не летал по воздуху. Что думает человек, когда он летит по воздуху? Доли Киле на это не может ответить. На это может ответить только он, Заксор. Человек поет, когда он летит. И он стоит и смотрит вслед птице. Доли Киле, конечно, думает, что главное дело — это возить почту. Но есть дела поважнее, о которых не знает даже Актанка. Они поправляют сбившуюся упряжку, и нарты движутся дальше.

День стал большим, и еще совсем светло, когда они подъезжают к стойбищу. В стойбище пахнет дымом, и это немного туманит голову радостью, — значит, в домах тепло, и люди отдыхают после работы. Он не был здесь целую зиму, с самой осени, и, наверное, много дел случилось за это время. Наверное, кое у кого родились мальчики и девочки, может быть, кто-нибудь из стариков умер. Он отвязывает от нарт свой сундучок и взваливает его на плечи. Теперь он идет с сундучком и новеньким портфелем под мышкой к своему дому. Из трубы дома тоже тянет дым, как из других домов. Дом наная открыт для всех сородичей, и каждый может войти в него в любое время. Наверно, Дэду, жена Киле, привела к его приезду все в доме в порядок, и огонь очага ожидает его. Но вернувшемуся нужны сейчас не огонь очага, а люди. Прежде всего надо поговорить с людьми, узнать и рассказать про все дела. Всё в доме в порядке. Все стоит на своих местах. Теплые каны ожидают его. Но первый же пароход привезет из Хабаровска кровать с блестящими шишками, и тогда Актанке тоже придется завести себе такую кровать.

Он оставляет вещи в доме и с портфелем в руке идет в правление колхоза. Актанка сидит за столом и считает на счетах.

— Бачкафу, — говорит Заксор и садится на скамейку напротив.

— Бачкафу, — отвечает Актанка и еще два раза перекидывает костяшки счетов и записывает на бумажке.

Как и сын Гензу Киле, он тоже не выражает удивления, что Заксор вернулся в стойбище. Охотники уходят и приходят, это обычно, такая жизнь у охотника. Но он тут же забывает, что надо встречать и провожать людей спокойно, и хлопает Заксора по плечу, и тот хлопает его по плечу. Теперь оба смеются, они не виделись давно, и есть что рассказать друг другу. Но Актанка замечает портфель. Это совсем новенький портфель из гладкой, сильно пахнущей кожи.

— Подарил Дементьев, — говорит Заксор коротко.

Он открывает портфель и показывает его отделения и ключ, висящий на ремешке. Актанка мысленно сравнивает этот портфель со своим брезентовым портфелем. Но портфель — это дело второе, первое дело — созвать правление колхоза, пусть все слушают отчет. Это не простой охотник вернулся с охоты, он много может рассказать о своих трудах, есть что послушать. Кроме того, он прилетел из Хабаровска на самолете; не многие нанаи летали по воздуху.

Весть о приезде Заксора облетает стойбище, и скоро приходят Гензу Киле, и маленький вертлявый Ваоли Гейкер, и Пойа Оненка…

— Сначала будем слушать Заксора. Пусть скажет, — говорит Актанка. — Колхоз послал его, пускай даст отчет.

Все сидят вокруг и курят трубочки. Заксор начинает рассказ. Прежде всего о Дементьеве.