Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели Страница 7

Должен сказать, что дикая зависть друг к другу, появившаяся у крестьян в первом поколении, познавшем обладание собственностью, и дремучие предрассудки, поверхностная религиозность нашего народа, знавшего Библию понаслышке и совсем не считавшего нужным, сплошь и рядом, следовать божьим заповедям, очень напоминали мне впоследствии истовый, буквально религиозный «марксизм» наших партийных наставников. С двойным подходом относились попы марксистского прихода и к моральным заповедям. Получалось — марксизм сам по себе, а интриги, воровство, взяточничество, цинизм, пьянство, сами по себе. Я уже не говорю, что во время коллективизации на полный ход раздувался именно тот пожар дикой зависти и злобы к умелому и состоятельному соседу, который заставлял моего родного деда Якова, стоя перед иконой, ликовать по поводу несчастья, обрушившегося на хозяйство родного сына Пантелея. Посмотрим на себя трезво. Новое здание социализма явно строилось из старого кирпича, которым являлись мы сами. Да и нельзя забывать, что народ так же формирует власть, которая им правит, как и власть его самого. Словом, на рубеже десятых-тридцатых годов, не так уж многое переменилось. Новые повелители, один к одному заняли место расстрелянного Николая Второго. По указанию Свердлова умело натравливались иногородние на казаков, которые, впрочем, были далеко не ангелы. Такая вот история.

Мой отец перенес несчастье мужественно. Еще находясь в степи, он увидел пожарище в станице, и сразу же подумал: «Не мой ли двор горит?». Так оно и вышло. Вообще, прожив жизнь, я заметил, что предчувствия и интуиция, особенно что касается горя и несчастий, редко обманывают людей. Часто сбываются дурные сны. Моя мама, Фекла Назаровна, после пожара даже заболела от пережитого нервного потрясения. Отец ее успокаивал: «Все надо пережить. Не падай духом, все наживем». Но обжиться толком уже не успел.

Пожар истории явно пришел во двор русского крестьянина и гулял по нему десятилетиями, уничтожив все почти дотла. Сначала отца не брали на войну как многодетного. Но в 1915 году последовали поражения царской армии в Польше, Германии и Прибалтике. Войска понесли тяжелые потери убитыми, ранеными и пленными. Германская организованность и техническая оснащенность явно брали верх над русской многочисленностью и отвагой. Для восполнения потерь на войну стали грести всех подряд. В 1915 году получил повестку и мой отец. Мать заплакала и принялась собирать мужа на фронт. Жарились окорока, доставалось соленое сало, пекся хлеб и пироги, укладывалась в мешок сушеная тарань. С тех времен запомнилась песня о новобранцах:

«Последний нонешний денечек,гуляю с вами я, друзья,а завтра рано чуть светочек,заплачет вся моя родня».

Кстати, мой отец призывался в царскую армию вместе с отцом моей будущей жены Веры Антоновны, Антоном Алексеевичем Комаровым. Несколько дней подряд он возвращался со сборного пункта. Видимо новобранцев было так много, что их просто нечем было отправить.

Удивляюсь я силе славянства. На протяжении нынешнего столетия бездарные правители в целом ряде тяжелых войн миллионами бросали солдат в огонь, как дрова в топку. И все равно хватало народа. Лишь когда окончательно подорвали крестьянский корень, армия столкнулась с проблемой некомплекта. Уже в 50-е годы мне пришлось видеть в войсках немало больных и заморенных солдат, а то и просто калек, призванных на защиту социалистического отечества. А в начале века Россия, накопившая за столетия колоссальный генетический фонд физически крепкого народонаселения, могла поставить, казалось, неисчерпаемое количество солдат, правда, как обычно, не умея их толком вооружить.

Итак, мой отец Пантелей Яковлевич, в возрасте 30 с небольшим лет, вскоре оказался на Киевщине, в районе Обухова и Кагарлыка, недалеко от мест, где когда-то проживали предки моей матери, в составе 10-ой Кубанской пехотной бригады. Кубанские пластуны прославились потом во многих сражениях. Были это сильные, закаленные крестьянской жизнью люди, привычные к жаре и холоду, выросшие на чистом воздухе и натуральных продуктах. Было в них много лихости, желания проявить себя, силы и ловкости. Не хватало, как обычно в русской армии, порядка, воинской хитрости и вооружения. К счастью, под Перемышль 10-я Кубанская пехотная бригада попала уже на второй этап сражения, когда русские войска перешли к осаде. Вряд ли остался бы кто-нибудь в живых из молодцов-кубанцев, окажись они под Перемышлем на полгода раньше. Тогда русские войска, вторгшиеся в Галицию, выиграли сразу два крупных сражения на реках Гнилая Липа и Золотая Липа, протекающих недалеко от Львова. Разбитые австро-венгерские войска укрылись в первоклассной крепости, древнем украинском городе Перемышле на реке Сан. Места там красивые. Город раскинулся на холмах по обе стороны отливающей серебром, доныне одной из самых чистых в Европе рек. Еще с конца прошлого века австрийцы превращали Перемышль, в предвидении неизбежной войны с Россией, в крепость класса «А», каких было всего несколько в Европе: Верден, Кенигсберг, Льеж, Иван-Город. Перемышль окружали три кольца мощнейших комбинированных укреплений: громоздкие форты возвышались над землей всего на метр-два, уходя в глубину на десятки метров. Их связывали земляные валы, окопы, проволочные заграждения с применением электрических спиралей. Вся система была прекрасно пристреляна крупнокалиберной артиллерией и пулеметами. Именно в глубине этого укрепрайона и спрятались отступившие из-под Львова австро-венгерские войска — около 150 тысяч. Как водится, русские генералы ломать голову не стали: укрепления Перемышля решили проломить солдатской грудью. Результаты подобных попыток мне приходилось видеть уже в Великую Отечественную — ничто не ново под луной. События 1914 года запечатлели фотографии битвы за Перемышль. Вот видна русская пехота, скапливающаяся в складках местности, под водительством бравых поручиков. Простые крестьянские парни в фуражках и рубахах защитного цвета залегли бесконечными рядами, сжимая в руках трехлинейки. Ни артиллерии, с которой в русской армии было туго, ни пулеметов или даже гранат. Об этом неумении воевать всегда стыдливо умалчивали. Затем атака, буквально толпы людей, бегущих к проволочным заграждениям. Кое-кто пытается окопаться. Потом трупы русских солдат, висящие на проволочных заграждениях. Так выглядел штурм Перемышля, подробности которого не сходили со страниц газет всего мира. Сообщалось о семидесяти тысяч убитых за 48 часов беспрерывного штурма. О таких солдатах, не в пример нынешним, со слабой грудью и искривленными позвоночниками, любой полководец мог только мечтать. Как и любой правитель мог только мечтать о таком терпеливом народе, как наш. Воздаяние за эти, казалось бы, великолепные качества, мужество и терпение было жестоким. А вывод: ничего не должно быть слишком много, иначе оно превращается в свою противоположность. Но мы страна крайностей.

Итак, к счастью моего отца, на штурм Перемышля, очень напоминавший штурм линии Маннергейма, произошедший через 26 лет, он не успел. В результате 9 месячной осады, в которой приняла участие и 10-я кубанская бригада, Перемышль пал. В одной из рот этой бригады служил мой отец. Он даже выбился в небольшие начальники, стал каптенармусом. Австрийцы взорвали форты. В одном из них на целых семь лет оказались погребенными заживо два русских офицера. Сохранились фотографии — по взорванным фортам Перемышля прогуливается Российский Император Николай II: среднего роста усатый человечек в фуражке и белом кителе с шашкой на боку. Вряд ли он, в упоении от победы под Перемышлем, где только в плен сдались более 120 тысяч австрийских солдат, больше, чем немцев под Сталинградом, предвидел тогда, что одной ногой уже стоит на развалинах своей империи, которую народ устает без конца поддерживать своей плотью и кровью. Сегодня есть желающие податься в монархисты. Но меня, сына русских крестьян, многие столетия живших под властью российских царей, как и большинству потомков русских хлеборобов, в монархию что-то не тянет. Слишком много у нее общего со сталинским режимом, в который Российская Империя перешла легко и гармонично, господа монархисты.

Но, как говорят, недолго музыка играла. Буквально через пару недель германцы, встревоженные разгромом австро-венгерской армии на галицийском участке фронта и немного развязавшие себе руки на Западе, перебросили к Перемышлю пару армейских корпусов, оснащенных двухсотмиллиметровыми орудиями специального предназначения — для штурма крепостей. За несколько дней Перемышль был отбит у русских, и после горлицкого прорыва немцев 10-я кубанская пехотная бригада оказалась на Волыни в районе Владимирца (ныне радиоактивная зона). Отсюда через несколько месяцев Брусилов начнет свой прорыв, в результате которого кубанцы снова окажутся за сотни километров к западу в предгорьях Карпат, в районе Черновцов. Мой тесть, Антон Алексеевич Комаров, не раз вспоминал, как здорово бывало, забравшись в заросли кукурузы, откупоривать бутылку спирта, который теплая солдатская компания земляков-кубанцев закусывала красной рыбой.