Кристина Живульская - Я пережила Освенцим Страница 7
- Категория: Проза / О войне
- Автор: Кристина Живульская
- Год выпуска: -
- ISBN: нет данных
- Издательство: -
- Страниц: 55
- Добавлено: 2019-03-28 14:32:13
Кристина Живульская - Я пережила Освенцим краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Кристина Живульская - Я пережила Освенцим» бесплатно полную версию:Польская писательница Кристина Живульская в 1943 году попала в гитлеровский лагерь уничтожения — Освенцим. Ей удалось выжить. Советская Армия освободила ее. Кристина Живульская решила рассказать людям о зверствах гитлеровцев, о том, что ей пришлось испытать. Так появилась книга «Я пережила Освенцим».
Кристина Живульская - Я пережила Освенцим читать онлайн бесплатно
— Зачем мы, собственно говоря, живем? — спрашивала безнадежно Эльза.
— Не задавай глупых вопросов, радуйся, что ты еще не умерла. Ведь мы здесь почти месяц, — сказала Стефа.
— Да, но становится все холоднее, все безнадежнее, все грязнее, мы не знаем, что делается на свете, никаких надежд на перемену к лучшему. Наоборот, когда кончится карантин, нас пошлют на работу вне лагеря — на «аусен». Будем копать рвы в такой вот денек, как сегодня, например. Чему тут радоваться?
— Надо быть довольной тем, что это только первый дождь, — а вообще сентябрь прекрасный.
— И еще тем, что нас не разлучили, — добавила Марыся.
— И тем, что до сих пор ни одна из нас не попала в ревир.
— Значит, сегодня я должна радоваться, потому что завтра будет хуже — погода ухудшится, работа будет тяжелее, кто-нибудь из нас наверняка заболеет или нас разлучат?
— Да, ты не имеешь права жаловаться, потому что и той, которая сегодня работает в поле, и еврейке, у которой сегодня сожгли в крематории родителей, хуже, чем тебе. Ты забыла, что мы в Освенциме.
Но я все равно не радовалась. Ночью у меня из-под головы украли хлеб, который мы с Зосей отложили, чтобы купить свитер. Невозможно было понять, как это случилось. Зося ничего не говорила, но я знала, что она переживает это очень тяжело. На воле, пожалуй, нет таких потерь, которые могут принести столь сильное огорчение.
Вдруг Ганка услышала, что назвали ее номер и фамилию. Она побежала к блоковой. Вернулась улыбающаяся, держа в руке большую коробку.
— Боже, посылка! — воскликнули мы с восторгом.
Посылка из дому! Непостижимое счастье. Чьи-то руки купили в магазине, в Варшаве, запаковали, сдали на почту… Неужели это возможно?..
Ганка взобралась на нары и заплакала. В первый раз я видела ее плачущей. Мы, конечно, присоединились к ней. Тогда я еще не знала, что первая посылка всегда вызывает слезы. Впрочем, Стефа плакала при каждой посылке. С трепетом вскрыли мы коробку.
— Лук! — воскликнула Ганка. — Хлеб! Свиное сало!
Никогда не слышала я столько криков восторга.
Мы получили по куску «свободного» хлеба с луком. Какое это роскошное лакомство! Все ели молча. Ни единым словом нельзя было нарушать торжество этого пира. Ганка сидела над коробкой гордая, счастливая.
— Ну, говорила я вам, что получу? Моя мама, наверное, весь Павяк перевернула вверх ногами, чтобы узнать, где я. Теперь уж буду получать постоянно. А на лагерный хлеб куплю себе штаны, может, даже сапоги. Лук отдам Юзке, чтобы она не поднимала меня на апель так рано. Ура! Да здравствует посылка!
Известие о посылке быстро облетело всех. Это было событие огромной важности. Посылка из дому! Теперь и у нас появилась надежда. Может, и нам пришлют? Может, все-таки наступит какое-то облегчение?
На другой день после апеля блоковая заявила:
— Кто пойдет на работу за проволоку, на «аусен», получит сапоги.
Мы стали совещаться. Сапоги — вещь необходимая, правда они тоже деревянные, но все-таки не эти колодки. Кроме того, здесь нас все равно схватят — не тетка Клара, так другая. Да и что может быть хуже этого выстаивания на лугу?
В нашей группе нашлось только 20 добровольцев. Кроме меня с Зосей, в нее вошли еще несколько женщин из Павяка. Нам раздали сапоги. В других группах было по 100 и 200 человек. Мы не знали — лучше это или хуже. Наша «анвайзерка»{Десятница.} показалась нам очень симпатичной. Первый черный винкель, который вел себя по-человечески и говорил нормально.
— Кто знает немецкий?
Я отозвалась.
— Хорошо, будешь при мне, переводчиком. Вы первый раз выходите в поле?
— Да, а что мы там будем делать?
— Ничего трудного, увидите.
И, о диво, она улыбнулась. Конечно, улыбнулись мы все.
— Красота! — услыхала я голос Ганки. — Симпатичная!
Мы шли к воротам, к тем самым, через которые вошли в лагерь.
— Оказывается, отсюда можно и выйти, — сказала одна из нас. Анвайзерка инструктировала:
— Помните, через ворота надо пройти всем в ногу, ошибаться нельзя. Слушайте барабан.
Никогда я не думала, что выход на аусен происходит так торжественно. Мы стояли у ворот, ожидая, когда нам подадут знак. Напротив были другие ворота, отделяющие лагерь Б. Главным образом оттуда и выходили аусен-команды на работу. Их вели анвайзерки. У каждой из них в руках были карточки с номерами десяти заключенных. За выведенную группу отвечала анвайзерка и часовой, шедший с собакой следом за каждой командой.
— Левой! Левой! Левой! — командовала у выхода капо.
Мы вышли за ворота.
— Команда сто шестнадцатая с двадцатью, — сообщила наша анвайзерка «рапортшрайберке» — писарю, отмечающему выходящие из ворот команды.
Мы получили приказ повернуть направо. Все сильно волновались. Возле «блокфирерштубе»{Канцелярия, ведающая делами блоков.} стояло лагерное начальство — Таубе, оберауфзеерка (главная надзирательница) Дрекслер, ауфзеерка Хазе. Чудовища в человеческом облике. Таубе и Хазе были сама смерть, коса так и просилась к ним в руки.
Дрекслер, называемая коротко «оберкой», была необычайно красивой. Глядя на эту мраморную, надменную красоту, трудно было вообразить оберку улыбающейся. Однако она умела очаровательно смеяться.
«Горгона», — подумала я.
Перед блокфирерштубе играл оркестр из заключенных. Все заглушал барабан, выбивавший такт под левую — непременно под левую! — ногу.
— Links! Links! Links! — «поддавали» у ворот молодые девушки — «лойферки», выполняющие в лагере обязанности курьеров.
Самое трудное испытание мы выдержали. На мое счастье, я не сбилась с ноги. В сапогах, оказывается, ходишь иначе.
Выйдя за проволоку, я глубоко вздохнула. Рядом шел часовой с винтовкой, молодой парень, безобидный на вид.
— Ты здесь давно? — спросила меня анвайзерка.
Я была ошеломлена этим «нормальным» вопросом в устах черного винкеля.
— Месяц, — ответила я, — и мне радостно, что ты умеешь говорить по-человечески. Я здесь еще ни разу не умывалась, — добавила я.
Она усмехнулась.
— Мне это знакомо, знаю, каковы другие ауфзеерки и капо. Меня тут любят. Как тебя зовут?
— Кристя.
— Меня Хильда. Называй меня по имени. Я уже четыре года в заключении.
— За что?
— Убежала с работы. Отправили в Равенсбрюк, оттуда в Освенцим.
— Какой тут свежий воздух! — воскликнула я. — И нет проволоки. Первый раз за эти месяцы мы «на воле». А самые лучшие месяцы лета я провела в Павяке.
— Отдыхай, раз представился такой случай. Сегодня будет хорошая погода. А там, куда мы идем, чудесно.
Я перевела подругам содержание нашего разговора.
День обещал быть радостным.
— Споем, — предложила я. Мы начали: «Зашумели плакучие ивы»{Песня польских партизан.}.
Хильда улыбнулась, заметно довольная.
Пройдя три километра, мы вошли в деревню. В обыкновенную деревню — с коровами, курами и колодцем. Люди убегали при виде нас. Мы поняли, какое производим впечатление. Я вспомнила, как мне когда-то сестра, вернувшись из Люблина, рассказывала, что видела на улицах города женщин-заключенных из Майданека: «В полосатых халатах, босые, с бритыми головами, озябшие. А рядом шли женщины, одетые нормально. Попасть туда мне или кому-нибудь из родных — нет, уж лучше умереть!..»
«Видела бы ты теперь, дорогая моя сестренка, как пугаются, встретив меня люди, видела бы ты меня ночью во время апеля!.. Какое это счастье, что здесь я, а не ты, не кто-нибудь из вас, моих дорогих».
— Мы, должно быть, прелестно выглядим, — рассмеялась Ганка.
— Нет, — сказала Хильда, — они убегают потому, что боятся контакта с заключенными.
«Какая она приветливая, — подумала я, — ведь в сущности это уж не так важно, как мы выглядим».
Окрестности становились все красивее. Хильда объяснила, что мы идем на берег Солы резать ракитник для корзин. Солнце уже взошло. На небе — ни облачка. Мы чувствовали себя отлично.
— Как мало нужно для счастья, — вздохнула Зося.
— Совсем немного. Только бы позволили идти этой дорогой вперед, без часовых.
— Об этом я теперь даже не думаю. Быть бы сытой. Это все. О свободе я перестала мечтать.
Мы прошли под мостом. Перед нами текла Сола, приток Вислы. На противоположном берегу бродили несколько человек, один с удочкой дружески помахал нам рукой. Не сон ли это? Так близко от лагеря, и все по-другому. Даже трудно поверить, что идет война. И воздух совсем иной. В лагере неистребимый запах трупов и уборной. А здесь — настоящий, зеленый луг и вода. Как давно не видала я реки!
Хильда раздала нам ножи.
— Идите нарежьте ракитника. Срезанные ветки кладите у дороги, после придут мужчины и заберут их на повозку. Не спешите с работой, но смотрите не убегайте. Помните, что я за вас отвечаю головой. Около двенадцати привезут обед.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.