Григорий Полянкер - Учитель из Меджибожа Страница 7

С ним всегда весело. Даже самые мрачные люди в его обществе быстро преображались. Где он ни появлялся, всюду царили веселье, смех. С ним невозможно было унывать, нельзя было не радоваться.

И так не только в школе, — во время праздничных пикников, куда его охотно приглашали, но и у себя в классах. Стоило ему заметить, что ребята, решая задачи, устали, как он тут же рассказывал им какую-нибудь веселую историю, притчу, и ученики заливались хохотом. Это продолжалось всего несколько минут, и работа тут же возобновлялась. Снова воцарялась тишина во всех уголках, и дети опять брались за дело.

А теперь вы себе представляете, как радовались в школе, когда наступал выходной день и веселый учитель отправлялся с ребятами на прогулку в соседний лес или же ехали в ближайший колхоз помогать собирать урожай. Сколько смеха, веселья было! Сколько детского задора, песен!

И каждая такая прогулка или выезд в село вспоминались как незабываемый праздник.

Так незаметно прошло два года. Школьники еще больше полюбили своего славного учителя, и всем верилось, что с этим человеком они не расстанутся долго-долго.

Время было тревожное, напряженное. Гитлеровские орды захватили Австрию, Чехословакию, затем обрушились на Польшу… Рядом полыхало зарево военного пожара. Танковые колонны гитлеровцев утюжили, терзали поля. Тяжелые бомбардировщики разрушали дотла польские города и села, невинная кровь лилась рекой.

Вблизи от наших границ хозяйничали немецко-фашистские палачи, и надо было готовиться к любым неожиданностям.

В октябре сорокового призвали на военную переподготовку молодого учителя. С невыразимой грустью провожали его ребята, надеясь, что ненадолго. Все верили: как только станет немножко спокойнее, добрый учитель вернется. В самом деле, как тут могут остаться без такого славного человека? К тому же подохнет скоро фашистская гадина, и снова мир воцарится на всей земле. Все твердо были убеждены в этом.

Расстались. Грустно стало на душе.

Как бы осиротела школа. Осиротело местечко.

Сердца наполнились тревогой, грустью…

Прибыл молодой учитель в свою часть, облачился в немудреный солдатский мундир. И его сразу вызвали в штаб, вручили большой пакет с пятью сургучными печатями, литер на железнодорожный билет, сумку с сухим пайком и приказали отправиться в Киев. Там по прибытии ему объяснят, что обязан делать.

Он даже не успел заехать домой, в Меджибож, проститься с матерью, сестрами, друзьями. Его ждала срочная дорога. Не успел и оглянуться, как уже сидел в набитом до отказа вагоне, смотрел, как быстро мелькают перед глазами телеграфные столбы, скошенные поля, пожелтевшие огороды, сады…

Ночь провел без сна. И не только потому, что в вагоне было очень тесно, душно и накурено. Главным образом по той причине, что народ ехал уж очень оживленный, возбужденный. Как-то все сразу перезнакомились, стали рассказывать о себе. В этих разговорах и спорах незаметно шло время.

Нащупывая каждый раз за пазухой свой пакет с сургучными печатями, который он должен был в целости и сохранности доставить туда, куда его направили, поддерживал разговор, острил, шутил, как обычно, и вскоре оказался в центре внимания.

В его купе собралось много людей, которые с завистью глядели на неугомонного солдата.

То, что молодой человек был с шевелюрой, а не со стриженой головой, как другие мобилизованные, спешившие в свои части, свидетельствовало, что это не обычный солдат, а просто еще не определившийся то ли офицер, то ли курсант… Он свободно и бойко отвечал на множество вопросов, волновавших соседей, а это свидетельствовало, что молодой человек не из простых… Искушенный парень!

Он был слегка возбужден, чрезмерно разговорчив, весел. Но все же точила его назойливая мысль: по какой причине так быстро, не дав осмотреться, его срочно отправили из части в столицу, да еще с каким-то важным пакетом!

Волнение усиливалось с приближением к Киеву, где он никогда еще не был. Тревожные думы уводили его далеко-далеко, куда только метнулось его воображение. Но под конец решил, что нечего ему так много думать. Он нынче не штатский человек, не сам себе хозяин, а солдат, и начальству положено за него думать; ему все скажут, когда найдут нужным. К тому же следует еще добраться по адресу, который не очень был для него ясен.

Он не заметил, да и все соседи не заметили, как настало утро и как первые солнечные лучи брызнули в окно, озарив золотистым сиянием усталые, сонные лица пассажиров.

Да, по всему было видно, что до столицы не так уж далеко и недолго осталось сидеть в этом оживленном, накуренном вагоне.

Впереди встреча, первая встреча с незнакомым городом, о котором он слышал столько хорошего. Беспокоило, правда, то, что в этом городе он никого не знал. И вдруг он вспомнил, что где-то там живет его дальний родственник, которого величают, кажется, Самуилом. Работает он на мебельной фабрике. И это его несколько обрадовало. Однако радость его длилась недолго — всего лишь несколько мгновений.

Хорошо, когда у тебя в таком большом городе, куда ты неожиданно едешь и никого не знаешь, вдруг оказывается дядюшка. Плохо лишь то, что представления не имеешь, где этот дядюшка живет — на какой улице, в каком доме— и как он тебя встретит. Это не Меджибож или Копайгород, где первый встречный житель тут же растолкует и объяснит. Это ведь столица, где живет какой-нибудь миллион человек, вот и поди узнай в этой неразберихе адрес твоего дяди. В самом деле, станешь похожим на Гершелэ из Острополья, который когда-то с мешком за плечами ходил по местечку в поисках вчерашнего дня…

И он ругал себя последними словами, что так опрометчиво поступил, не узнав у домашних точного адреса…

Прислонившись к стенке вагона, усталый, сонный, Илья Френкис вдруг задремал, позабыв обо всем. Не знал, сколько времени длился его неспокойный, тревожный сон. Проснулся от сильного толчка, громко зевнул, стараясь вспомнить, как сюда попал, куда его несет нечистая сила и что за усталые, сонные люди сидят вокруг.

Да, вспомнил! В этом городе должен жить его дальний родич по имени Самуил. Он его очень давно не видел. И фамилия, как на грех, вылетела из головы. Нужно будет непременно разыскать его, заскочить к нему хоть на несколько минут. Иначе тот обидится, узнав, что Алик был в городе и не зашел повидаться. Времена настали очень тревожные, никто в точности не знает, что может с тобой случиться завтра, куда забросит тебя судьба.

Эта назойливая мысль обрадовала его. Но он тут же вспомнил еще одно обстоятельство: не знает даже, в какой части города, в каком хоть приблизительно районе тот живет. Как же найти его? Ищи ветра в поле! Да и какой вид будешь иметь, разыскивая вчерашний день, сам не зная кого в такое неспокойное время?

Вот тебе и солдатская радость!

И еще об одном Илья снова подумал: никогда он не был в этом городе, и кто знает, как будет со временем, удастся ли ему что-нибудь тут посмотреть. У него за пазухой лежит странный с сургучными печатями пакет. И только те, к кому он едет, имеют право вскрыть его и прочитать, что там написано. Кто знает, куда они его отправят. Будь пророком и угадай, где ты можешь очутиться завтра. Ведь ты теперь солдат, и твой главный начальник — это приказ…

Погруженный в новые, нахлынувшие на него мысли, злясь на себя, что он такой нерасторопный, — фамилию и то не знает, — он взглянул в окно и увидел высокие крутые горы и купола, первые постройки незнакомого города и понял, что приближается к цели.

Прошло еще немного времени, и запыленный, казалось, усталый поезд со своим грохотом и лязгом буферов подошел к городскому перрону, резко затормозив, остановился.

Вскинув на плечо свой вещевой мешок, новобранец перебросил через руку шинель — все его военное обмундирование — и стал пробираться к выходу.

Вместе с волной штатских и военных пассажиров его вынесло на теплый асфальт.

Постоял несколько минут, оглядываясь по сторонам. Раздумывал, куда идти прежде всего. И вдруг его осенила догадка: дядя, кажется, жил на улице Мариинской. Когда-то мать называла ему такую улицу. И то, что он теперь неожиданно и так кстати вспомнил об этом, принесло ему большую радость.

Илья обрадовался, словно клад нашел. Он ясно припомнил, как мать когда-то попросила его отнести открытку на почту и опустить в ящик. С тех пор врезалось в память: улица Мариинская… А номер дома не мог вспомнить. Хоть караул кричи.

Вот тебе и задачка!

Но не беда. Еще рано. В запасе пара часов времени у него пока есть. И он помаленьку отправится искать. Войдет в один двор, в другой, спросит. Мир не без добрых людей! К тому же недаром говорят мудрецы, что язык до Киева доведет. А до улицы — тем паче! Главное — узнать, где она находится.

Когда схлынула людская волна на перроне и вокруг стало просторнее, гость почувствовал, как под ложечкой что-то засосало. Захотелось есть. Проболтав почти всю ночь с соседями по вагону, он совсем забыл, что у него в мешке лежит кружок колбасы, полбуханки ржаного хлеба, большой кусок сахара, выданные старшиной в виде сухого пайка. Примостившись в отдаленном уголке на груде камней, он принялся за трапезу. Развязал мешок и стал аппетитно есть. Еще Гершелэ из Острополья когда-то твердил: «Отправляясь в гости, не забудь подкрепиться. Кто знает, покормят ли там тебя…» А чтобы найти дядьку в таком большом городе, не зная точного адреса и фамилии, надо набраться сил и терпения.