П. Курочкин - Курс — пылающий лес. Партизанскими тропами Страница 7

С наступлением темноты отряд засады занял позиции на склоне лесистой горы. Вскоре послышался шум семитонных «бюссингов». Не успела показаться из-за поворота головная машина, как по фашистам ударили партизанские пулеметы. Гитлеровцы бросились в кюветы, стали отстреливаться. Машины спустились под гору и развернулись. Эсэсовцы не решились продолжать бой.

Подобрав убитых и раненых, они бросились в сторону деревни Хохлово. Здесь их ожидал сюрприз — мост через Лосьму был разрушен. Фашисты оказались в ловушке. Пришлось им восстанавливать переправу под прицельным огнем партизан.

Эхо боя хорошо было слышно в Томсине. Оставшиеся там солдаты и полицейские запаниковали. Это позволило главным силам бригады ворваться в село и без особого труда перебить всех сопротивляющихся.

Впервые народные мстители по-хозяйски, не таясь, [31] разместились в крупном населенном пункте. Захваченное в складах имущество и зерно было роздано местному населению.

К лету 1943 года партизаны активизировали наступательные действия, смелее стали нападать на вражеские гарнизоны. В деревне Заситино, например, размещался гарнизон оккупантов, хорошо оснащенный автоматическим оружием. У немцев были в придачу танк и пушка. Три отряда бригады Марго внезапно атаковали этот гарнизон и захватили все войсковое имущество, в том числе танк и орудие.

Партизаны стали хозяевами в Себежском районе, разогнав оккупационные власти. Многих фашистских ставленников — старост деревень и полицаев — партизаны уничтожили. Другие прихвостни укрылись в Себеже и на железнодорожных станциях под защитой сильных гарнизонов.

Но особенно возросла активность партизан после того, как стали летать к ним наши самолеты, возить боеприпасы, взрывчатку, газеты.

Иногда нам не хватало ночного времени, чтобы вернуться к себе на базу. Тогда мы оставались у партизан на дневку и маскировали самолет ветками. Рассказывали им о событиях на других фронтах, становились как бы информаторами и агитаторами. Часто были свидетелями их боевых действий. Да и не только боевых. Я, например, очень любил читать их стенные газеты. Правда, здесь не называли полных фамилий, но партизаны отлично знали, о ком идет речь.

В стенных газетах сообщалось о героической гибели товарищей, об удачных операциях. Вот одна, например:

«Группа партизан во главе с тов. У., выполняя задачу прервать телефонную связь гитлеровцев, внезапно услышала шум танкового мотора. Поблизости стоял высокий мост. Партизаны отбежали от телеграфных столбов и стали подпиливать сваи. Скоро показалась колонна карателей. Впереди шли два танка и бронетранспортер, дальше грузовики с солдатами. Первые два танка въехали на мост. Не выдержав их тяжести, он рухнул. Танки скрылись под водой. А партизаны со своего берега открыли огонь по пехоте. Своим поступком они сорвали задуманную фашистами операцию по уничтожению партизанского отряда товарища Г.». [32]

И таких заметок было много. За неимением бумаги, они писались на обратной стороне фашистских воззваний и приказов, захваченных в комендатурах, на немецких военно-топографических картах и даже обоях.

...Как только гитлеровцы узнали, что мы переключились на ночную работу, они на пути нашего следования к партизанам установили зенитные пулеметы и пушки, а также прожектора. Если применить охотничий термин, то прожектора выполняли ту же роль, что и гончие, поднимающие из зарослей зверя. Попав в их ослепительные клещи, самолет превращается в освещенную мишень, которую сбить легче всего.

На моего друга Сережу Борисенко прожектора действовали так же, как на быка красная тряпка, немецкие прожектора попортили ему немало крови.

И Борисенко стал искать эффективный метод борьбы с ними. Подразумевая под прожекторами глаза, а под зенитками кулаки, он повторял:

— Фашисту глаз выбьем, пусть тогда впустую кулаками машет.

В конце концов придумал Сережа хитроумную штуку, поделился с нами и нашими командирами. Порешили дело не откладывать в долгий ящик. Вылетело, скажем, к партизанам пять-шесть самолетов. Минут за десять раньше поднималась в воздух первая пара. Один самолет шел на обычной высоте и привычной для немецких зенитчиков, другой — много выше. Заслышав рокот ненавистных моторов «русс-фанер», гитлеровцы включали прожектора, открывали стрельбу по первому самолету. Тем временем другой с выключенным мотором пикировал на прожектор и точно клал бомбы в цель. Вылетевшие позже уже спокойно продолжали полет до партизанских костров.

Позднее мы стали применять более результативный способ. Вылетали опять же два самолета. Первый заходил на цель, бросал бомбы и тут же зажигал САБ — светящуюся авиационную бомбу. После разрывов прожектора начинали шарить по небу, отыскивая самолет. Фашисты знали, что По-2 сбрасывал всегда по четыре полусотки. Насчитав четыре взрыва, зенитчики открывали бешеный огонь по самолету и светящейся бомбе. В это время второй самолет, пользуясь освещением бомбы [33] своего товарища, бесшумно заходил на прожектор и, спокойно прицелившись, превращал его в пыль.

Так боролись мы с противовоздушными силами противника.

Летом 1943 года несколько наших экипажей, в том числе и меня, неожиданно перебросили на Курскую дугу. В этой грандиозной битве мы выполняли скромную роль. На своих По-2 возили командиров и срочные приказы.

Чтобы удержать завоеванное господство в воздухе и обеспечить успех наступления Красной Армии на Орловском и Белгородском направлениях, было привлечено пять воздушных армий и значительные силы авиации дальнего действия. Для координации всех воздушных сил Верховным Главнокомандующим были назначены представители Ставки генерал-полковник авиации Григорий Алексеевич Ворожейкин на Орловском направлении и генерал-полковник авиации Сергей Александрович Худяков — на Белгородском. Я был прикреплен к Ворожейкину.

Первая встреча с прославленным советским командиром произошла на одном из фронтовых аэродромов. В точно назначенное время к самолету подъехала легковая машина. Из нее в сопровождении офицеров вышел генерал высокого роста, плотного сложения, с крупными чертами лица. Я представился и доложил о готовности самолета к полету.

— Покажите карту и маршрут! — властно приказал Ворожейкин.

Я протянул ему планшет. Острым взглядом опытного авиатора генерал кивнул на карту.

— Маршрут изменить. Полетим сюда! — Карандашом на двухкилометровке он указал новое место приземления.

Через некоторое время мы сели в районе бывшего монастыря «Коренная пустынь», где, как я узнал позднее, располагался командный пункт Константина Константиновича Рокоссовского.

Недалеко от штабных землянок разместили и Ворожейкина с офицерами оперативного отдела Ставки. Отсюда, если требовалось, мы летали из одного авиасоединения в другое, часто приземлялись около окопов второго и третьего эшелонов, а иногда приходилось садиться [34] чуть ли не у самой линии фронта. Таким уж беспокойным и храбрым был мой суровый командир.

Когда закончилась Курская битва, мне предложили остаться в распоряжении представителей Ставки, но я так соскучился по родному полку и упрашивал отпустить меня так убедительно, что командование разрешило откомандировать меня обратно.

«Я — свой!»

Как правило, наши полевые аэродромы располагались на околице небольших сел. Солдаты, мотористы и техники сооружали землянки, капониры, мастерские. Иные самолеты загоняли просто в лес и маскировали ветками.

У партизан объявилась новая бригада, и туда нужно было проложить маршрут. Однако первый вылет, как и первый блин, вышел комом. Требовалось от меня всего ничего: сбросить тюк со свежими газетами, а также вымпел с шифровкой о будущей связи и сигнальных огнях, поскольку рация у партизан не работала.

Судя по карте, лететь мне предстояло почти все время над лесом, где не должно быть немецких гарнизонов, а тем более зенитных средств.

И вдруг примерно на середине пути немцы открыли по мне несусветную пальбу. Склонив машину, я заметил у небольшого овражка пять танков, а вокруг них бегающих автоматчиков, которые палили в небо из всех имеющихся у них средств.

Был полдень, и я повернул к югу, нацеливаясь прямо на раскаленный шар солнца. Ослепленные солнечными лучами, гитлеровцы уже не могли хорошо целиться. Однако они стреляли так густо, что трассирующие пули дождем проносились вокруг моего самолета. К пулеметам и автоматам присоединилась скорострельная пушка. Один снаряд пробил насквозь верхнюю плоскость возле бензобака. Другой сорвал тяги первого цилиндра, и они, точно плети, захлестали по капоту. Но я, делая зигзаги, все же упрямо лез к солнцу, чувствуя, как по самолету стегают пули, рвут обшивку, дерут клееную древесину нервюр и лонжеронов.