Хабиб Ахмад-заде - Шахматы с Машиной Страшного суда Страница 7

Стабилизатор мины валялся прямо посередине воронки и еще дымился. Шестиперый черного цвета стабилизатор…

– Притормози-ка! По крайней мере хоть воронку зарегистрирую.

Парвиз без всяких споров остановил фургон. Накинув полевую сумку на плечо, я нажал на дверную ручку. Но дверь кабины не открылась.

– Ты что, ослеп?

Парвиз наклонился к моей двери и вытянул фиксирующую замок кнопку. Тогда дверца открылась. Выйдя, я изо всех сил захлопнул ее. Парвиз жестом руки показал возмущение, я и глазом не моргнул. С утра мне не везло. Во-первых, сломался мотоцикл, затем поездка с этим светочем мудрости и знаний, наконец, этот безумец с его «что такое what?» Неясно, «инженер» – это прозвище, которое ему дал Парвиз или кто-то до Парвиза?

Прямо на землю воронки я положил свою полевую сумку и раскрыл ее. Издалека послышался шум машины. Я достал компас и тетрадь для записей. Шум машины усилился. Я сидел на одном колене примерно в такой позе, в которой сидит стрелок, зажмуривший один глаз, а вторым совмещающий мушку с прорезью прицела. Ориентирующий волосок компаса я нацелил на воткнувшийся в землю стабилизатор. Собственное положение тела я выбрал так, как подсказывал опыт и многократно, каждый день повторяющийся вид воронок: так, чтобы на одной линии был мой зрачок, стабилизатор и медиана[8] воображаемой, близкой к треугольнику дуги, которую я достроил в своем уме. Потом через увеличительное стекло компаса я прочел: 3420 тысячных. Из полевой сумки я достал карту. Парвиз тронул меня за плечо:

– Чего ты там мудришь?

Я поднял голову. Неподалеку остановился окрашенный в маскировочные цвета джип майора. Постоянный водитель майора сидел за рулем, рядом с ним – сам майор в каске с сеткой, с усами, которые порой бывали очень густыми, хотя он их периодически коротко стриг. Я поднял руку. Майор помедлил. Похоже, он всё еще колебался, как ему вести себя со мной. Я стоял без движения. После того первого дня, после моей ошибки, он ждал от меня нового подвоха. Он был минимум на тридцать лет старше меня. И именно то, что младший обязан проявлять уважение к старшему, заставило меня не допустить нового охлаждения в наших отношения.

– Здравствуйте! Я к вашим услугам!

Этой маленькой уступки оказалось достаточно. Майор снял свою каску.

– Здравствуйте, возникло очень важное дело. Сколько я ни пытаюсь связаться с вами по рации, вы не отвечаете.

Я взглянул на Парвиза. Он, прямо как воспитанный, стоял, приложив руку к груди.

– Я должен ехать в штаб. Позже выйдите на связь со мной. Всего вам доброго.

Меня задел командирский тон майора. Он всё еще думает, что мы простые солдаты. Значит, еще раз придется ударить его по больному месту.

– Уважаемый! Если у вас есть ко мне дело, свяжитесь со штабом берегового отряда или с Амиром!

Майор не ожидал такого ответа. Медленно он вновь сел на свое место в джипе, и солдат-водитель тут же тронул машину с места. Черная похожая на кнут антенна джипа закачалась маятником, и джип уехал.

«Ничего не ответил. Ясно, что всё еще не простил мне того первого дня. И к чертям!»

– Что случилось? Уж очень он нахмурился!

Платя той же монетой, что и майор, я не ответил Парвизу. Он тронул свой фургон, начал насвистывать. Тот же мотив, что на посту, в окопах, он свистит ночи напролет. Я подумал о джипе майора. Вот это машина! Как бы мне хотелось иметь такой джип, выкрашенный леопардовыми маскировочными пятнами! С этой антенной, с этим дополнительным бензобаком, с лопатой и топором возле водительского места. В реальности же у меня сейчас не было даже моего жалкого мотоцикла!

Тут Парвиз начал поворачивать руль, но я обеими руками помешал ему это сделать. Он затормозил.

– Что с тобой?

– Не сворачивай! Зачем туда поехал?

– Там еще один частный клиент. Черт побери! Ты мне дашь нашу работу делать или нет?

Я заколебался. С детства, с тех пор, как я узнал, что есть в городе такой квартал, я не только от самого этого квартала, я даже от окрестных улиц шарахался. И хотя после революции ликвидировали и большие стальные ворота, и весь этот закрытый район, а женщин увезли, – всё равно ни разу я сюда не зашел.

А Парвиз въехал прямо в этот квартал. Здесь рядами выстроились маленькие старые домики, не имеющие никакой особенной формы. Казалось, и строились-то эти домики, как и весь район, лишь для мгновений нездорового наслаждения. Никакие стандарты не соблюдались, разве что все дома имели четыре стены и большие окна. И мужчины, входившие в этот район, недолго продолжали в нем свой путь: несколько шагов в одном из тупичков, выбрать, в какой дом свернуть, а потом…

Я закрыл глаза и непроизвольно притронулся к своей правой ноге. Почему, хотя столько лет прошло, я всё помню то место на ноге, по которому пришелся удар дубинки сторожа? Я всё еще переживал те неприятные чувства, тот летний полдень, когда это случилось…

Дело было в парке, я шел, погрузившись в чтение книги, а несколько ребят моего возраста рвали цветы и сетью ловили красных рыбок в бассейне. И вот вопль, крик, топот ног удирающих мальчишек. Я поднял голову. Приближался сторож парка. Его свирепые глаза так напугали меня, что я, не рассуждая, тоже бросился бежать. Мальчишки впереди, я за ними. Они бежали быстро и легко, а я, с книгами под мышкой, еле-еле. Они ловко перемахнули через ограду парка, а когда я полез следом, книги упали на землю. Я не то что услышал, а всем существом своим почувствовал глухой стук книг о дорожку парка. Остановился, обернулся. Эти книги я нес в школу. Сторож уже был в нескольких метрах от меня, книги между ним и мною. Я бросился всем телом, словно нырнул, на книги, но нога сторожа уже топтала их…

– Эй! Социальный работник!

Деревянная дверь одного из домов приоткрылась, и оттуда кто-то отдает Парвизу две пустые миски. Затем из той же двери показалась непокрытая женская голова. Я открыл рот от изумления. Впрочем, женская голова быстро исчезла. Судя по волосам с проседью, женщине было лет сорок пять – пятьдесят. А может быть, я ошибся, и это был длинноволосый мужчина? Я вышел из фургона. Парвиз там, в кузове, накладывал еду в две миски. Я спросил его:

– Это была женщина?

Он не ответил. Закончив с мисками, он развернул красную пластиковую пленку, в которой лежал хлеб, и достал три лепешки. Положил их сверху на миски – от отсутствия воздуха внутри пленки этот хлеб почти превратился снова в тесто.

– Я спрашиваю, женщина это?

Он посмотрел на меня искоса, всё еще медля с ответом. Так никогда я и не мог запомнить и различить, который глаз у него искусственный, а который настоящий.

– Нет, лягушка! Естественно, женщина.

Значит, я не ошибся. Но что делает женщина в этом квартале? В осажденном городе? Мои мозговые клетки начали напряженно работать.

«Наверное, вне этого города у нее нет родных и близких. Но почему при таком количестве пустых домов в городе она поселилась именно здесь? В этом бесстыжем квартале?»

С детства я чувствовал, что всё в этом квартале, все его дома как бы покрыты налетом разврата и подлости.

Парвиз, с мисками в руках, соскочил из кузова на землю. Миски были небольшими, и нельзя было сказать, что в них – пищи на двоих. Значит, женщина живет здесь одна. Вот ее руки высовываются из-за двери и забирают миски.

– Вечером ужин вот этот мой друг привезет. На ужин котлеты, для них миски не нужны.

Дверь захлопнулась, и Парвиз посмотрел на меня со своей обычной скрытой улыбкой. Я ему ничего не сказал. Лучше не затевать с ним спор, а выждать. Всё равно всё решится в штабе берегового отряда, и я уже сейчас предвкушал, как получу мотоцикл, а вместе с ним – спасение от Парвиза, кухонной машины и частных клиентов… И я даже улыбнулся сейчас, представив, как я сажусь на мотоцикл – и адью!

– Опять в раздумьях? Тебе немного осталось до этих клиентов: глядишь, скоро мне и тебя придется кормить!

– Едем в штаб дивизии!

– А как насчет еды ребятам?

– Ты с самого утра разъезжал непонятно где, о них не думал. А теперь вспомнил? Поедем, узнаем, чего хочет майор.

– Ладно, поехали. Но на пять минут, не больше. Не приведи Господь, если увидишь чай и захочешь с ними почаевничать! По-быстрому, иного я не допущу!

Между тем уже некоторое время у меня крутился вопрос в голове. Причем явно Парвиз был единственным, кто на него мог ответить. Быть может, одним из главных различий между мной и им было то, что он как бы принимал людей в том состоянии, в котором они находились, и для него не важно было ни их будущее, ни прошлое. А я – совершенно наоборот – всегда имел проблемы от невероятного любопытства.

– Почему же они в мечети-то не получают питание?!

Глава 3

Я взглянул на небо. Если пойдет дождь, пожар на нефтеперегонном заводе может пойти на убыль.

– Почему же они в мечети-то не получают питание?

– Здравствуйте! Опять за свое. На три-четыре дня позаботиться об этих несчастных, а столько вопросов? Вместо этой болтовни лучше запомни хорошенько: завтра день мороженого! Мороженого!