Георгий Травин - Тайны Тарунинских высот Страница 7

— Не болтать! — крикнул Василенко. — Отвечайте только на вопросы. Какие части обороняют этот рубеж?

Еще сильнее сморщив лоб, гитлеровец подумал, потом заговорил напыщенным тоном:

— Германский офицер никогда есть болтун. Кроме того, я не имею желания беседовать с представителями низшей расы. Вы есть унтерменш. У вас не есть настоящий социализм. Настоящий социализм осуществляется в Германии. Это есть националь-социализм, создатель которого есть посланец провидения Адольф Гитлер. Хайль Гитлер!

Кое-кто из офицеров хмурился, но многие улыбались: речь фашиста была просто смешна, а свое «хайль» он выкрикнул каким-то петушиным голосом и грудь при этом выкатил, как петух.

— Сколько штыков в дивизии Адлера?

— Адлер? Откуда вы знаете Адлера? Я вам ничего не говорил об Адлере.

— Мы знаем немножко больше, чем вы думаете. Сколько штыков у Адлера? И сколько у Кнабе?

— Этого я вам не скажу. Германский офицер умеет хранить военная тайна.

— Вы просто этого не знаете. Вы слишком маленький командир, чтобы это знать. А нам это известно. Хорошо. Зато вы, наверно, знаете, как велики были у вас потери при последнем штурме Тарунинских высот?

Обер-лейтенант нагло улыбнулся:

— О нет! Никаких потерь. Мы умеем воевать. Это вы при штурме понесли колоссальные потери!

Генерал Василенко побагровел, но, сдержав порыв ярости, продолжал невозмутимым тоном:

— Вы слишком много болтаете. Это не приведет ни к чему хорошему. Отвечайте только на вопросы. Как часто происходит смена частей на Тарунинских позициях?

— Смена частей происходит своевременно.

— Вы не хотите отвечать?

— Я требую отправить меня в лагерь для военнопленных офицеров, в соответствии с правилами ведения войны.

— Куда вас отправить, мы решим сами. Сейчас мы еще дадим вам время поразмыслить над вашим положением и припомнить все, что вам известно о частях, обороняющих Тарунинские высоты. Это будет для вас лучше всего. Конвой! Увести пленного!

Гитлеровец зашагал к двери журавлиным шагом, горделиво задирая вверх подбородок и надувая щеки.

А солдат, как только увели офицера, сразу оживился и, не ожидая приглашения, заговорил поспешно и даже в грудь себя ударил:

— Herr Oberleutnant ist Nazi! Ich bin kein Nazi!

— Все они так! — заметил Буранов. — Как хвост прищемит, так и давай открещиваться от своего фашизма.

— Ну, не все, — возразил Василенко. — Один только что в нацизме расписался.

— Так то офицер!

— И среди солдат попадаются этакие. Но этот как будто не из железных.

То сам, то с помощью лейтенанта-переводчика генерал стал задавать пленному вопросы, на которые тот отвечал с величайшей готовностью, многословно. Солдат явно старался расположить к себе людей, державших теперь в руках его судьбу. Он смотрел прямо в рот переводчику и спешил ответить, еще не дослушав вопрос до конца. О позициях в центре участка гитлеровец рассказывал подробно, но что было справа и слева, он не знал.

— Повидимому, правду говорит, — заключил генерал. — В основном все совпадает с нашими данными. Кое-что уточняется... Товарищи командиры, у кого есть вопросы к пленному? Давайте.

Буранов задал несколько вопросов об артиллерии, но сразу же понял, что этот пленный в артиллерии несведущ, а, стремясь угодить, может насочинять небылиц.

— Ну его к черту! — резко сказал Буранов, расстроенный тем, что никакого ключа у него опять не оказалось. Сердитый тон полковника испугал пленного, он задрожал и стал снова повторять:

— Ich bin kein Nazi!

Генерал успокоил его:

— Не бойтесь. Геббельс вас обманул: мы не убиваем пленных.

Немца увели, а генерал стал подытоживать результаты разведки боем. Показывал на карте, как протекала она в целом, иное одобрял, иное порицал. Потом, взяв толстый красный карандаш, обозначил большой жирной стрелой направление главного удара, а стрелками потоньше и поменьше — ударов-демонстраций. В заключение же крякнул и уверенно провел новую линию переднего края. Красная черта отхватила от нейтральной полосы крошечную высотку, бугорок.

— Вон какой Монблан завоевала наша пехота! — пошутил генерал. — Три с половиной метра над уровнем моря. А площадью — не менее полгектара. Огромное приобретение!

Офицеры засмеялись:

— И то хлеб! Лучше, чем ничего.

А Буранов смотрел на генеральскую карту с необыкновенным вниманием, более того — с волнением. Ведь это указанное генералом возвышеньице было не что иное, как тот самый бугорок, который заслонял загадочную лесистую высотку, с него она должна быть хорошо видна!..

Хлебосольный Василенко очень огорчился, когда вдруг обнаружилось, что Буранов исчез. Генерал хотел угостить полковника на славу: открыть банку довоенных ленинградских шпрот да еще заказать повару рагу из мясных консервов со свежей морковкой и петрушкой.

Но если бы Буранов и знал, какое роскошное и редкое по тем временам угощение он упустил, вряд ли бы этим огорчился: его вполне устраивала пшенная каша с комбижиром или с колбасой. А сейчас он и не вспоминал о еде.

Хорошо знакомым путем он шел на участок, который только что рассматривал на карте генерала Василенко, — в то самое место, которое генеральский карандаш обвел на бумаге красной чертой.

ГЛАВА IV

ФИГУРА В БЕЛОМ

Бугорком в нейтральной полосе овладел взвод, с одним отделением которого Буранов недавно познакомился в траншее. Еремин, Федоров и другие солдаты были чрезвычайно довольны, что вылезли из сырости, и добрым словом поминали полковника, который «наворожил им счастье»: ныне и впрямь будут у них сухие портянки. Никто не мог знать, что полковник имел в виду совсем другое — смену войск. Солдаты спешили устроиться получше на новом месте и за ночь вырыли хороший окоп, на дне которого — самое главное! — не было ни капли воды.

Буранов попал к своим знакомым. На этот раз его встретил сам командир взвода — младший лейтенант. Он отрапортовал по форме и с удовольствием и почтением смотрел на Буранова. А солдаты принялись наперебой благодарить полковника.

— За что вы меня благодарите? — удивился он.

— Как же, товарищ полковник! — серьезно пояснил Еремин. — Ведь вы намедни сказали: скоро, мол, портяночки просушите, солдаты. Всему взводу ваши слова ведомы стали. Вот мы и закрепились на этой горке и назад уж не спятились, потому как знали, что горка нашей быть должна. Вот как оно вышло, в точности по вашему слову, товарищ полковник!

Буранова очень позабавило, что он невзначай стал прорицателем.

— А где же ваш Шалфей? — спросил он, не слыша обычных прибауток.

— Ранило его, — отвечал Еремин. — В госпиталь эвакуирован Шалфей.

— Тяжело ранен? Опасно?

— Пулей в грудь. Только военфельдшер сказывал: ничего, выживет. Теперь в госпитале чудить будет. Промежду прочим, отчаянный парень оказался наш Шалфей. Мы думали, он только шутить горазд, а он в окоп немецкий первым махнул и двоих солдат там прикончил. А офицер ихний успел в него выстрелить. Проткнул я штыком того офицера, да поздновато... Вот какое дело вышло. Скучно нам будет без Шалфея.

— Ничего, — утешил Буранов. — Другой забавник найдется. Их в армии много... Товарищ младший лейтенант, — обратился он к пехотному офицеру, — мне необходимо посмотреть расположение противника. С вашего бугорка, должно быть, хорошо видно.

— Так точно, товарищ полковник, видимость у нас неплохая, — отвечал пехотинец. — Здесь, неподалеку эн-пе нашего батальона, оттуда местность впереди просматривается хорошо. Разрешите я вас сам туда проведу?

— Проведите.

Буранов попрощался с солдатами и пошел за офицером. Прошли метров пятьдесят по очень узкому ходу сообщения, и младший лейтенант сказал:

— Идти дальше некуда. Вон по той канавке проползти надо метров двадцать, там и эн-пе. Поползете за мной или не пожелаете?

— Не пожелаю! — усмехнулся Буранов. — Зачем мне ползти за вами? Я поползу один — самостоятельно. Сбиться с пути тут нельзя. Вы мне больше не нужны. Возвращайтесь к себе. Спасибо за услугу.

Младший лейтенант, откозыряв, ушел, а Буранов осторожно вылез в канавку и пополз по ней. Через две минуты он очутился на батальонном наблюдательном пункте. Пехота для наблюдения за противником не строит таких блиндажей, как артиллеристы: батальонный наблюдатель сидел в окопчике. Появлению полковника он ничуть не удивился: то был кадровый солдат, удивить которого нелегко. Он только негромко произнес: «Здравия желаю, товарищ полковник», — и потеснился, давая место Буранову.

— Что там видно у немцев? — спросил Буранов.

— Тихо, — отвечал солдат и добавил мудрено: — Нормальная невидимая циркуляция происшествий несущественной значительности.

— Ну-ка, давай посмотрим на эту циркуляцию! — улыбнулся Буранов и вооружился биноклем, служившим ему еще с финской войны.