Олег Свешников - ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ. Книга 2 Страница 7

─ Роковое стечение обстоятельств.

─ Вы не причастны?

─ Я не рожден предателем!

─ Им не рождаются, становятся! Загонит жизнь, как волка

за красные флажки, и взвоешь, пойдешь на все, дабы только выстрел не прозвучал.

─ Ваша истина-исповедь о предательстве ко мне не относится! За бесконечные странствия по лесам, за попытки прорваться через линию фронта в меня, над моею головою столько просвистело пуль, снарядов, разорванных гранат, что я устал бояться, падать ниц перед выстрелом. Меня они не страшат. Я никогда не был и не буду иудою России.

В тот февральский вечер я сам чудом остался жив! Шел на явку. И попал в засаду. Фашисты открыли огонь. Как меня не убили с близкого расстояния, в открытом поле, по которому я бежал как прокаженный, в страхе божием, останется на всю жизнь изумлением и удивлением.

Офицер не скрыл иронии:

─ Снова по случаю спаслись?

─ Чудом!

─ Не живете вы, не живете по заповедям Христа! Лжете, крутите, как метель над умершими! Как мне поверить, что вас хотели убить?

─ Теперь уже никак, раз остался жив!

Лоренцо понял умную иронию. Строго осудил ее.

─ Не рано ли веселитесь? Юного партизана Виктора, сына хозяйки, у которой беспечно жили, мед-сметану пили, тоже не вы гестапо сдали? Велика ли его вина? Ну, подобрал на поле сражения две брошенные винтовки. Отдал мстителям! Кто знал? Только вы, Александр Иванович! Не думаю, что мальчика расстреляли мальчика только за ружья!

─ За что еще? ─ насторожился Башкин.

─ Он вас разгадал. И собирался поведать командиру партизанского отряда! И вам бы именем народа и России вынесли смертный приговор! Вы поняли, что вам грозит опасность. И мудро обогнали роковые для себя события. Сдали его в гестапо. Не так?

Башкин побледнел, потер сердце:

─ Виктор моя вечная боль, моя вина! Не уберег! Никто теперь не сдвинет камень с души и не укротит стонущие, скорбные перезвоны колокола, которые буду слышать всю жизнь. И никто не укротит, не смирит, даже вся Вселенная, слезы боли!

─ Хорошо! Идите, ─ сухо разрешил следователь, не желая видеть мужские слезы. ─ Бабы вы, а не солдаты.

Он вызвал конвойного, попросил помочь добраться человеку до камеры.

ЕСТЬ СВЕТЛЫНЬ-СПРАВЕДЛИВОСТЬ НА РУСИ! ВОИН АЛЕКСАНДР БАШКИН БЫЛ СНЯТ С РАСПЯТЬЯ ХРИСТА

На земном календаре было 23 марта 1942 года, когда воин Александр Башкин начал глумливо-траурное шествие по проверке в лагере НКВД под Тамбовом. Пытки шли месяц! И все горькие, скорбные! Он все земные мгновения жил, как у вскопанной могилы, и совсем не ожидал по милосердию пощады и всепрощения! И после каждого допроса недоумевал, чем провинился? За какие муки вяжут и вяжут к пыточному колесу, списывают в изменники Отечества, и никак не защитить себя, не отстоять правду и честь.

Стало сдавать здоровье. Первым ослабло зрение. И нервы совсем развеселились. Стало страшно оставаться одному. С самим собою. Стоило прикрыть в покое глаза, ─ и мигом являлась камера смертника в Вяземской тюрьме. И тут же с неумолимою тоскою раздавались выстрелы, лютые, обреченные стоны, крики о пощаде и милосердии, и во все эти могильные крики и стоны, где угасала жизнь, где слышался хор плакальщиц, совсем неожиданно врывалось ликующее песнопение гармоники, как на веселом пиру жизни. Все перемешивалось, и могильные стоны, и ликующая игра гармоники, и он видел себя, на берегу реки, среди березок, где россиянки водят хороводы, видел, как он в удаль танцует краковяк с милою девочкою Капитолиною, кружит ее в вальсе ветра, теперь уже один, без толпы, желает обнять, поцеловать ─ и раздается выстрел!

Он падает на Плахе Земли, обливается кровью. Рыдающая песня гармоники заливает всю землю, достигает звезд, он, опираясь на звезду, встает над землею, снова желает увидеть свою юную россиянку, но снова звучит выстрел! И он снова падет горьким распятьем на земную плаху, обливается кровью.

И снова звучат выстрелы, выстрелы! И все никак не убьют! Не казнят! И он никак он не отмучается.

Не надо идти к пророчице Кассандре, воин заболел! Не страхом смерти, а сумасшествием! Воля Илья Муромца была утрачена! И любовь к жизни была утрачена! И чем бы все закончилось, неизвестно, но ангелы-хранители были еще сильны у Александра Башкина, да и боги Руси не желали отпускать храброго воина на гибель.

23 апреля воин-страдалец был вызван на последний допрос. Майор государственной безопасности Лоренцо повел себя необычно; открыл пачку «Казбека». Вежливо предложил:

─ Кури, солдат.

─ Я не курю, ─ тоже вежливо принял отречение Башкин; его измучивало желание, скорее, скорее узнать, куда по воле Пилата-мученика вынесут вороные кони: на Соловки, на плаху, на Куликово поле?

Следователь продолжал удивлять:

─ Тогда выпьем, ─ он достал плитку шоколада, бутылку французского коньяка. Разлил в рюмку. ─ Фронтовую, солдат!

─ Извините, я не грешен, ─ произнес виновато воин.

─ Ну, смотрите. Не настаиваю, ─ проявил великодушие Лоренцо. ─ Я хочу выпить за вас, за русского воины! Вы располагаете к себе, вызываете уважение. И вы, и остальные целовальники креста! Мы все понимаем, битва с врагом держится не на генерале, а на штыке и отваге русского воина. Чего его гнать по кругу лжи, сомнения и смерти? Но работа есть работа! Попадаются еще Каины!

Вам сообщаю, Александр Иванович, вы с честью выдержали экзамен воина Руси! Военная контрразведка, чекисты к вам претензий не имеет. Воюйте и дальше так же храбро.

Лоренцо поднял рюмку:

─ За вас!

Выпив, отломив долю от шоколада, он внимательно посмотрел:

─ Скажите, в самом деле, 10 октября 1941 год под Медынью именно вы сдерживали танковую армию Гудериана, какая рвалась к Москве? Я бы мог пространно отписать о вашем подвиге генералу армии Жукову, востребовать награду Героя или орден Ленина. Вы ее заслужили! Встретились бы оба: солдат и генерал. Порадовались бы, выпили чарку за победу. Для вас общение с генералом не стало бы лишним. Как считаете?

─ Не знаю, ─ честно признался Александр Башкин. ─ Одно скажу, в лесу под Медынью есть обгоревший дуб, ему сто лет, мы заложили в дупло гильзу с посмертным посланием тем, кто будет жить в свободной России! Там есть и моя подпись, Александр Башкин, 10 октября 1941 года, Медынь.

Он помолчал:

─ Писать, не писать, это вам решать! Напишите, если желаете. Я же горд тем, что мы, руссы-мученики, сдержали врага! Не пустили в Москву! Не сдали Россию!

Майор госбезопасности дружелюбно произнес:

─ Вы очень на сына моего похожи. Право, право! Он тоже воевал, попал в окружение. Где теперь? Не ведаю, убит, не убит, в плену не в плену. И бессребреник. Как вы! Не знаю, как сын, но вам быть героем!

Лоренцо подвинул ему рюмку:

─ Возьмите коньяк, пригубите! За сына моего! За вашу матерь Человеческую! И за Россию!

Офицер-чекист и воин Руси вместе выпили коньяк за бессмертие русского Отечества!

Глава шестнадцатая

ВОИН-АРТИЛЛЕРИСТ ЗАЩИЩАЕТ СТАЛИНГРАД

I

Шел 1942 год.

Великий канцлер Германии Адольф Гитлер пребывал в грустном раздумье. Военные планы «Барбаросса» разбились о славянскую цитадель. Россия устояла! Выстроить там, где величает себя чужедальняя, благословенная Земля Руссов, бессмертное государство Господ и Рабов не удалось. Его воины-крестоносцы, как жалкие бродяги, были повелительно разгромлены на дуэльном побоище под Москвою и трусливо бежали по зимнему безмолвию поля, оставляя кладбище за кладбищем с березовыми крестами.

Странная нация! Он им ковал железные кресты,

переполненные солнцем любви к жизни! Они выбрали деревянные кресты, переполненные могильною тьмою!

Неужели напевы белых вьюг, дождливых осенних ветров, хор плакальщиц чужих берез им приятнее слушать в братской могиле, на славянской Руси, чем благословенно-воинственную музыку в своем святилище, в родной Германии?

Нет, легли в землю.

Где холодно и сумрачно.

Уснули на все времена. Уснули вместе с колокольным благовестом во славу жизни и победы!

Оставили фюрера. Скорбь человеческая! Скорбь! Не так жалко воина-крестоносца, сколько жалко себя! Поставил на корону властелина мира! И проиграл, попал в омут тоски и траура! Подняли, как Калигулу, на мечи! И это его, гения из гениев! Такого самодержца еще не было на земном пространстве! И уж своим умом, умом гения, он всесилен был осмыслить: Россия не так проста, Россия ─ не Гаснущее Солнце! И получилось то, что получилось. Он проиграл! Слишком сильным оказался Илья Муромец. Разметал мечом его соловьев-разбойников!

Он верил в свою победу! Безоглядно верил. Теперь пришло самое страшное ─ сомнение. И распад надежды принесла Москва! Первою скорбною ласточкою! Конечно, перед генералами и солдатами он будет, как и прежде, гордо восседать владыкою мира на белом коне, как острый меч, воздев руку в сторону Востока. Они должны еще верить в свое господское знамение; и уж если ему, царю-держателю Светлыни на земле выпало еще и Царствие тьмы, раствориться в могильном безмолвии, то пусть воинство и народ, обреченно и жертвенно, исчезнут, в венце траура, следом! И исчезнут ─ наказанием, возмездием, раз проиграли битву миров! Подвели его, фюрера! Где подвели, предали!