Samsonov Semen - Po tu stornu Страница 7

А что ты с ним сделаешь, Андрей? У него пистолет и резиновая палка,— возразил кто-то.

Будет издеваться — убьём его!

Ага! Задушим, и всё!— охотно вмешался в разговор Жора.

Андрей только теперь заметил новые лица и насторожился.

Это ты полицая выругал?— спросил Вова.

Ну, а что, если я?

Здорово это у тебя вышло!— от души сказал Вова.— Давай руку!

Мальчики долго и оживлённо обсуждали свою первую маленькую победу. Их барак гудел, точно растревоженный улей.

Из соседнего барака забарабанили в перегородку, и чей-то голос предупредил:

Тише! Обход начался.

На девочек мрачный, сырой барак, теснота и голод подействовали удручающе. Получив жёлтые треугольники, все нехотя принялись нашивать их на одежду.

Люсин костюм превратился в грязную тряпку. Девочка с сожалением думала о потерянных вещах. Но больше всего было жаль книгу, которая осталась в чемодане. Ведь ни одной русской книги она не увидит до тех пор, пока не вернётся домой! Да, пока не вернётся домой!

Надень пока моё платье,— предложила Шура,— а завтра постираешь своё.

Спасибо, Шура. Может быть, завтра я увижу того мальчика, тогда всё будет хорошо. Там у меня и платье, и кофточка шерстяная, и юбка новая.

Аня раньше других пришила номер и переоделась. Она сидела такая покорная, такая тихая, как будто только и дожидалась приказаний. Шура Трошина глядела на неё с неудовольствием. Люся заметила и Анину покорность и Шурино неудовольствие. Она тревожилась. Ей хотелось помирить девочек, сделать так, чтобы все жили дружно. «Аня такая же, как другие, только страшная трусиха и неженка,— думала она.— Но я бы на её месте всё-таки старалась быть смелее, самостоятельнее. Пусть фашисты не думают, что мы их уж очень боимся. «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях»,— вспомнились Люсе слова Долорес Ибаррури.— Какие замечательные слова!» Шура Трошина, по мнению Люси, была безупречно смелой, прямой, бесстрашной девочкой, да к тому же ещё и хорошей подругой.

Ты что, Люсенька, притихла совсем? — вдруг спросила Шура.

Я вспомнила одну историю...

Какую историю?

Потом... Знаешь, Шура, я очень спать хочу.

Нет, ты расскажи./

Ну, хорошо. Это история,— медленно подбирая слова, начала Люся,— история одной дружбы. Не помню, где я её читала, наверное, в каком-то старом журнале,— солгала Люся, придумывая рассказ.— Там говорилось, как две девочки поссорились, возненавидели друг друга и расстались. Потом они встретились не то в глухом лесу, не то ещё где-то, в минуту какой-то большой опасности. И это помирило их. Они плакали от радости, поклялись никогда больше не ссориться и вместе перенести все лишения.

Что же дальше с ними стало?— усмехнулась Шура.

Дальше я забыла.

А почему ты об этом вспомнила?

Почему? Потому, что те девочки, мне кажется, похожи на тебя и Аню.

Хоть что хочешь со мной делай, а не нравится она мне!-— вспылила Шура.

Но ведь она наша, она такая же, как мы.— Люся поймала себя на мысли, что она впервые возражает Шуре и даже пытается её убедить.— Я вот смотрю на неё,— продолжала Люся после короткого молчания:— она, конечно, трусиха. Странная какая-то. Но ведь она не враг, не предатель.

Всё равно!— отрезала Шура.— По-моему, трус тоже как враг. Думает только о себе, боится только за себя и спасти хочет только себя. Что мыс ней можем сделать? Ты не думай, она, наверно, считает себя умнее нас.

Люся чувствовала, что Шура не совсем права, но не знала, как ей возразить.

Я всем хочу хорошего,— взволнованно говорила Шура.— Но нельзя, чтобы каждый из нас хотел жить только для себя. Если говорить правду, я совсем за себя не боюсь. И о себе не думаю. Я ненавижу фашистов, ненавижу эту гадину — полицейского. Если бы я могла, имела бы силу, то зубами перегрызла бы всем им глотки! Тогда пусть со мной делают, что хотят! Только вот маму жаль,— тихо сказала Шура.— Она у меня больная, старенькая и одна, совсем одна...

Девочки притихли. Засыпая Люся припомнила весь их разговор и поняла, что трудно им придётся, если среди них не будет крепкой дружбы. В тишине слышалось тяжёлое, неровное дыхание и тихие стоны девочек, тесно разместившихся на двухэтажных нарах.

Люсе снилось недавно пережитое... Дом. Отец укладывает вещи. Люся видит его седые волосы, худое морщинистое лицо. Он говорит: «Ты, доченька, береги себя. Может, всё обойдётся и вас скоро вернут. Потом она сидит у пианино, играет какую-то песенку и тихо-тихо напевает. Шура стоит сбоку, смотрит на Люсю и просит: «Ещё раз спой». Но вдруг появляется Аня, мрачная, сердитая. Она кричит: «Перестань! Сейчас же перестань!» Она хочет ещё что-то крикнуть, но мальчик, тот самый мальчик, который забрал Люсины вещи, бьёт Аню кулаком в бок, и та плачет. «Зачем ты её ударил?»— негодует Люся. А мальчик кладёт её вещи прямо на клавиши и молча уходит.

...Люся с какими-то девочками и мальчиками на станции. Только они едут не в Германию, а в пионерский лагерь, отдыхать. Все весёлые, смеются. Играет баян, звенит песня. Люся с букетом ромашек стоит у окна и машет отцу рукой. Отец улыбается и что-то кричит вслед. Люся не слышит слов, но видит, как ласково шевелятся его губы. Он такой красивый в праздничном железнодорожном костюме с медными блестящими пуговицами. Но вдруг отец исчезает, а на его месте стоит полицейский. Он кричит: «Выходи из вагонов, выходи!» В руках у Люси уже не букет, а чемоданчик. Там лежат книги, бельё, печенье, зубная щётка, мыло. Полицейский подходит, толкает в плечо и кричит: «Ты кто?» Люся отвечает. Полицейский хватает ее за горло... И тут она просыпается. Ей страшно. А в темноте по-прежнему слышится неровное, тяжёлое дыхание спящих подруг.

КАРЬЕРА ШТЕЙНЕРА

Комендант лагеря Герман Штейнер, ярый национал-социалист, до войны был учителем. Когда Франция, покинутая своими союзниками — Англией и Америкой — и преданная внутренними врагами народа, капитулировала, Штейнером овладел воинственный пыл. Его одолевала зависть к приятелям, которые наживались на войне, получали награды, словом— «делали военную карьеру».

Герман Штейнер тоже жаждал богатства и уже видел себя в элегантном мундире, хотя бы с одним железным крестом. Ему очень хотелось попасть во Францию, и он добился своего.

Казалось, начали сбываться его мечты. Но во Франции пришлось пробыть недолго. Германия начала войну с Советским Союзом. Часть, в которой служил Штейнер, перебросили на Восточный фронт. Правда, он смог награбить кое-что для своей невесты: модные парижские платья, чулки, перчатки, духи, по ничего более существенного «организовать» не успел. Однако Штейнер не падал духом. Завидуя друзьям, он тешил себя надеждой: «Они во Франции разжились добром, а я вознагражу себя в России».

На Восточный фронт Герман Штейнер отправлялся из родного города на Одере, куда он заехал на несколько дней.

У пассажирских вагонов, как на параде, стояли офицеры в нарядных кителях и щегольски начищенных сапогах. У многих позвякивали награды, полученные за разбой и разграбление Франции. Офицеры держались высокомерно и на улыбки дам отвечали небрежно, как бы говоря: «Нам, военным, непозволительны чрезмерные восторги».

Пушки, бронемашины и лёгкие танки стояли на платформах без чехлов, как на выставке оружия. Их забрасывали зелёными ветками, бумажными цветами.

Всё выглядело нарядно и празднично, точно офицеры и солдаты отправлялись не на фронт, а на пикник. У Германа Штейнера от счастья кружилась голова. Его невеста держала букет белых роз и с гордостью смотрела на самодовольное лицо Германа. Из-под стёкол его очков поблескивали бесцветные, навыкате глаза. Герман выпячивал грудь, стараясь придать своей поджарой фигуре горделивую осанку, и был похож на индюка, растревоженного куском красной материи.

Оркестр заиграл фашистский гимн. Офицеры взяли под козырёк, солдаты — на караул. Поезд тронулся. Девушки и дамы замахали платочками, а важные пожилые господа — шляпами и тросточками.

На Восточном фронте Герман Штейнер был командиром взвода автоматчиков. Но после первого же серьезного боя с русскими взвод прекратил своё существование. В живых остались только тяжело контуженный солдат, ефрейтор и позорно удравший с поля боя Штейнер. Ему посчастливилось: в самом начале боя он случайно получил незначительное ранение и был отправлен в тыл.

Уже в госпитале ему вручили железный крест. Невеста приехала к своему герою и привезла вырезку из газеты. Из газетной статьи он узнал о своих «боевых подвигах». Там хвастливо сообщалось, что лейтенант гитлеровской гвардии Герман Штейнер со своим взводом окружил батальон русских и в жарком неравном бою уничтожил его. Газета писала: «Жалкие остатки русского батальона вместе с комиссаром, командиром и группой солдат в пятьдесят человек были взяты в плен. Взвод храброго лейтенанта не потерял ни одного солдата. Только сам отважный Герман Штейнер в личной схватке пострадал и находится сейчас в госпитале, сгорая от нетерпения скорее поправиться и снова отбыть на Восточный фронт».