Владимир Бешанов - Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде Страница 70

Напротив обосновались части 170-й пехотной. Открывшийся им пейзаж, представлявший собой гигантский могильник, поразил даже видавших виды ветеранов штурма Севастополя. «Только старые командиры, познавшие бойню Первой мировой войны, могли припомнить нечто подобное Невскому плацдарму, — зафиксировал историограф дивизии X. Кардель. — Лишь изредка торчал раздробленный пень дерева на земле, перепаханной тяжелой артиллерией, реактивными минометами и авиабомбами. Подбитые танки стояли возле глубоких воронок и окопов, ведущих к русским траншеям. Из стен окопов торчали руки и ноги убитых русских солдат. Все остальное было засыпано землей после взрывов снарядов. Кругом были минные заграждения».

Таким образом, в ходе Синявинской операции Волховскому и Ленинградскому фронтам блокаду прорвать не удалось. Случайно вышло так, что при этом была сорвана попытка германского командования организовать решительный штурм города. Это и приписали себе в заслугу наши полководцы и летописцы славных дел «непобедимой и легендарной» с партбилетами в кармане, делая вид, что именно с такой целью операция и затевалась: «Расчеты гитлеровского командования взять штурмом город Ленина потерпели полный крах».

В самом деле, «крах расчетов» и отказ от проведения операции «Нордлихт» немецкий фельдмаршал подтверждает: «Если задача по восстановлению фронта 18-й армии и была выполнена, то все же дивизии нашей армии понесли значительные потери. Вместе с тем была израсходована значительная часть боеприпасов, предназначавшихся для наступления на Ленинград. Поэтому о скором проведении наступления не могло быть и речи».

Можно было бы порадоваться успехам советской разведки, выкравшей вражеские планы, или прозорливости военно-политического руководства, разгадавшего намерения Гитлера, если бы не одно «но»… Информацией о перегруппировке германских дивизий из Крыма под Ленинград, с указанием «нужно проверить», Генштаб Красной Армии поделился с фронтами только 14 октября. А версию об «упреждающем ударе» подкинул сам Манштейн, считавший, что русские своевременно отследили переброску войск 11-й армии, и потому написавший в своих мемуарах о действиях Волховского фронта следующее: «…этим наступлением противник, очевидно, хотел упредить наше наступление». Вот только вышла книга лишь в 1955 году.

До того советские пропагандисты скармливали массам щербаковскую версию, согласно которой наступление на Синявино было предпринято с целью оттянуть часть сил вермахта с южного участка фронта: «Эта цель была достигнута. Несколько немецких дивизий, в том числе 4 пехотные дивизии, стоявшие в Крыму, а именно — 24, 28, 132 и 170-я, и предназначавшиеся для операций под Сталинградом и на Тереке, спешно были переброшены в район Синявино и здесь были разбиты или основательно растрепаны советскими войсками».

В любом случае сражение в Южном Приладожье из военной неудачи превратили едва ли не в победу Красной Армии. Потери противника в советских сводках оценивались в 60 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными, до 200 танков, более 600 орудий и минометов и 260 самолетов. Маршал Мерецков, «уничтожавший» супостатов с лихостью завзятого политрука, переплюнул даже Совинформ-бюро, сообщив, что немцы потеряли около 60 тысяч только убитыми и пленными. Сталин сначала хотел Кирилла Афанасьевича с должности снять, но, убедившись, что тот разбил и «растрепал» самого Манштейна, передумал.

Правда, в Берлине считали, что победу, и немалую, одержали войска вермахта, разгромившие в Синявинском «котле» 7 советских дивизий, о чем и известили мир средства массовой информации Третьего рейха. Москва назвала сообщение германского командования беспардонным враньем и озвучила свою трактовку событий: «Ни южнее Ладожского озера, ни в каком-либо другом месте гитлеровцы не окружали не только ни одной дивизии, но даже ни одного советского полка». Другого генерала Власова не нашлось, да и глупо бы выглядело — два раза наступать на одни те же грабли. Поэтому решили сделать вид, что немцы никого не окружали. Судя по публикациям в «Военно-историческом журнале», российский Генеральный штаб и сегодня так считает.

В ходе неудавшегося прорыва блокады и «успешного» отступления войска Мерецкова и Говорова потеряли более 40 тысяч человек безвозвратно и 73,5 тысячи ранеными, всего почти 114 тысяч бойцов и командиров, из 190 тысяч (в том числе «волховчане» — 157 тысяч), начавших сражение. У ленинградских историков эти цифры вызывают сомнение, как значительно заниженные: «Ибо вряд ли учитывают несчетные пополнения, уничтоженные немецкой авиацией по дороге от места выгрузки до передовой, и пополнения, поступившие в дивизии в ходе боевых действий». Кроме того, наши статистические исследования — почему-то учитывают потери только НОГ, 8-й и 2-й ударной армий. Остальные шесть армий, беспрерывно наносившие «вспомогательные» и отвлекающие удары, участия в Синявинской операция вроде и не принимали. Из территориальных приобретений — «Наши войска сохранили на собой захваченные у противника узлы сопротивления Вороново и Поселок № 8» — «по-честному» рапортовал Мерецков. Врал, конечно.

Немецкие потери в «Первом Ладожском сражении» составили около 26 тысяч человек. Фельдмаршал Манштейн понес личную потерю: 29 октября 1943 года во время авиационного налета погиб его сын Геро фон Манштейн, лейтенант 51-го полка 18-й моторизованной дивизии 16-й армии.

Конечно, все было не напрасно: во-первых, сорвали немцам штурм, во-вторых, врага «обескровили», в-третьих, опять многому научились: «В ходе операции артиллеристы фронта, пройдя хорошую школу, получили первый опыт организации действий больших масс артиллерии в наступлении и управления ею в бою. Изучение этого опыта потребовало специальной подготовки артиллерийских частей и усиленного внимания к отработке вопросов организации и ведения артиллерийской разведки… а также оборудования наблюдательных пунктов, огневых позиций, укрытий, землянок, планирования артиллерийского наступления, организации взаимодействия с пехотой и танками… Важное значение имело обучение артиллеристов ориентированию на местности (!!), определению точки стояния с использованием топографической карты, движению по азимуту». Ну это будут проходить на втором курсе.

Оценивая действия советских войск, ветеран полицейской дивизии СС Ф. Хуземан пишет: «Тогдашняя тупость русского командования применительно к пехотному сражению была совершенно очевидна. Однако вскоре это изменилось, и мы на собственной шкуре почувствовали, сколь много противник позаимствовал из нашей тактики».

Едва подсчитав убытки, Мерецков заверил Ставку, что войска Волховского фронта будут «вести себя активно», и выдвинул «соображения» по проведению серии частных наступательных операций. Однако Сталин, далеко не уверенный в разгроме Манштейна и опасавшийся ударов противника «одновременно на направлениях Мга, Кириши» и не исключавший даже попытки форсирования Невы, охладил пыл командующего. 3 октября он приказал никаких наступательных операций не затевать, а перейти к обороне. 5 октября Верховный определил, что Мерецкову опять нужна помощь Мехлиса, и вторично назначил Льва Захаровича членом Военного совета Волховского фронта, понизив в должности А.И. Запорожца.

Впору было не блокаду прорывать, а забирать войска от Ленинграда. Летом 1942 года Красная Армия потерпела ряд сокрушительных поражений: провалилась Усть-Тосно-Синявинская операция, кровавой баней обернулась проводимая Жуковым вторая Ржевско-Вяземская операция, а главное — полный разгром на юге, где 6-я армия Паулюса вышла к Волге и вела бои на улицах Сталинграда, 1-я танковая армия фон Клейста рвалась через Терек к бакинским нефтепромыслам. Страна стояла на краю гибели.

Зато к осени 1942 года у высшего военного руководства окончательно выветрились шапкозакидательские настроения. Стало ясно, что войска надо обучать, операции тщательно готовить, что наши уставы не соответствуют реалиям современной войны, а среди генералов преобладают «горловы».

Первым делом Верховный дал всем команду окопаться, и впервые за войну советские армии на всем протяжении советско-германского фронта приступили к созданию реальной обороны.

Так, Западный и Калининский фронты, перенимая немецкий и вспоминая отечественный опыт, учились рыть траншеи, привязывать их к местности, создавать эффективную многослойную систему огня.

Конкретно Волховскому фронту директивами Ставки от 5 и 14 октября приказывалось немедленно приступить к постройке не менее трех-четырех оборонительных рубежей и выселению из прифронтовой полосы на глубину 25 км всего гражданского населения. Города и населенные пункты следовало приспособить к долговременной круговой обороне, превратив «каждый дом, каждую улицу, каждый квартал в крепость», особое внимание уделить использованию каменных зданий, подвалов, подземных коммуникаций, колодцев, заводских труб, созданию развитой сети связи и сигнализации, использованию инженерных заграждений. Для руководства обороной назначить комендантов гарнизонов «из стойких командиров». В рекомендациях явственно чувствуется опыт Сталинграда.