Геннадий Синельников - Ах, война, что ты сделала... Страница 8

Все чаще и чаще среди личного состава, офицеров и прапорщиков можно было услышать разговоры, что ввели нас в Афганистан обманным путем. Сначала сочиняли небылицы об участии в учениях «Маневры-80», а когда мы уже оказались здесь, стали говорить о том, что мы пришли сюда по просьбе законного афганского правительства выполнять интернациональный долг, оказывать афганскому народу помощь в строительстве развитого социализма. Мы верили в эту почетную миссию и ничуть не сомневались в правильности решения своего правительства, потому что были людьми того, своего времени, когда вера в идею и приказ не могли подвергаться даже сомнению, и уж тем более — неисполнению. К тому же мы были военными, а приказ в армии, согласно всем законам и уставам, должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок.

Непонятно было только одно: если мы пришли сюда законно и с благородной целью, то почему тогда все это делалось как-то тайком, скрыто? Что-то здесь было не так.

Через недели две после отправки «партизан» в Союз наш мотострелковый полк в полном составе на штатной боевой технике совершил марш через всю страну и вышел к южному городу страны Кандагару. Город проходили ночью. Не было ярких огней уличных фонарей и светящихся окон. Кое-где, в основном у перекрестков улиц, горели костры, вокруг которых суетились солдаты афганской армии. Были они в каком-то непривычном для нас обмундировании, с советскими автоматами ППШ, знакомыми нам по кинофильмам военных времен. Многие кутались в цветастые женские платки, пледы и суконные одеяла, наброшенные поверх военной одежды. Черные лица в темноте, при отблеске пламени костров, вносили в увиденное элементы настороженности и какой-то нереальности.

— Можно на аборигенов посмотреть? — попросил сержант командира батальона, вылезая из люка бронетранспортера.

Я и сам смотрел на афганцев, как на представителей какой-то невиданной ранее цивилизации. Мы знали, что в Афганистане феодальный строй, что здесь все не так, как у нас, но продолжали удивляться увиденному и размышлять: как можно в такой нищей стране построить развитой социализм? Это сколько же нужно вложить денег, чтобы добиться хоть малейшего результата. А ведь в нашей стране своих нерешенных проблем хватает…

Пройдя километров 15–20, встали на ночлег. Стали на местности рассредоточивать технику, проверять личный состав, оружие, как вдруг из включенного кем-то транзисторного радиоприемника раздался голос диктора зарубежной радиостанции. Он сообщал, что в город Кандагар вошел советский мотострелковый полк. Назывались фамилии некоторых командиров подразделений, бортовые номера БТРов, танков. Мы, что называется, офонарели. Ничего себе оперативность? Когда же они успели нас так быстро рассекретить? — удивлялись мы.

Но все было очень просто: мы недооценили этих «папуасов». Удивлялись, видя сидящих вдоль дороги людей, бросающих в подол рубах камешки или перебирающих костяшки четок. А оказалось, что каждый брошенный в подол камешек или передвинутая на шнуре четка означали определенную единицу техники. В общении с нашими солдатами-мусульманами на остановках, в торговых сделках местные жители выспрашивали у наших воинов все, что их интересовало. А те и выбалтывали, забыв о требованиях командиров по вопросам бдительности и неразглашения военной тайны и служебной информации. Мы не знали тогда, что к вводу войск в Афганистан было уже приковано внимание всей мировой общественности, что любая добытая информация о советских подразделениях на чужой территории была очень важна и ценна. Зарубежные разведки и средства массовой информации старались вовсю. Для нас было проблемой наладить устойчивую радиосвязь в подразделении, а мощь зарубежных средств связи позволяла им делать то, о чем мы только могли мечтать. Пример тому — это оперативное сообщение о нас. Мы только вошли в город, а мир уже узнал об этом. Было о чем поразмыслить…

Утром на построении личного состава командир полка майор Солтанов, указав на насыпь бывшей дороги, проходившей с одной стороны лагеря, сказал:

— По нужде ходить туда! Все передвижения, даже по лагерю, только с оружием и не менее чем по двое человек вместе. Одиночное хождение запрещаю! Обозначаю границы расположения полка. Самостоятельный выход военнослужащих за пределы указанной территории будет расцениваться мною как самовольная отлучка, со всеми вытекающими последствиями. Любые контакты с местными жителями запрещаю! Мы находимся в особых условиях, как дальше будут развиваться события, я пока ничего конкретно вам не могу сказать. Но, судя даже по тому ландшафту, который нас окружает, скажу, что всем нам придется очень тяжело. Легче будет солдатам — выходцам из Средней Азии: они привычны к таким условиям. Ну а остальным придется привыкать. Лучшего нет и, по всей видимости, уже не будет. Со временем обустроимся, поэтому станет легче, а сейчас будем заниматься разбивкой палаточного городка. Командирам подразделений к исходу дня сдать в штаб списки личного состава, ознакомленного под роспись о доведении мною приказа об ответственности за воинские преступления, обеспечить неукоснительное выполнение всеми военнослужащими отданных мною распоряжений. Обеспечить постоянный контроль за каждым военнослужащим. Проверять личный состав столько, сколько нужно для того, чтобы не потерять кого-нибудь и не заниматься потом его поиском. Каждый командир подразделения лично отвечает за своих подчиненных. Ответственность высокая, и спрос будет таким же.

Потом поставил задачу на разбивку и благоустройство лагеря. Солдаты под руководством офицеров и прапорщиков делали разметку, ставили палатки для жилья, разворачивали пункты хозяйственного довольствия (ПХД). Для работы не хватало элементарного: лопат, гвоздей, досок. Многие палатки были разукомплектованы. Расчищая места для их установки, натыкались на скопления змей. Было страшно и противно. Бытовая неустроенность первых дней и месяцев была очень велика и негативно сказывалась на настроении и работоспособности людей. Не было даже керосиновых ламп для освещения палаток, не хватало печек для обогрева, дров, питьевой воды, продуктов питания, хлеба и многого другого. Привыкшие к нормальным человеческим условиям жизни у себя в стране, в Афганистане мы столкнулись со многими такими проблемами, о которых раньше и не задумывались, например с педикулезом. Избавиться от проклятых вшей не было никакой возможности. Одежду необходимо было регулярно кипятить, но не хватало воды даже для питья. На развернутый по штату военного времени полк в несколько тысяч человек была всего-навсего одна старая водовозка, которая часто ломалась и не могла обеспечить потребность личного состава в воде. Поэтому ее потребление было ограничено. Специальные резиновые емкости объемом в три и пять кубических метров находились на ПХД. Они заполнялись водой и охранялись вооруженным часовым. На батальон выделялась одна такая емкость. Иногда удавалось прокипятить свою одежду. Несколько дней испытывал непривычное ощущение покоя, но потом все повторялось снова. Внутренние швы одежды блестели от скопления вшей. Они были в матрасах, постельном белье, армейских бушлатах, шинелях. И как бы мы ни боролись с ними, одолеть их не смогли. Они были нашими постоянными спутниками на протяжении всего времени нахождения в Афганистане.

Не хватало котелков, ложек, кружек. Для получения пищи на ПХД солдаты часто использовали цинки из-под боеприпасов, консервные банки. Иногда на несколько человек была всего одна ложка. Солдаты сидели на земле, расположившись кружком, посередине стоял котелок или другое приспособление вместо него с едой. Кушали, передавая по кругу ложку. У многих военнослужащих не было бритвенных принадлежностей, ручек, бумаги, конвертов. Офицеры помогали чем могли, но… Можно было помочь одному, двум, но не десяткам, которые в этом нуждались.

Однажды, зайдя за насыпь, я увидел голого солдата. Он сидел на земле и с остервенением царапал свое тело. Дикие от невыносимой вшивости, боли и унижения, его глаза с мольбой смотрели на меня. Вокруг, насколько можно было окинуть взглядом, валялись выброшенные предметы военного обмундирования. Здесь же лежала одежда самого воина. Она была во вшах. Он то выковыривал их со складок, то снова начинал царапать себя. Его тело было в кровавых полосах. Казалось, еще секунда и он вскочит и побежит куда глаза глядят. Только бежать ему, да и всем нам было некуда… Хорошо было бы в горячую баньку, попариться, помыться с мылом, на худой конец, хотя бы в речку. Но не было рядом ни бани, ни речки, а был песок, даже и не песок, а какая-то серая сыпучая земля. Хотелось от беспомощности кричать, топать ногами, стрелять из автомата, кого-то бить по морде за все то, что здесь происходило! Только все это было из области нашей советской военной фантастики.