Сергей Кольцов - Тихая разведка Страница 8

— Спасибо! От всей души спасибо, ребята! — тихо произнес Черемушкин. — А теперь: вольно! В помощь старшине двое — Ласточкин и Юлаев. Остальные разойдись.

К лейтенанту, чуть косолапя, походкой бывалого кавалериста приблизился невысокий, плотного телосложения кареглазый крепыш Румянцев. Широкоскулое, с крупными чертами лицо старшего сержанта, на вид суровое и неприступное, тронула легкая улыбка:

— Все будет в ажуре, командир… Черемушкин крепко пожал ему руку.

…В тесной старой землянке было прохладно и сумрачно. В воздухе, наполненном сыростью и легкой прелью, улавливался терпкий, смолянистый запах увядших сосновых веток. Через крошечное оконце пробивался жиденький дневной свет. У стены, противоположной входу, стоял топчан, застланный ярко-пятнистыми трофейными плащ-накидками. Земляной пол, покрытый еловым лапником, пожелтевшим от времени, был плотно утрамбован ногами живших здесь прежде солдат. И только на тумбочке, изготовленной руками какого-то умельца, красовался букет свежих лесных цветов.

«Кто в тереме живет?» — Подумал Черемушкин и тут же обернулся на звук шагов. В проеме дверей, слегка сгибаясь под тяжестью рации и поспешно поправляя выбившиеся из-под пилотки волосы, стояла сержант Коврова. Где-то в глубине ее больших серых глаз застыло детское, полуиспуганное выражение. Глаза Черемушкина помимо его воли остановились на ее фигуре. Волосы девушки успели высохнуть, и румяное, с полуоткрытыми алыми губами лицо дышало свежестью, и какое-то непонятное неиспытанное доселе волнение охватило его всего…

— Наташа? Почему такой интерес к покинутой землянке? — Осторожно спросил лейтенант. Он помог Ковровой освободиться от рации, укрытой в брезентовом чехле. Взгляды их вновь встретились, и разведчик заметил в широко открытых девичьих глазах немой укор.

— А мне просто нравится заходить сюда… В первый раз, когда я посмотрела вот в это окошко, — она провела рукой по ножке колченогого табурета, на котором сидела, — мне вдруг почему-то стало очень и очень грустно. Показалось, что совсем одинока на белом свете и никому до меня нет дела, а я — на кладбище у могилы матери. Умерла она перед самой войной.

— Вы ищете уединения? На вас это не похоже, — чтобы как-то переменить тему разговора и подбодрить ее, сказал лейтенант.

— Нет! Почему же, — щеки ее сделались пунцовыми от смущения. — Но если это и так, вы находите мое поведение странным?

— Что вы! Ни в коей мере!

Он помолчал и неожиданно вспомнил разговор с подполковником Кондрашовым о таланте перевоплощения Наташи при выполнении различных заданий в тылу немецких войск и, подбирая слова, спросил:

— Скажите, а вы никогда не участвовали в художественной самодеятельности? Ну, например, в институте?

— Что вы! — Сконфуженно рассмеялась Коврова. — Никогда не думала… Нет данных. Другое дело — авиация, в крайнем случае медицина… Ну, мне пора, товарищ гвардии лейтенант. Нужно еще прибыть к подполковнику Кондрашову.

— Вы бы оставили рацию и оружие в землянке. Я не уйду, пока не придет автомашина. — Сказал, чтобы позже попробовать продолжить с ней разговор, растерянный Черемушкин.

— Не имею права, дорогой товарищ лейтенант, — суховато ответила Коврова.

— Послушайте, Наташа! — снова остановил он девушку.

— Мне пора… — Она набросила одну из лямок чехла радиостанции на плечо, пристегнула вторую.

— Наташа… — попытался еще раз начать так и не состоявшийся разговор Черемушкин. Но Коврова, растерянно взмахнув рукой, поспешно вышла.

Черемушкин вспомнил, как несколько месяцев назад, в один из дней относительного затишья, в землянку к разведчикам в сопровождении майора Кондрашова вошла стройная девушка со строгой прической светло-каштановых волос.

— Вот так — да! — лукаво подморгнул Черемушкину сержант Телочкин, глядя на симпатичное серьезное лицо спутницы начальника разведотдела.

— Прошу познакомиться, товарищи, — коротко сказал майор. — Радистка сержант Коврова. Она проведет с вами несколько уроков немецкого языка. Вам же, товарищ младший лейтенант, — обратился он к Черемушкину) — найти для этого время и поставить в известность о готовности сержанта Коврову. Я уверен, — Кондратов повернулся к спутнице и улыбнулся, — товарищ сержант будет довольна своими учениками. — И они ушли.

В землянке стало непривычно тихо. Румянцев почему-то вдруг, как школьник, бесшумно на цыпочках подошел к двери и, осторожно приоткрыв ее, посмотрел вслед обоим. Телочкин стал суетливо приводить в порядок шинели, перекладывать в угол нехитрое имущество.

В эту ночь младший лейтенант долго не мог уснуть. Непонятное чувство одолевало разведчика. Глаза Ковровой вставали перед ним. Он поднимался с топчана, выходил из землянки. Стоял и подолгу смотрел в усыпанное звездами ночное небо. И не знал тогда младший лейтенант, что в какой-то сотне шагов от него, в такой же примерно землянке, дежуря у радиоаппаратуры, Коврова внимательно рассматривала его портрет, напечатанный в дивизионной газете. Это сразу заметила ее подруга — телефониста Маргарита Николаева. И тут же посоветовала:

— Смотри, мужики — они разные бывают. Один, помню, сказал мне так: «Ты, — говорит, — в любую минуту можешь быть убита. На то и война! Умрешь, не вкусив сладости запретного плода. И если ты подруга солдата, так отдай для него все: и душу свою, и тело. Тебе это все равно ничего не стоит…» Нет уж, решила я, да и отделалась от любви такой. А что касается твоего — пусть вначале докажет, почему любовь любовью зовется…

Дня через два после этого разговора Наташа пришла к разведчикам провести занятие по немецкому языку. Видно, что ее ждали и к приходу тщательно готовились.

В землянке было чисто и уютно. На тумбочке, застланной брезентом, в металлической банке красовался букет цветов. Остро пахло свежей хвоей.

— Товарищи, — начала она, посматривая в конспект своей лекции, — опыт показывает, что даже человек, хорошо знающий немецкий язык, часто становится в тупик при переводе несложного военного документа и не в состоянии бывает правильно понять и передать специфические военные термины. Прежде всего разведчик должен знать военно-техническую и военно-канцелярскую терминологию, разбираться в массе сокращений и специфических оборотов речи, которыми изобилует немецкая лексика…

Черемушкин тогда не раз пытался перехватить взгляд Ковровой. Но она, казалось, не обращала на него никакого внимания…

Другие встречи с Наташей проплывали в памяти. Уже сгущались сумерки, когда они вместе с другими разведчиками сидели в кузове грузовика. Бывший в разных переплетах, потрепанный в бесконечных рейсах по фронтовым дорогам трудяга ЗИЛ, натужно гудя, мчал по лесной дороге к полевому аэродрому.

У самолета молодой и веселый штурман Барышев придирчиво осмотрел снаряжение прибывших, помог им правильно надеть и застегнуть лямки парашютов. Заинтересованно разглядывая Коврову, он давал ей заметно больше советов, чем другим.

— Вы «кругляши»-то снимите, — указал он на магазин автомата ППШ. — При прыжке эта штука легко может выпасть из приемного окна. А может и догнать при падении в воздухе и кого-либо прилично погладить по головке… Ну и, разумеется, будет потеря боекомплекта. Чехольчик запасной требуется.

Командир воздушного корабля ЛИ-2 капитан Вертунов, стоящий рядом со штурманом, кряжистый и крепкий средних лет мужчина, пригласил на посадку.

Самолет оторвался от земли и, набирая высоту, взял курс на северо-запад. Мерный гул авиационных моторов вызывал легкую дремоту. Время от времени машина вздрагивала, будто натыкалась на препятствие, но тут же выравнивала свой ход. Разведчики изредка поглядывали в затянутые чернотой иллюминаторы, потому что каждый понимал: летят они уже над той своей землей, которая сейчас занята врагом.

Наташа встретилась взглядом с лейтенантом, делавшим вид, что дремлет под убаюкивающий гул моторов. Внезапно резкий рывок сорвал ее с сиденья. В ту же минуту, когда она почувствовала стремительно уходящий из-под ног пол, ее бросило в сторону.

Капитан Вергунов с силой рванул на себя штурвал. Второй пилот неподвижно сидел в своем кресле. Пальцы левой, опущенной вниз руки безвольно чертили по полу кабины. Центробежная сила то накрепко приковывала людей к стенке и сиденью, то грозила страшным рывком перевернуть и бросить их на дюралевый пол кабины. Груз, находившийся в заднем отсеке и, казалось, надежно укрепленный, стал расползаться, грозя плотно закупорить выход. За иллюминатором мелькали разноцветные ленты искр.

Щегольков перевернулся, ударившись о край противоположной металлической скамьи. Что-то жалобно тренькнуло и отдалось звоном в упаковке его рации за спиной. Электрический плафон под потолком погас, и на смену ему замигала красным светом сигнальная лампочка у выходного люка.