Поль Сидиропуло - Костры на башнях Страница 8

Он подошел к письменному столу, садиться, однако, не стал и на этот раз; подвинул к себе поближе массивную пепельницу, коробку и, стоя не спеша освободил трубку от пепла и стал набивать табаком.

Наступила напряженная тишина. Глядя на сутуловато склонившегося Сталина, Иван Владимирович подумал: «До чего же благодушно поступили мы в самом начале…» Еще в ту пору, в тридцать восьмом году, когда его, Тюленева, назначили командующим войсками Закавказского военного округа, он чувствовал, да и многие тогда предсказывали, что фашисты рано или поздно затеют войну, одними словесными нападками на Советский Союз они не ограничатся. Но Верховный думал по-другому… Вот и получился конфуз.

— Обдумайте, посоветуйтесь с Военным советом на месте, как лучше организовать оборону Кавказа, — добавил Сталин.

Тимофеев и Виктор поджидали Тюленева у машины.

— А это Соколов-младший, — представил Василий Сергеевич. — Сын Алексея Викторовича.

— Похож на отца, — заметил Иван Владимирович, задержав на Викторе добрый внимательный взгляд. — Альпинист?

— Так точно!

— Без вашей помощи нам теперь не обойтись. Как нога? — спросил Тюленев, усаживаясь на переднее сиденье эмки.

Виктор посмотрел на Тимофеева, молча удивляясь тому, когда Иван Владимирович успел уловить, что он прихрамывает. Или знал уже об этом?

— Все в порядке, товарищ командующий! — излишне бодро ответил Виктор.

— С ногой не шутите, — сказал Тюленев. — По себе знаю. Я тут тоже хорохорился. А так однажды схватило! Василий Сергеевич помнит. Сейчас нам никак нельзя выходить из строя, — доверительно подчеркнул Иван Владимирович. — Все мы должны быть в боевой форме.

Часа через два эмка доставила их на аэродром, и они вскоре вылетели на «Дугласе».

Самолет набрал высоту.

Иван Владимирович вытянул перед собой ноги, пристраиваясь на сиденье поудобнее, словно намеревался прикорнуть; трудным был день, напряженным, да и все это время он недосыпал, и эта нынешняя поездка была сопряжена с нервной нагрузкой. Но результатом он был доволен: новый план обороны Кавказа, принятый Военным советом Закавказского фронта, переработанный в соответствии с директивой Ставки, в которой предусматривалось создать на пути гитлеровских танковых колонн прочный оборонительный заслон, был одобрен. Разумеется, вопрос этот решался и прежде, но если самокритично оценивать прежнее предложение, то нужно признаться: не все в нем было учтено в должной мере.

Самолет летел над белоснежными облаками, казавшимися сверху бесконечной снежной грядой. Иван Владимирович поделился с Тимофеевым одобренным Ставкой планом обороны Кавказа и откровенно сказал:

— Придирчиво оценивая сложившуюся на сегодняшний день ситуацию, прихожу к выводу: затянули мы формирование соединений и частей. Поэтому их боевая готовность была сравнительно невысокой.

— Положение усугубилось еще и тем, — продолжил его мысль Василий Сергеевич, — что войска испытывали недостаток в вооружении.

Летом немцы начали большое наступление на южном крыле фронта. Выйдя затем к Дону, они приступили к выполнению плана операции «Эдельвейс», предусматривающий захват Кавказа. Спешили немцы к недоступным горным вершинам, чтобы воспользоваться, как отмечалось в приказе Наркома обороны от 28 июля, удобной для них летней порой и преодолеть горные перевалы. Радиостанции Берлина не скупились на восторженные сообщения: под бравурные марши военного оркестра фашистский диктор генерал Дитмар в специальных сводках самозабвенно расхваливал успехи солдат вермахта, отмечая, что наступление на юге протекает так же успешно, как оно шло на Дону и Кубани. А посему задача захвата богатых нефтяных районов Грозного и Баку практически почти решена.

— Как ты считаешь, Василий Сергеевич, Турция решится вступить в войну? — спросил Тюленев.

— Думаю, что будет выжидать…

— Точно, пока немцы не пройдут в Закавказье. — уточнил Иван Владимирович. — Турецкое правительство все еще надеется на то, что однажды сможет отторгнуть Закавказье и Северный Кавказ от нас…

Детально знакомясь в штабе фронта с размещением войсковых частей, готовя оборонительные укрепления на всех важных рубежах и просматривая в свободное время свежую почту, газеты и журналы, Иван Владимирович обратил внимание на красочно оформленную карту, которая была помещена в турецком журнале «Бозкурт». «Великая Турция», как гласила надпись, размещалась не только на своей исконной территории, но и простиралась дальше, захватывая Кавказ и Среднюю Азию. «Аллах, как видно, не обделил турок аппетитом! — подумал с неприязнью Иван Владимирович. — Ишь чего захотели — Кавказ и Среднюю Азию. То-то сконцентрировали дивизии у южных наших границ. Отнюдь не для обороны».

В Минеральных Водах Виктор вышел.

— Матери огромный привет, — пожелал Василий Сергеевич. — Все никак не удается ее навестить. В сутолоке дел забываю порой даже очень дорогих людей. Но ничего, Виктор, еще будет возможность, наверстаем, сынок, — расправив на высоком лбу морщины, добавил он бодро, чтобы не расставаться в плохом настроении. — Тут мы теперь рядом. Наверняка повидаемся…

Глава третья

«Отсюда, кажется не выбраться», — пришел Виктор к печальному выводу: на станции скопилось очень много беженцев.

Северо-Кавказская железнодорожная магистраль была запружена эшелонами с заводским оборудованием, техникой, боеприпасами, солдатами; тысячи женщин, детей, стариков умоляли отправить их за Каспий. Путейцы работали круглые сутки, но количество составов не уменьшалось. И люди все скапливались на станциях.

Виктор простоял в билетную кассу больше часа, но безрезультатно. Не выдержав, направился в сторону большака: может, на какой-нибудь попутной машине доберется домой.

Наконец его подобрал старый, в ржавых потеках автобус, так набитый людьми, что покосился набок. Соколов, пристроившись на чьих-то узлах рядом с потеснившейся детворой, дал больной ноге передых.

Автобус качался на неровной дороге, напряженно стонал, будто взбирался на крутой подъем по горному ущелью, но не рассыпался, а с завидной настойчивостью продолжал продвигаться вперед.

Проезжали неподалеку от места дуэли Лермонтова. Какое-то странное чувство охватило Виктора в этот момент, и так всегда, когда он оказывался в этих местах: невольно проникала в сердце необъяснимая грусть, как будто он знал поэта, дружил с ним долгие годы и очень трудно перенес утрату. Вспомнились черты его красивого, одухотворенного лица, большие строгие глаза, как на портрете, который висел у Виктора дома.

— Я думала, ты станешь литератором либо переводчиком, — сказала однажды мать. — Тебя постоянно увлекали гуманитарные науки.

— Верно, мама. Литература — это моя душа. Но буду я горняком. — Виктор улыбнулся и процитировал своего любимого поэта, полагая, что этого достаточно, чтобы выразить свою любовь к горам:

Как-то раз перед толпою       Соплеменных горУ Казбека с Шат-горою[2]       Был великий спор.«Берегись! — сказал Казбеку       Седовласый Шат. —Покорился человеку       Ты недаром, брат!Он настроит дымных келий       По уступам гор;В глубине твоих ущелий       Загремит топор;И железная лопата       В каменную грудь,Добывая медь и злато,       Врежет страшный путь».

Вопрос о выборе профессии перед Виктором не стоял: все давным-давно решено — отец был горным инженером, стало быть, и ему идти в горняки. Поступил он в Северо-Кавказский институт цветных металлов, который находился во Владикавказе. После окончания института Виктора направили на Терский комбинат. В институте, где была создана альпинистская секция, а потом и на предприятии он продолжал заниматься альпинизмом. Покорял сложные кавказские вершины Казбек и Эльбрус, водил в горы советских и зарубежных спортсменов. Горы Виктор любил и знал в них каждую тропу, как улицу родного города.

Было это года три назад. Вызвал секретарь партийной организации комбината Константин Степанович Карпов, невысокий, полноватый, круглолицый мужчина лет сорока пяти.

— Виктор Алексеевич, — сказал он, — дело к тебе, можно сказать, государственной важности. — Он, правда, слыл мастером слегка все преувеличивать, по на сей раз, кажется, ему было не до громких слов. — Гости к нам едут. Из самой Германии, представляешь? — добавил он, давая как бы понять, что сам этому нисколько не рад. — Спортсмены, альпинисты, что ли. Встретить надо, сопровождать потом тоже. Тебе решили поручить это ответственное дело. Займись гостями, внимание им окажи. Кавказское наше гостеприимство прояви. Все как положено. Если что нужно будет — ко мне. Окажу помощь.