Александр Проханов - Вознесение : лучшие военные романы Страница 8

Колонна двинулась дальше, лязгая железом, шелестя эфиром, пробираясь в заколдованном городе.

Издалека сквозь рокот моторов Кудрявцев услышал музыку. Сначала невнятную, заслоненную зданиями, казавшуюся обманом слуха, но потом превратившуюся в сильные свежие звуки, разносимые в холодном воздухе. Словно там, впереди, на площади, среди белого снега стоял рояль, и пианист во фраке давил лакированными штиблетами медные педали, бил по клавишам, встряхивал длинными волосами, и на зеркальной крышке черного инструмента лежал букет красных роз.

Танки выезжали на площадь, на ее белый овал, посреди которого стояла высокая елка. Мерцала, переливалась, пронизанная бегущими разноцветными огнями, увешанная игрушками, запорошенная, с большой золотистой звездой на верхушке.

Музыка лилась из репродуктора. Елка в сочетании с сочными, бодрыми звуками казалась приготовленной специально для них, прибывших из дикой степи, истосковавшихся по празднику, свету и радости.

Танки и боевые машины окружали елку темной броней, башнями, коробами, орудиями, окутывали ее гарью. Из люков высовывались головы в шлемах, «чепчиках», вязаных шапочках. Солдаты изумленно глазели на мерцающее диво, выставленное для них посреди площади.

— Вот это, я понимаю, встречают! — ахал взводный, расширяя радостные глаза, раскрывая руки, будто хотел обнять зеленое дерево, прижаться к засахаренным хлопушкам, многоцветным флажкам, качающимся барабанам и трубам. — А гостинцы будут давать?

Кудрявцева изумила не елка, не бравурные звуки рояля, а вид привокзального здания, старомодного, с лепниной, колоннами, полуокруглыми окнами. Именно таким представлял он себе это здание на совещании у генерала, когда ставилась боевая задача. Зеленовато-белое, окруженное голыми деревьями, с липкими перронами и фиолетовыми огнями, похожими на глаза изумленных животных, с тускло-синим отрезком стальной колеи, по которой, по словам генерала, должна подойти морская пехота.

Это совпадение изумило Кудрявцева. Он не мог объяснить, каким образом в его сознание залетело изображение вокзального здания. Кому и зачем понадобилось его передать? Чья страстная мысль и душа послала ему этот образ, остерегая, привлекая, заманивая?

Площадь была набита машинами, а они все подъезжали, теснились, закупоривали все входы и выходы. На броне толпились солдаты. Не решались спрыгнуть на землю, озирались, гоготали, махали друг другу руками.

И над всем сверкала, мерцала разукрашенная ель, неслась из репродуктора хрустальная музыка.

Кудрявцев увидел, как из соседних проулков и улочек на освещенную площадь стали выходить люди. Их появление вызвало облегчение. Город не был безлюдным, околдованным, брошенным обитателями. Люди группами подходили к машинам, мужчины, женщины. Издали были видны их улыбки, цветные платки, поднятые в приветствиях руки. Подходили к танкам, кланялись, протягивали блюда с виноградом и яблоками, белые полотенца с хлебами. Кудрявцев видел, как у подошедшей женщины блестят в улыбке белые зубы, какое красивое, удлиненное и чернобровое у нее лицо, узорный в слюдяном блеске платок.

— Добро пожаловать, дорогие товарищи! — Высокий смуглолицый чеченец, без шапки, с пышными до плеч волосами, прижал к груди сильные руки, поклонился, поднял лицо к стоящему в люке Кудрявцеву. — Мы вас так ждали! Приветствуем в нашем городе как защитников и освободителей!

Женщины подняли на вытянутых руках подносы с фруктами. Взводный оглянулся на елку и радостно засмеялся. Вообразил, что фрукты и хлеб в руках женщин и есть те самые, ожидаемые им гостинцы. Взял грушу, откусил. Было видно, как погрузились его крепкие зубы в сочную мякоть, как брызнул на подбородок сок. Лицо его выражало наслаждение, от которого он по-детски закрыл глаза.

— Возьмите хлебушек, откушайте! — по-русски, с говорком, произнесла молодая чеченка, протягивая Кудрявцеву полотенце с хлебом. — Тепленький! Из печки вынула!

Она улыбалась, кивала. Хлеб сдобно белел, румяный, пышный. Кудрявцев, помедлив, потянулся из люка, дотронулся до хлеба. Отщипнул податливый мягкий ломоть. Сунул в рот, почувствовал его ароматную душистую мякоть.

— Еще, еще! — улыбаясь, просила женщина.

Появление этих красивых дружелюбных людей, обилие фруктов, ароматы хлеба, тонкий, едва долетавший запах женских духов вдруг вскружили Кудрявцеву голову. Все перенесенные тревоги, изматывающая подозрительность, ожидание ловушки, засады — все это вдруг улетучилось, и он оказался в новогоднем праздничном городе среди красивых гостеприимных людей.

— Где Дудаев? — Кудрявцев спрыгнул на землю и стоял теперь перед пышноволосым мужчиной, разглядывая его смуглое лицо, белую рубаху под кожаным долгополым пальто, золотую цепочку на округлой шее. — Где боевики?

— Еще днем ушли. Узнали, что подходят войска, и ушли. Бросили Дворец, министерства и, кто как мог, пешком, на машинах, сбежали. Мы — из Комитета общественного согласия. Послали своих людей занять президентский дворец. Завтра утром устроим митинг на площади в честь освободителей. Выступят наши народные лидеры.

Кругом из машин и танков выпрыгивали солдаты. Принимали угощения. Рвали и делили между собой виноградные кисти. Какой-то старик-чеченец достал из-под полы бутыль с темным вином, наливал в стаканчик. И солдаты, оглядываясь, не смотрят ли на них командиры, торопливо пили, закусывали грушами, яблоками.

И все это было знакомо Кудрявцеву, напоминало кадры фронтовой кинохроники, когда благодарные жители встречали войска на площадях освобожденных городов.

— Вы бы зашли к нам, дорогие товарищи! Обогрелись! — приглашал мужчина. — У нас тут дом рядом. Еда, новогодний ужин. Будем очень вам рады!

Кудрявцев слушал эфир, ожидая приказа комбрига, указания на то, куда расставить машины, какие подходы к вокзалу взять под контроль. Но приказа не было. Кругом было шумно, людно. Солдатские шлемы и шапочки мешались с женскими платками и каракулевыми папахами. Раздавался смех, рокотали на холостых оборотах моторы, играла громкая музыка. И хотелось домашнего тепла, уюта, вкусной еды, застолья. Хотелось новогоднего праздника.

Кудрявцев, поддавшись неодолимому искушению, оправдывая его желанием оглядеть окрестность, выбрать удобные позиции для машин, кликнул взводного и еще пару солдат. Затолкали за спину автоматы, чувствуя себя желанными гостями, отправились с площади вслед за радушным гостеприимным хозяином.

Глава четвертая

Они ушли с озаренной площади, от танков, боевых машин, шумного солдатского многолюдья в тихую окрестную улочку, где стояли небольшие одноэтажные домики, кирпичные, добротные, окруженные заборами с железными, крашенными в зеленое и синее воротами. Одни из ворот были приоткрыты, и Кудрявцев вслед за хозяином-чеченцем вошел во двор. На земле, на снегу, падая из окон дома, лежали полосы света. Под навесом, под сквозной, перевитой лозами крышей был накрыт стол. На длинной клеенке в фарфоровой миске дымилось мясо, зеленели груды пахучей травы, круглились огромные помидоры. В стеклянных вазах светились груши и яблоки, свисали до самой клеенки темные гроздья винограда. Стояли бутыли с черно-красным домашним вином. Вокруг стола хлопотали, расставляли тарелки, сметали с лавок сырой липкий снег молодые женщины, которые, увидев гостей, засмущались, заулыбались и куда-то исчезли, как тени.

— Прошу, дорогие гости! Посидите, покушайте с нами! — приглашал их темнокудрый хозяин, широким жестом указывая на застолье, на длинные лавки, на которые два шустрых, с бедовыми глазами мальчугана укладывали толстые шерстяные подушки, шитые черным и красным узором. — Чем богаты, тем и рады! — произнес он русскую поговорку, улыбаясь, желая угодить гостям.

В стороне, в темном углу заснеженного сада, дымилась и краснела жаровня. В отсветах виднелись молодые мужские лица, темные усики, быстрые глаза, ловкие сильные руки, клавшие на уголь шампуры с гроздьями шипящего мяса. Молодые люди издалека поклонились, сделали приветствующий взмах руками, и Кудрявцев заметил, как над огнем сверкнули часы на браслете.

Они рассаживались под виноградными лозами на теплые удобные подушки. Взводный жадно и весело смотрел на горячую еду, на резные черно-изломанные лозы, сквозь которые дышало холодное близкое небо, на открытую освещенную дверь, где на мгновение возникали смеющиеся девичьи лица. Солдаты, стесняясь, боком пролезли за стол, осторожно поставили у ног автоматы. Их глаза, приоткрытые рты, чуткие носы были нацелены на обильные, остро пахнущие яства.

Из дома двое подростков вывели под руки старика в бараньей папахе, в длинной, похожей на кафтан телогрейке, в стеганых, обутых в калоши сапожках. Старик был белобород, белоус. На сморщенном лице выделялся сильный горбатый нос. Подслеповатые глаза были прикрыты косматыми седыми бровями. Старика подвели к Кудрявцеву, и старейшина пожал капитану руку своими холодными костлявыми пальцами: