Сергей Михеенков - Заградотряд Страница 8

После Спас-Деменска, на лесной поляне, он выстроил весь личный состав полка, всех попутчиков, поставил боевую задачу, предупредил о строжайшей дисциплине на марше и подытожил такими словами:

– А кто сомневается или задумался о доме или немецком плене, пусть знает: ушёл, значит, оставил товарища в беде, открыл противнику фланг, ослабил оборону. Офицерам и младшим командирам разрешаю стрелять таких на месте. На то имеется соответствующий приказ за подписью Верховного. И с ним вы все хорошо знакомы. Пока мы вместе, пока действуем сообща, мы – Красная Армия. Сила! Вот так, в гриву-душу…

Бойцы без командира, без приказа и без обеспечения очень скоро превращаются в стадо. В безвольное, пугливое стадо.

– Соберите винтовки! – приказал он своим бойцам. Те уже высыпали из машин, молча смотрели, что будет.

– Небось москвичи, – сказал один.

– Кто их знает, – отозвался другой.

– Сброд. Повоюй с такими.

– Сдаваться вышли…

– Листовок начитались, думают, немцы им лапши в котелки накладут…

– Винтовки-то, гляди, совсем новенькие.

– Аристархов! – разглядел он среди бойцов знакомого лейтенанта из батальона связи. – Проследи, чтобы все винтовки были розданы тем, у кого нет оружия.

– Слушаюсь, товарищ полковник! – козырнул лейтенант и тут же отдал распоряжение, чтобы оружие грузили под брезент.

Винтовки были не у всех. Перед самым Спас-Деменском, часа два назад, они встретили вот такую же группу, перебегавшую дорогу. Но те, догадавшись, что вышли на своих, облепили их машины, крича:

– Мы с вами! Возьмите нас!

Командовал ими сержант. На пятнадцать человек у них было две винтовки с семью патронами и один револьвер системы «Наган». Сержант признался, что взял его у убитого младшего политрука, которого они похоронили утром после боя у дороги, где погибла их рота. Сержант говорил об окружении. Что дивизия разбита. Начальство разбежалось. Приказы никто не отдаёт. Что перед смертью младший политрук приказал пробиваться на юго-восток, к Варшавскому шоссе. Вот и пойми, где фронт, где тыл, где противник, а где свои.

Вскоре колонна остановилась снова. Вернулась выброшенная вперёд разведка.

– Товарищ полковник, в посёлке немцы.

Собрал всех командиров, танкистов, артиллеристов. Посовещались. Разведка доложила, что объезды плохие, орудия по ним не протащить. Да и танки могут завязнуть.

Старший лейтенант, командовавший взводом КВ, сказал, что горючее в баках ни исходе и его машинам срочно нужна дозаправка. Все уже понимали, что схватки не миновать. Объехать стороной Всходы, как объехали Спас-Деменск, не удастся.

Севернее, в стороне Вязьмы, гремело не переставая. Они шли туда. Там была их дивизия, с которой они должны были соединиться. Там они получат приказ на дальнейшие действия. Там он наконец накормит людей, даст им отдых. Там, возможно, получит пополнение. Там вступит в бой. Судя по канонаде, которая не сдвигается ни вправо, ни влево, фронт там держался. Может, основные силы подошли. Может, немцы натолкнулись на вторые эшелоны и те их остановили.

– Будем атаковать, – наконец принял он решение. – Сколько у вас снарядов?

– По шесть осколочных и по два бронебойных на каждую машину, – ответил командир взвода КВ.

Решили произвести огневой налёт на казарму и окопы, отрытые у дороги, где немцы установили орудия прямой наводки и пулемёты.

Атаковали на исходе ночи. Ворвались во Всходы. Часть немецкого гарнизона перебили. Часть успела отойти за реку Угру по большаку на Знаменку. Там, в двадцати километрах, проходило шоссе Юхнов – Вязьма. Там, как казалось им, были уже свои. Потому что не могло так быть, чтобы Вязьма и фронт держались, а важнейшая коммуникация, уходившая в тыл, не охранялась.

Пленных во время атаки не брали. И, как потом оказалось, напрасно. Местные жители ничего толком сказать не могли. Говорили только, что немцы шли весь день и всю предыдущую ночь, шли в сторону станции Угра и по большаку на Знаменку. Это была какая-то чепуха, абсурд, в который не хотелось верить. Значит, сержант оказался прав. Сержант был реалистом и знал, куда надо идти.

Всё подтверждало самые худшие предположения: немцы вышли на тылы их армии, а может, и всего фронта. Потому что среди приставших к ним в пути были бойцы подразделений, о которых и Мотовилов, и начальник штаба, и комиссар Горленко слышали впервые. По «Варшавке» тоже шли части из состава и 33-й, и 43-й, и других армий[7].

Во Всходах они заправили машины, танки и трактора, которые использовались в качестве тягачей для тяжёлых орудий. Захватили несколько трофейных грузовиков. На них погрузили бочки и канистры с бензином и соляркой. Мотовилов дал полку отдых – три часа на сон и приём пищи. Через три часа сняли охранения и выдвинулись в сторону Знаменки. Вскоре передовое боевое охранение завязало бой с немецкой колонной, которая двигалась со стороны Знаменки на Всходы, как потом оказалось, с целью блокировать их группу и уничтожить её, если они не сложат оружие. Пленный унтер-офицер, командир взвода связи уверенным тоном человека, который не потерял контроля над обстоятельствами, твердил:

– Вы окружены. Русские армии обречены. В плен сдаются полками и дивизиями. Немецкие танки уже под Гжатском и Юхновом и стремительно продвигаются по шоссе в сторону Можайска и Медыни. Ваши армии в «котле»! Сдавайтесь! Я помогу вам. Сейчас ваши позиции будут подвергнуты обстрелу тяжёлой артиллерии. Вы обречены.

К полудню они поняли, что немец прав, что они, по всей вероятности, совершили ошибку, взяв направление на Спас-Деменск и Вязьму. Надо было двигаться по Варшавскому шоссе на восток, в сторону Юхнова и Медыни. А ведь именно туда младший лейтенант повёл остатки своего батальона. Значит, общее положение он знал лучше. Или меньше верил в благополучный исход.

Начался обстрел. За полчаса, пока длился артналёт, они потеряли больше, чем во время боёв на Варшавском шоссе и атаки на Всходы. Когда всё затихло, их атаковала пехота с пятью лёгкими танками. Атаку они отбили. Подожгли три танка. Один подбили. К нему тут же поползли сапёры, заложили взрывчатку в ходовую и моторную части. Танк разнесло на куски. Но стоять в поле и ожидать очередного артобстрела и новой танковой атаки было, по меньшей мере, бессмысленно.

Во время боя со стороны Вязьмы к ним подошёл дивизионный медсанбат со взводом охраны. Они, считая, что вырвались из окружения, рассказали, что произошло севернее и что там творится сейчас. Снова подтвердились слова сержанта. Выходило так, что они заблудились. И не просто заблудились, а с боем вошли в «котёл», который немцы уже запечатали и укрепляли внутренний и внешний фронты. Немцы скорее всего приняли их за передовые части войск, атакующих в направлении на Вязьму с целью деблокировать окружённые там дивизии и армейские управления РККА. Что ж, атаковали они действительно решительно, словно за их спиной стояли свежие части, которые вот-вот тоже двинутся вперёд. Вот почему немцы сравнительно легко уступили им Всходы. Правда, быстро опомнились и предприняли пробную контратаку ограниченными силами. Значит, времени у них не оставалось.

Чтобы не забираться в глубину «котла», Мотовилов снова прибегнул к первому фронтовому правилу. Не медля ни минуты начали прорыв на восток. Немцы там стояли пока ещё редко. Всходы покинули с той же быстротой и поспешностью, как и входили туда. Ушли в лес. Затихли. Разведка нащупала подходящее место для перехода. Сбили опорный пункт. Пошли лесами. Тяжёлые гаубицы, оставшиеся без боеприпасов, пришлось взорвать. По лесному бездорожью тащить дальше их стало невозможно. Разобрали тракторы и тягачи. Запчасти побросали в болота. Что-то зарыли в землю, что-то порубили топорами до состояния непригодности. Дальше двинулись налегке. Разбились на несколько групп. Свой полк, вернее, то, что от него осталось, и дивизионный медсанбат Мотовилов повёл сам.

В жизни ему везло. Правда, не всегда. А ещё точнее: везло до определённого возраста. В детстве и в юности точно везло, а потом, как он вскоре заметил, повзрослевшая фортуна стала воротить от него морду. А вначале жизнь и карьера летели прямо-таки галопом! Ну кто такой он, Стёпка Мотовилов из села Успенского, что под Пензой, был бы, если бы не случай? А случай выпал такой, что в их село в 1921 году вошёл красногвардейский отряд. Да не просто отряд, а кавалерийская сотня. И командир красной сотни, увидев, какими глазами смотрит на них он, Стёпка Мотовилов, дал ему в руки повод своего коня и сказал: «Расседлай и выкупай в реке». Стёпка исполнил всё в точности. «Молодец, – похвалил его командир. – Ну, что хочешь за услугу?» И Стёпка попросил подержать саблю. Просьба парня удивила кавалериста. Когда тот вынул из ножен шашку и подал её Стёпке, в село шумно въехала ещё одна сотня. Командир кинулся докладывать, потому что из автомобиля вышел краском, как оказалось, рангом значительно выше командира сотни. И не просто краском, а сам Григорий Иванович Котовский. И второй сотней был штаб его кавдивизии. К концу дня обе сотни выдвинулись в сторону соседней Тамбовской губернии. Там в это время бушевало восстание под руководством бывшего поручика Токмакова и народного учителя Антонова. Народ, измученный поборами продотрядов, сочувствовал тамбовским. Туда тайно убегали добровольцы. Стёпку Мотовилова поразила мощь, которая чувствовалась в той дисциплине и движении красногвардейских отрядов, шедших на подавление восстания, и он сразу понял, что тамбовским против такой силы и дисциплины не устоять. Он вызвался в проводники. Да так и остался при сотне, замеченный самим Котовским. Домой заглянул только через год, уже в форме красного кавалериста, на гнедом тонконогом коне под добротным седлом. Их полк направлялся в летние лагеря, находившиеся неподалёку, и Стёпка отпросился на двое суток повидать отца и мать. Так и закрутила его военная походная вьюга, перевернула всю жизнь, наполнив её новым смыслом. Потом учёба, курсы, продвижение по службе. Всё было отдано службе. В конце тридцатых начались аресты. Но его не тронули. Служил он в ту пору в Орловском военном округе, в стрелковом полку на должности командира батальона. Однажды утром на построение не вышел комполка. Прошёл слух: ночью арестован и отправлен в Орёл. Началось следствие. Дознаватель из НКВД вызывал и его, командира первого батальона. Ничего плохого о полковнике Нестерове Мотовилов сказать не мог. Их связывали только служебные отношения. Полковник Нестеров в полк так и не вернулся. А вскоре Мотовилова как командира первого батальона назначили и.о. комполка и присвоили внеочередное воинское звание. Полк вскоре перебросили в другой военный округ и на его базе начали формировать стрелковую дивизию. В воздухе, как тогда уже в открытую говорили, пахло войной. Весной, за три месяца до 22 июня, вышел приказ о присвоении Степану Фомичу Мотовилову воинского звания полковник…