Дэвид Ховарт - Утро в Нормандии. Страница 8

В ночь на 3 июня, ночь перед предполагаемой посадкой на самолеты, он не мог уснуть и всю ночь ходил по лагерю в состоянии нервного напряжения.

Внезапная отсрочка явилась для Отуэйя спасением. К 4 июня он совершенно измотал себя и поэтому ночью крепко спал. Только 5 июня он снова пришел в себя, обрел спокойствие и уверенность.

За сутки до атаки Отуэй наложил запрет на спиртные напитки, но сам же нарушил его, взяв с собой в самолет бутылку виски. Над проливом Ла-Манш Отуэй проснулся и передал бутылку по кругу двадцати солдатам, находившимся в его самолете. Но они много не пили, а может быть, заранее сами предусмотрительно запаслись кое-чем. Так или иначе, но бутылка вернулась к нему почти нетронутой.

Вскоре немцы открыли зенитный огонь по приближающимся к побережью Франции самолетам. Спустя несколько секунд Отуэй получил первое предупреждение о том, что порядок высадки может нарушиться. Летчик, пытаясь уклониться от огня зенитной артиллерии, бросал самолет из стороны в сторону. Это очень мешало высадке парашютистов. Когда они подходили к люку, чтобы приготовиться к прыжку, внезапные толчки лишали их равновесия, и некоторые из них, обремененные тяжелым снаряжением, падали на пол. Отуэй не выдержал и крикнул летчику:

— Держи курс, ты, чертов дурак!

— Поврежден хвост! — сообщил кто-то из членов экипажа.

— Но ты можешь все же держать прямой курс или нет? — сердито спросил Отуэй.

Прежде чем он получил ответ на свой вопрос, вспыхнул сигнал «Прыгать». Отуэй стал пробираться к люку и тут только обнаружил, что все еще держит в руках бутылку виски. Отуэй сунул бутылку авиакурьеру со словами: «Это тебе понадобится» — и прыгнул.

Спускаясь на парашюте, Отуэй смотрел на расстилающийся внизу ландшафт, отчетливо вырисовывающийся при свете луны и отблесках прожекторов. Виднелся черный квадрат леса — место их сбора, затопленные поля, окаймленные густыми живыми изгородями, дом, который он особенно хорошо знал и где он меньше всего хотел бы приземлиться. На его карте дом был обведен синим карандашом: в нем находился штаб немецкого батальона.

Отуэй все еще был сердит, так как маневр летчика свел на нет всю подготовку его солдат. Он еще больше рассердился, обнаружив, что самолет отклонился от курса; к тому же он заметил, что по нему стреляют: мимо него летели трассирующие пули. Вдруг он обнаружил, что пули продырявили его парашют. Этого еще не хватало! А тут еще ветер нес его прямо на немецкий штаб. Отуэй стал маневрировать стропами парашюта, чтобы уйти в сторону, но это мало помогало. Как только он коснулся земли, ветер подхватил его парашют и стремительно потащил с большой скоростью через поле и двор дома. Отуэй ударился о стену дома и, освободившись от ремней, упал на огород. Два его солдата были уже здесь.

Позже Отуэй узнал, что только семи из двадцати его солдат удалось приземлиться прямо в районе высадки. Чтобы выбросить всех солдат над намеченной зоной, самолету пришлось сделать три захода. Среди семи солдат, выпрыгнувших вовремя, был ординарец Отуэйя Вильсон. Но прыжок Вильсона был еще менее удачным, чем прыжок Отуэйя. К дому немецкого штаба примыкала теплица, и Вильсон упал на ее крышу. Крыша провалилась, и Вильсон рухнул прямо на горшки с растениями. Однако он остался невредимым и поспешил к месту сбора.

По дороге Отуэй встретил солдат, бежавших к лесу. Внезапно послышались душераздирающие крики со стороны реки Див. Там, недалеко от берега, в трясине, барахтался парашютист. Солдаты достали его парашют, ухватились за стропы и пытались вытащить. Однако, несмотря на все их усилия, парашютист погружался все глубже. Раздался еще один крик — и трясина поглотила его.

Достигнув леса, Отуэй увидел своего заместителя, который приветствовал его словами: «Слава богу, что хоть вы прибыли, сэр».

— А где остальные? — спросил Отуэй.

— Высадка прошла в полном беспорядке. Вряд ли кто-либо здесь есть.

И это не было преувеличением. Отуэй сам опоздал. Раньше него прибыли в лес только несколько солдат. Среди них Отуэй заметил Вильсона, своего верного слугу, который стоял теперь возле него, протягивая ему флягу с таким видом, будто это был графин на серебряном подносе.

Спустя некоторое время показалось еще несколько солдат. У Отуэйя мелькнула мысль, что положение гораздо хуже, чем он мог предположить. Правда, ни один командир воздушнодесантных войск не может быть заранее уверенным в том, что выброска парашютного десанта пройдет успешно, но никто не мог ожидать такой высадки, при которой уцелеют только горстка людей и жалкие остатки вооружения. Ничего не было утешительного и в сообщениях, которые поступали к нему. Наконец к половине третьего собралось сто пятьдесят солдат; судьба остальных шестисот человек была неизвестна. Все тяжелое оружие, противотанковые средства и миноискатели исчезли. Пропали также средства радиосвязи и сигнализации, за исключением сигнальных ракет «вери», предназначенных для подачи сигнала о начале атаки.

Среди прибывших не было ни саперов, ни врачей; прибыло только шесть санитаров. Не было и разведывательной группы, выброшенной намного раньше главных сил с задачей проникнуть через первый пояс проволочных и минных заграждений немецкой батареи.

Перед Отуэйем встала дилемма: либо повести жалкую горстку людей в атаку, которая заранее была обречена на неудачу, либо сохранить их для взятия объектов, которые по плану должны были захватываться позже, в дневное время, а Мервильскую батарею оставить для авиации и флота. Но если решиться на атаку, то как атаковать? До батареи было не менее полутора миль. Выступив слишком рано, Отуэй лишался помощи тех солдат, которые могли бы еще подойти к месту сбора. Выступив слишком поздно, он мог не справиться с задачей до прибытия планеров. Он делал огромные усилия, чтобы скрыть свои колебания от солдат, потому что при создавшемся положении солдаты могли потерять уверенность в своих силах, что было бы равносильно провалу операции.

Отуэйя невыносимо терзали эти мысли. В течение часа он расхаживал по лесу среди солдат, ожидавших приказа.

Единственным человеком, которому на какой-то момент он высказал свои опасения, был Вильсон.

— Черт побери, что же мне делать, Вильсон? — спросил Отуэй.

— Единственное, что вы должны делать, — ответил Вильсон, — это не спрашивать меня.

Отуэй рассмеялся.

— Ладно, созови офицеров и сержантов, — сказал он. — Через пять минут выступаем.

Собравшимся офицерам и сержантам Отуэй сообщил, что в наступление пойдет всего лишь пятая часть батальона. Никто из солдат не допускал и мысли о том, что Отуэй отменит свое решение. Без десяти три колонной по одному они вышли из леса.

Отуэй приказал, соблюдать на марше полнейшую тишину и скрытность. Некоторые солдаты испытывали сильное искушение открыть огонь по немецкой батарее, которая стреляла по планерам их дивизии, пролетавшим над ними.

Отуэй находился в голове колонны. Вскоре он заметил впереди человека — это был командир разведывательной группы, который шел к нему с донесением. Командир сообщил следующее. Проделав проход во внешнем кольце проволочных заграждений, он перебрался через большое минное поле и пролежал в течение получаса у внутреннего пояса проволочных заграждений, прислушиваясь к разговору немцев на батарее. Не было никаких признаков того, что оборонительные заграждения вокруг батареи сильнее, чем предполагала разведка. Саперы, которые высадились с ним, чтобы проделать проходы в минных полях, потеряли во время высадки свои миноискатели и ленту для обозначения проходов. Поэтому они пробирались через минное поле, буквально на ощупь отыскивая мины и разряжая их одну за другой. Что же касается бомбардировки батареи, проведенной сотней бомбардировщиков «ланкастер», то она не принесла пользы. Стартеры ошибочно указали бомбардировщикам не прямо на батарею, а на полмили в сторону, как раз на зону высадки разведывательной группы. Выброска десанта прошла весьма неудачно. Спускаясь на парашютах, солдаты слышали свист бомб и видели вспышки взрывов. Одного солдата взрывной волной подбросило выше купола парашюта. По сведениям разведчиков, ни одна бомба так и не упала на батарею.

Между тем сто пятьдесят солдат Отуэйя достигли внешнего кольца проволочных заграждений батареи без особых происшествий.

Когда Отуэй уже мог различить орудийные позиции батареи, намеченному плану операции был нанесен последний удар. Было 4.30, и уже должны были прибыть планеры. Вдруг Отуэй увидел два приближающихся планера. Самолеты, буксировавшие планеры, дали сигнал о том, что они бросили буксиры. Планеры, кружась, начали спускаться. Но у Отуэйя не было никакой возможности сообщить им, что он здесь и готов к атаке. А он знал, что, не получив от него сигнала, планеристы подумают, что он попал в беду, и приземлятся где угодно, только не на участок батареи. Отуэй видел, как один планер пронесся над батареей и свернул в сторону, чтобы приземлиться в поле, находившемся за батареей. Исчезла последняя надежда.