Владислав Смирнов - Ростов под тенью свастики Страница 8

Вот как оценивал причины наших поражений в первые недели войны Маршал Советского Союза А. И. Еременко: «Опоздание с разрешением о приведении войск в боевую готовность связано с тем, что Сталин, будучи главой правительства, верил в надежность договора с Германией и не обратил должного внимания на поступавшие сигналы о подготовке фашистов к нападению на нашу страну, считая их провокационными. Сталин полагал, что Гитлер не решится напасть на СССР. Поэтому он не решился своевременно на проведение срочных и решительных оборонительных мероприятий, опасаясь, что это даст повод гитлеровцам для нападения на нашу страну. На Сталине, являющемся фактически главой государства, лежит основное бремя ответственности за наши поражения»[6].

Боязнь попасть в немилость к вождю руководила многими военачальниками. «Сталин и его окружение, генеральный штаб, а также Главное разведывательное управление допустили крупнейший просчет (подчеркнуто — B.C.) в оценке военно-стратегической обстановки».[7] Не сказать об этом вообще было нельзя, но здесь виноваты все, и вина вождя, главная, не выделена.

Внезапность мощного удара, особенно авиационного, — до 250–300 километров вглубь (через несколько дней, когда в бой были введены основные силы вермахта) создавала все условия для овладения стратегической инициативой. Фашисты сосредотачивали в местах крупных прорывов значительное численное превосходство, обходя наши группировки с флангов, окружая их, громя тылы. Десантники в красноармейской форме захватывали важные переправы и удерживали их до подхода своих войск. Немцы обладали детальной информацией (работа агентуры) о расположении наших соединений, базировавшихся в приграничных районах. И нередко (по рассказам очевидцев) танки шли вперед по шоссе, не обращая внимания на то, что по обочинам двигаются группы красноармейцев. Задача танкистов была как можно дальше вклиниться вглубь советской территории, захватывать и парализовывать важнейшие объекты, а главное — окружать наши воинские соединения. Первые недели войны напоминали действительно тот блицкриг, который планировал Гитлер и его командование. Но чем дальше углублялись захватчики на советскую территорию, тем заметнее возрастало сопротивление частей Красной Армии.

Еще один эпизод из воспоминаний отца. Он служил рядовым в фотолаборатории одного из артиллерийских полков, находящегося практически на границе. Немцы не стали даже бомбить его, не то чтобы атаковать — зачем лезть под пушки. А снарядов у артиллеристов было очень много. Немцы просто обошли эту часть. И вот полк, не имея связи, вынужден был отходить в тыл с первого дня войны — воевать ему было не с кем. Потом над колонной стала зависать «рама» — немецкий авиаразведчик, потом прилетали бомбардировщики и постепенно выбивали орудия. Так наши артиллеристы дошли до Днепра! Наконец, попали в большой «котел» под Уманью — все переправы были уже в руках у неприятеля.

В истории войны есть два фактора, на которые, как мне кажется, историки и мемуаристы не обратили особого внимания. Эти факторы также работали против нас. Первый — чисто географический. Отступая Красная Армия вынуждена была «скатываться» с высоких берегов европейских рек, текущих по СССР. Когда же началось наше наступление на Запад, нам приходилось штурмовать высокие, обрывистые и сильно укрепленные берега своих рек: Дона, Миуса, Днепра…

Второй фактор — технический. В большом успехе фашистского наступления первого периода волны огромную роль сыграли танки. О «танкобоязни» много писали и говорили. Немецкие танки, прорывавшие нашу оборону, создавали панику в тылу, с ними трудно было бороться без артиллерии. Они словно созданы были для степных, южных районов нашей страны.

На завершающем же этапе войны, когда Советская армия воевала уже на чужой территории, особенно в самой Германии, танков было предостаточно. Но они уже не являлись такой ударной, устрашающей силой в городах, в уличных боях. А городов в Германии и в других странах Европы было очень много. Какой-нибудь мальчишка, сорви-голова из Гитлерюгенда, оболваненный фашистской пропагандой, мог из-за угла дома, из подвала, из окна пустить фауст-патрон в танк. Дело доходило до того, что иной раз вначале штурмовать вражеские окопы посылали матушку-пехоту, которая «выкуривала» фауст-патронщиков, а потом уже шли танки.

И еще один важный момент, часто присутствовавший в оценках первого периода войны (1941–1942). Речь нередко идет о «массовом героизме» советских солдат, задерживавших продвижение противника на восток. Это, конечно, пропагандистский прием. Что такое героизм вообще? Поступок самопожертвования или действия, нанесшие врагу значительный урон? В советской литературе, публицистике 40–50-е годы фигурировало несколько человек, совершивших подвиг. Это был в первую очередь капитан Гастелло, Зоя Космодемьянская, Александр Матросов, Лиза Чайкина, Юрий Смирнов и пятеро молодогвардейцев. Они стали образцами, примерами для подражания. Массового героизма в таком понятии в первый период войны и вообще в течение всей войны — не было, иначе война закончилась бы через несколько недель, 5 тысяч «комикадзе» бросились бы под фашистские танки и их бы не было, как ударной силы вермахта.

Но я полагаю, что герой это уже тот, кто идет в атаку на огонь врага. Такие общие понятия как «весь советский народ», «массовый героизм» нужны были в годы войны. Ведь мы сейчас хорошо знаем, что сотни тысяч красноармейцев «массово» сдавались в плен или оставляли свои позиции без приказа.

Поэтому мы вдвойне должны быть благодарны тем, кто в тяжелейших условиях с оружием в руках противостоял грозному врагу, сражался с превосходящими силами противника, кто оказывал ему сопротивление и наносил урон, сдерживая его бешеный натиск.

Описаний хода военных действий в 1941–1943 годах (временем, с которым связана оккупация Ростова) огромное количество. Меня в контексте данной книги интересует южное направление — путь войны к Ростову. «С переходом главных сил немецко-фашистской армии количественное превосходство гитлеровцев стало подавляющим, а на важнейших направлениях оно было четырех-пяти-кратным»[8].

Силы были неравны по статистике, втройне неравны по ситуации, складывающейся на отдельных участках огромного фронта.

Гражданская война — великая трагедия России. Она унесла — миллионы человеческих жизней. Но такова диалектика бытия. В годы Великой Отечественной грудью встали на защиту Родины люди, воевавшие в гражданскую, имевшие опыт, который пригодился в новых условиях. Война — это тяжелая мужская работа, требующая не только мужества, стойкости, профессионального мастерства, но и психологической выдержки. Представьте себе, если бы у нас на войну встали бы только «мальчишки»? Безусловно они рвались в бой, были порой бесстрашны, но в бою многое решает опыт (тактика, военная хитрость, смекалка).

В первый же день войны были созданы Прибалтийский, Западный и Киевский особый округ. Одесский военный округ был преобразован в 9-ю армию 24 июня из этой армии и 28-й армии Ставка сформировала Южный фронт. Его возглавил генерал И. В. Тюленев. В дальнейшем многие бои по обороне и освобождению Ростова будут связаны с 9-й армией. К ней мы еще не раз вернемся.

В первые недели войны вермахт нанес Красной Армии сильные удары, и она понесла большие потери. Практически не было сплошного фронта обороны. «Командование советских фронтов, армий и даже корпусов часто теряло управление войсками, т. к. противник систематически нарушал связь»[9].

«Ценой огромных усилий и жертв к исходу третьей недели войны Красная Армия задержала врага на важнейших направлениях»[10], — это строки из книги «Великая Отечественная война Советского Союза». Вот он первый коллективный подвиг красноармейцев. Во многом безымянных, не получивших свои боевые награды, так как награждали в то время очень редко. Когда мы говорим о великих победах на Волге, под Курском, мы должны помнить — победа начиналась в приграничных районах. Как это ни странно звучит, но такова диалектика.

В последнее время в демократической прессе раздаются голоса: мол, мы выиграли войну не благодаря Сталину, а вопреки ему, войну — выиграл народ. Это упрощение сложнейшей проблемы. Ошибки и вина Сталина были страшны, но и роль его на войне очень велика. И не столько может быть, как личности, а как человека, стоящего на вершине власти тоталитарного государства. Я не знаю можно ли выиграть тотальную войну (а нам противостоял тотально организованный противник) без тоталитарного государства? Сейчас об этом не модно говорить, но основу, стержень этого государства составляла партия, она была организующей и мобилизующей силой, как бы ни стандартно, ни шаблонно звучали эти слова сегодня.