Степан Калинин - Размышляя о минувшем Страница 8

— Называйте товарищ Михайлов. Так лучше и для меня и для вас.

Сначала он не произвел на нас особого впечатления: низенького роста, с жидкими рыжеватыми усами и по–детски наивными, большими серыми глазами. Во всем его поведении не было и намека на военную вытравку, хотя работать ему предстояло среди солдат.

«Неужели Крыленко не нашел никого другого, чтобы послать с нами на фронт? — подумал я про себя. — Ведь такого солдаты и слушать не будут».

Однако в пути наше первое впечатление о Михайлове решительным образом изменилось. Он оказался бывалым человеком. К тому же веселым, остроумным.

— Этот за словом в карман не полезет, — шепнул мне в вагоне Василий Сукачев, — быстро найдет общий язык с нашим братом.

Чувствовалось, что посланец ЦК обладает драгоценным свойством располагать к себе людей, начитан, знает много такого, о чем мы тогда не имели даже понятия.

Нет, не подвел нас Николай Васильевич Крыленко. Направил на фронт такого агитатора, которого с полным правом можно было назвать действительно опытным, боевым товарищем, прекрасно знающим дело.

Н. В. Крыленко все мы были благодарны, конечно, не только за достойного агитатора, а прежде всего за то, что при активном его содействии нам удалось побеседовать с Владимиром Ильичем. Минуло много лет после того волнующего вечера, когда мы запросто и душевно разговаривали с великим вождем большевистской партии и народа, но до сих пор живо в памяти каждое сказанное тогда им слово. Именно он, гениальный вождь революции В. И. Ленин, дал нам, простым солдатам, настоящую путевку в жизнь, помог найти истину.

Ясным майским утром вышли мы из вагона на прифронтовой железнодорожной станции. Погода стояла чудесная. Было тихо. Лишь изредка слышались артиллерийские выстрелы. Их скорее можно было принять за отдаленные отзвуки весеннего грома. Если бы не множество солдат на станции, то, пожалуй, ничто не напоминало бы о войне, о близости фронта.

До штаба дивизии нам удалось добраться только поздно вечером. Сначала хотелось отдохнуть, а отчитаться о поездке в Петроград мы собирались лишь на другой день. Однако, несмотря на позднее время, нас ждали члены дивизионного комитета, собравшиеся в одной из штабных комнат. Чувствовалось, что политическая обстановка на фронте еще более накалилась.

Чтобы возможно полнее ответить на все вопросы, которые интересуют членов солдатского комитета, договорились так: пусть выступит каждый член делегации, выскажет свое личное мнение о поездке, о событиях в Петрограде, о встречах с партийными руководителями.

Первому, как старшему группы, пришлось выступать мне. Я сразу же заявил, что мы, солдаты, можем верить лишь одной партии — большевистской. Только большевики по–настоящему борются за дело рабочих и крестьян. Только они в состоянии добиться справедливого мира, дать землю крестьянам, облегчить положение рабочего класса. Ни с меньшевиками, ни с эсерами нам не по пути. Эти господа лишь на словах за народ, а на самом деле душой и телом преданы буржуазии.

Особенно подробно я рассказал о беседе с Владимиром Ильичем Лениным, стараясь по возможности точно передать смысл всех сделанных им во время разговора с нами замечаний об отношении к войне, о земле, о мире.

— Мы дали товарищу Ленину твердое солдатское слово, что сами будем большевиками и никогда не отступим от требований программы этой партии, — сказал я в заключение.

— А не надули ли вас там, в Петрограде? — послышался вопрос. — Что–то ты уж очень рьяно защищаешь большевиков, а меньшевиков и эсеров считаешь чуть ли не предателями революции. А царь ведь их тоже не жаловал. Они и в тюрьмах сидели, и в ссылке побывали.

— Нет, товарищи, — твердо сказал я. — Никто из большевиков не пытался нас обманывать. Никто из них не скрывал от нас трудностей борьбы за мир, за землю, за народную власть. Но правда на их стороне, наша, народная, в том числе и солдатская правда. Вот мы тут привезли много всякой литературы. Почитаете, сами разберетесь, что к чему, где правда, а где кривда.

Меня поддержали и остальные члены делегации. Никаких разногласий между нами не было. Все, как один, мы заявили: наш путь, путь всех солдат–фронтовиков, с большевиками.

Затем выступил Михайлов. Говорил он просто, но в то же время ярко, образно. Подробно, с большим знанием дела рассказал о революционной борьбе питерского пролетариата, о создателе и руководителе большевистской партии Владимире Ильиче Ленине, о его Апрельских тезисах, о революционном подъеме в частях Петроградского гарнизона, о международном положении, в частности о росте революционных настроений в немецких войсках. В ходе беседы он порой отвлекался, отвечал на возникавшие у слушателей вопросы, приводил веские доводы, характеризующие предательскую, двурушническую роль меньшевиков и эсеров. Хотя беседа продолжалась почти два часа, Михайлова слушали с огромным вниманием.

Заседание дивизионного солдатского комитета закончилось под утро. Единогласно было принято решение: провести в полках митинги; организовать братание с немцами; если Временное правительство не может найти дорогу к миру, самим добиваться его, положить конец войне.

Последний пункт решения явно выходил за рамки полномочий солдатского комитета. Однако это ни у кого не вызвало сомнений. Нам все казалось тогда гораздо проще, чем было на самом деле. Мы всерьез полагали, что наша инициатива будет поддержана всеми, в том числе и немцами. А это значит, рассуждали мы, войне конец.

Митинги в полках прошли организованно. Наши выступления, а особенно доклады Михайлова, солдаты встречали одобрительно. Офицеры, как правило, отмалчивались. Правда, в артиллерийском полку один из них попытался было выступить с программой «войны до победного конца», но эта попытка чуть не стоила ему жизни. Солдаты накинулись на него с кулаками, и только вмешательство членов комитета предотвратило расправу.

Быстро росли симпатии солдат к Михайлову. Его считали официальным представителем большевистской партии и шли к нему за советами по самым различным вопросам. Посланца ЦК большевиков почти всегда можно было видеть в окружении солдат. То он проводил беседу, то устраивал коллективную читку привезенных с собой брошюр, то по просьбе кого–либо из солдат писал письмо. Организаторская работа большевика–ленинца с каждым днем становилась все более ощутимой. Под его руководством мы впервые на Северо — Западном фронте устроили братание с немцами.

Сначала робко, а затем все смелее и смелее выходили русские и немецкие солдаты на так называемую ничейную землю, за ряды колючей проволоки. Братание превратилось в настоящий праздник. Быстро нашлись переводчики. Хотя и не отличались они большим знанием языков, но, как могли, переводили.

— Гоните в шею своего Вильгельма, как мы прогнали Николашку! — слышались со всех сторон голоса русских солдат. — Война нужна капиталистам и помещикам, а нам, рабочим и крестьянам, она ни к чему. Все трудовые люди — братья.

Немцы были менее разговорчивы. Они, видимо, все еще побаивались своих офицеров и высказывались не столь откровенно. Зато охотно обменивались немудреными фронтовыми сувенирами, без конца повторяли: «Камрад!» («Товарищ!»), «Ейнхейт!» («Единство!»), «Фрейндшафт!» («Дружба!»). Лишь немногие отваживались произносить вслух, да и то с оглядкой в сторону офицеров, свое заветное желание поскорее «ди униформ аусциен», то есть скинуть шинель, уйти из армии. Однако сам факт братания красноречивее слов говорил о том, что война надоела всем, что пора положить ей конец.

Офицеров — как русских, так и немецких — такое общение солдат явно встревожило. Командир нашей 55‑й дивизии в тот же день отдал приказ запретить братание. Немецкое командование заменило части, занимавшие оборону на нашем участке фронта. Тем не менее братание продолжалось. Солдаты то в одиночку, то небольшими группами, тайком от офицеров, обычно на рассвете, выбирались за проволочные заграждения и там, на ничейной полосе, обменивались рукопожатиями, мундштуками, фотокарточками. Встречи происходили и на озере Нарочь, куда русские и немецкие офицеры почти ежедневно посылали солдат ловить рыбу. Рыболовы и с той и с другой стороны пользовались своего рода экстерриториальностью: их не обстреливали. Во время рыбной ловли немецкие солдаты охотно слушали несложные рассказы русских о революции, о требованиях народа кончать войну.

Офицеры все более злобствовали, часто говорили нам, будто немцы используют встречи с русскими солдатами для шпионажа. Об этом много писали тогда в газетах, контролируемых Временным правительством и правыми партиями. Правые партии все громче требовали введения на фронте смертной казни. И Временное правительство вскоре приняло решение о смертной казни за братание с немцами и большевистскую агитацию на фронте.