Николай Струтинский - Победившие смерть Страница 8

— А вы надолго, мамочка?

— Нет, милые, скоро... скоро вернусь.

В сопровождении сына Ростислава и группы партизан Марфа Ильинична с партизанкой Ядзей Урбанович вышла к ближнему селу Рудня-Бобровская. От места стоянки отряда Медведева до Луцка было почти двести километров. Путь лежал через дикие леса, непроходимые болота, густые кустарники. Шли ночью, отдыхали днем. И, лишь переправившись через реку Горынь, расстались.

Рассвет застал партизанок в дороге на Киверцы. А вскоре они уже были в Луцке. Вот и улица Кичкаров-ская... Здесь, в доме № 2, живет старшая сестра Марфы Ильиничны — Теофилия. С ней — дочь Мария и ее муж Григорий Обновленный. В этом доме и решила остановиться Струтинская. А Ядзя отправилась к своей знакомой — Прасковье Баранчук.

Марфа Ильинична постучала. Дверь открыла племянница. Увидев знакомое лицо, она воскликнула:

— Тетя Марфа!

— Узнаешь, Марийка? — улыбнулась гостья, вглядываясь в молодую хозяйку.

— Как же, узнала! Живы?

Как видишь...

— Проходите. Каким лихим ветром вас сюда занесло?

— Попутным! — отшутилась Марфа Ильинична.

К ужасу своему, Марфа Ильинична узнала от племянницы, что ее муж стал полицейским.

— Разве по своей воле? — сокрушенно качнула головой Мария. — Устроиться на работу нелегко. Мы голодали. А тут подвернулось место... Как было не пойти! А нынче ему выдали полицейскую форму. Скажу вам от чистого сердца, тетя Марфа, в душе не терпит Гриша ни фашистов, ни националистов, да уйти от них нельзя — шкуру спустят.

Такие доводы не убедили Марфу Ильиничну. Она рассуждала иначе. Многих ведь застигла беда! Натерпелись люди да и сейчас страдают, а в полицию служить не пошли и поклонов фашистам не бьют. Да знают ли они, каково было ей, когда ее преследовали жандармы и полицейские после ухода сыновей и мужа в партизаны? От хутора к хутору бродила с малышами на руках. А тут!.. Нет, есть, видимо, другая причина...

Как же теперь им открыться? И следует ли это делать вообще? Хозяева квартиры могут ее не понять, откажутся помочь.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел мужчина в черной полицейской форме. Женщины умолкли. Обновленный приветливо поздоровался, не сразу узнав родственницу.

Марфа Ильинична вспомнила свою первую встречу с Обновленным в начале войны. Узнав о том, что ее старшие сыновья и муж стали партизанами, Григорий тогда с недоверием говорил о делах партизан. Что, дескать, может сделать горсточка людей, если даже регулярная армия и та не выдержала натиска фашистов?

«Ну а теперь что он скажет, как поведет себя?» — терзалась догадками Марфа Ильинична.

Григорий подсел к столу.

— Значит, в гости приехали. — И, не дождавшись ответа, негромко добавил: — Слыхал, слыхал о том, как летят под откос поезда... Смело действуют партизаны. Немцы их боятся как огня.

От этих слов у Марфы Ильиничны потеплело на сердце. Значит, известно, чьими руками делается!

— И часто такое случается? — прикинулась она.

— Счет не веду, но досаждают.— Григорий сдвинул брови и понизил голос: — Их постепенно вылавливают — куда же им деваться?

— Но и жить безмолвно тоже не гоже... — Голос у Марфы Ильиничны словно осекся.

Григорий уставился в окно. «Права Ильинична. И он бы за дело взялся, да кому об этом скажешь!..»

— Я и сам завидую таким смельчакам, — признался Обновленный. — У нас в городе тоже есть отчаюги, чуть не на спинах немцев листовки расклеивают! У них, видимо, целая организация! Друяшые...

Марфа Ильинична встала, сложила на груди руки:

— А ты, Гриша, мог бы помочь нашим людям?

Эти слова словно электрическим током ударили Обновленного. Собрался с мыслями, прошелся по комнате, заглянул в доброе, покрытое мелкими морщинами лицо гостьи.

— Конечно, но при условии...

— Спасибо, Григорий. Дай бог тебе здоровья, — растроганно промолвила Марфа Ильинична.

Задание, которое получил Обновленный, носило сугубо разведывательный характер: установить, большой ли в Луцке гарнизон, какие имеются в городе гитлеровские учреждения, узнать по возможности адреса главных фашистских предводителей.

За несколько дней Обновленный собрал нужные сведения, тщательно записал их на листке и передал Марфе Ильиничне, а та распорола воротник своего пальто и зашила туда драгоценную бумажку.

Ядзя Урбанович легко нашла Пашу Савельеву: адрес дали Медведеву еще осенью прибившиеся к отряду трое пленных. Спасенные Пашей ребята ничего не знали о принадлежности Паши к подпольной организации. Но уверяли командира, что эта девушка и ее подруги могут оказать партизанам немалую услугу.

Узнав, что Ядзя партизанка, Паша крепко обняла ее и долго смотрела, как на какое-то чудо.

— Когда я слышу о том, как партизаны расправляются с фашистами, мне кажется, что это необыкновенные люди! — сгорая от восторга, шептала Паша. — Не то что мы тут...

Паша, устроив Ядзе надежные документы, оставила ее у себя. А на следующий день встретила в парке Виктора и рассказала о ней. Измайлов так долго и подробно расспрашивал о Ядзе, что Паша вспылила:

— Ну чего ты! Мне не веришь? Нутром чувствую, что она своя. Ты бы увидел и тоже поверил...

— Видишь ли, Паша, — пе обращая внимания на вспышку Савельевой, спокойно продолжал Измайлов. — Мы почти все время будем ходить по острию ножа. Это так. Но мы не имеем права порезаться.

— Я согласна. Только же бывает, что сразу поверишь в человека и не ошибешься.

— Ты права, — кивнул Виктор. — Но! — он поднял палец. — Доверие и доверчивость — разные понятия.

— Да, ты прав. Нельзя, конечно, так сразу раскрываться перед незнакомыми, — согласилась Паша и виновато улыбнулась. — Ладно. Убедил. А что же делать? И упускать-то ее жалко. С партизанами-то связь надо устанавливать.

— Вот и начнем. Только не прямо в лоб... Передай пока ей адрес ветеринара.

— Баранчука? — удивилась Паша. — Разве и он с нами?

— Если и не с нами, то за нас. Он сам ходил в лес,

но партизаны его попросили пока остаться в городе, — мол, там ты нам пригодишься больше, пришлем связного. Но этот отряд перебрался на другое место. А Баранчук все ждет связного.

— Ну так, конечно, лучше, — согласилась Паша, = Тут и мы их проверим, не только они нас.

* * *

Получив ценную информацию, Марфа Ильинична и Ядзя отправились в обратный путь. На «маяке» их уже ждали партизаны Павел Банацкий, Семен Еленец, Зигмунд Котиевский и Ростислав.

Стоявший часовым у дома Ростислав первым увидел приближавшихся на подводе мать и Ядзю. Как только повозка поравнялась с ним, он, счастливый, бросился в объятия матери.

— Устали, мама?

— Ничего, сыночек, вам не легче. Что в отряде? Как наши?

— Все живы, здоровы, ждут вас. — Ростислав обратился к Ядзе: — Соскучилась?

— Очень. — Девушка сняла с каштановых волос косынку, стряхнула с нее пыль и легко спрыгнула с подводы.

Возница, он же хозяин конспиративной квартиры, распряг вспотевших лошадей, бросил им охапку сена и вошел в дом. Все вместе пообедали. А вечером партизаны попрощались с хлебосольными хозяевами.

Хутора и села обходили со всеми предосторожностями: по непроторенным дорожкам, через кустарники и заросшие болота. На вторые сутки добрались до села Гута-Степанская. Отсюда — по прямой дороге — до районного центра Степень оставалось всего двенадцать километров.

Над землей уже подымалось теплое весеннее утро, когда набрели на хутор, стоявший вдали от села. С северной стороны к нему клином примыкали вспаханные, еще не засеянные поля. Узенькая, чуть заметная дорожка вилась через поле. Облюбовав обнесенный низким забором домик, Павел Банацкий решил расположить в нем разведчиц на отдых.

Пожилой мужчина выглянул в окно. Увидев вооруженных людей, он не решился выйти из дому. Банацкий заметил его нерешительность и подошел ближе.

— Хотим поесть, за продукты заплатим. — В доказательство вынул из кармана немецкую десятку и потряс ею в воздухе. Тогда хозяин открыл дверь.

Маленькое тощее лицо Петра Авраамовича Загоруйко выражало скорбное недоумение, смешанное с глубокой тревогой. Он хорошо усвоил истину: недоглядишь оком — заплатишь боком. Поэтому несколько мгновений оставался неподвижным. Исподлобья смотрел на Банацкого, стараясь понять, кто он: красный партизан или бендеровец. Наконец пригласил хриплым голосом:

— Заходи!

Еленец остался с хозяином, а Банацкий пошел в лес за остальными. Кругом было безлюдно, дремлющий покой нарушался только шагами Павла. Неожиданно он заметил человека, притаившегося за стволом дерева.

— Руки вверх! — скомандовал Павел незнакомцу.

Тот осмотрелся и, скривив в безвинной улыбке тонкие белые губы, спокойно поднял руки. К месту происшествия поспешил Ростислав.

Задержанный оказался жителем хутора Островки — Иваном Грищенко. В разговоре он то и дело подчеркивал свою неприязнь к фашистам. Рассказывал, что только отодвинулся фронт, он собрал в этих местах бросовое оружие. Об этом узнала жандармерия, и ею арестовали. Из тюрьмы удалось бежать, и сейчас он вынужден скрываться. Чтобы убедиться в правдивости этого рассказа, партизаны привели Ивана Грищенко в дом Загоруйко.