Виктор Пашкевич - Над рекой Березой Страница 8

Потом, немного подумав, спросил:

— А как работает Леонид? Наверно, вовсю старается?

— Так уж и старается. Говорит, что эту канифольную фабрику, несмотря на строгие приказы, рабочие не восстанавливают, а незаметно выводят из строя. И так на всех заводах.

— Ну вот. А ты говоришь…

Я слушал их разговор и завороженными глазами смотрел на дядю Андрея, ловил каждое его слово. «Вот с кем нужно поговорить, — подумал я. — Он обязательно даст совет, как действовать нашей группе». Я ждал удобного момента, чтобы наедине поговорить с комиссаром, и не шел спать.

Наконец мать, накормив Андрея Константиновича, ушла в соседнюю комнату. В кухне мы остались вдвоем.

Первым начинать важный разговор мне не пришлось. Комиссар опередил меня.

— Чем ты сейчас занимаешься? В школу, конечно, не ходишь?

— Школы закрыты, а если и откроют, туда не пойду. Кроме «хайль Гитлер!», там ничему не научат.

— Ну, а заниматься все же чем-то надо. Нельзя же без дела сидеть.

— Мы уходим в партизаны! — выпалил я.

— В партизаны? А кто это такие? — прищурился Соломатин.

— Это очень смелые и преданные Родине люди.

— А как же ты попадешь в партизанский отряд, если не секрет? Может быть, ты имеешь связь с самим командиром? — с улыбкой поинтересовался Андрей Константинович.

— Мы послали на связь Сашу.

— Сашу? Кто такой Саша и кто это «мы»?

— Мы организовали пионерскую группу и хотим влиться в партизанский отряд Дяди Коли. У нас есть пулемет, карабин, три пистолета и шесть гранат. А Саша мой самый верный друг. Он через своего дядю должен связаться с партизанами и договориться, когда нам приходить в отряд.

Соломатин даже привстал с табуретки. Потом сел и потребовал: Рассказывай все по порядку. Я командир Красной Армии, и ты обязан мне все доложить.

Мне это только и нужно было. Я подробно, в течение часа, выкладывал Андрею Константиновичу все, о чем мы хотели рассказать партизанам. Не забыл упомянуть и о нашем младшем товарище Ваське Зуенке. Соломатин внимательно слушал, изредка задавал короткие вопросы. В конце разговора я спросил у Андрея Константиновича:

— Как вы думаете, дядя Андрей, возьмут нас в отряд?

Соломатин задумался, а потом сказал:

— Методы, которые вы избрали для борьбы с захватчиками, никуда не годятся, так и на виселицу можно угодить. Красной Армии и партизанам нужны не герои-одиночки, а сознательные бойцы. А помогать партизанам можно и здесь.

— Как, дядя Андрей?

— А вот так. Надо прежде всего запомнить, что в одиночку много не навоюете, большого урона врагу не нанесете и рано или поздно попадетесь и погибнете. Есть другой путь: надо установить связь с подпольем и получать от него задания.

— Где ж те подпольщики? Попробуй их найти.

— Это я беру на себя, — заверил комиссар.

Коммунист, командир Красной Армии предлагает нам, как равным, вместе сражаться с оккупантами! Разве можно отказаться?!

— А как же с партизанским отрядом, куда пошел Саша?

— Для нас сейчас главное рассказать людям правду о положении на фронтах, — продолжал Соломатин, — привлечь как можно больше людей для борьбы с фашистами. Поэтому мы нужны здесь больше, чем в лесу. Вернется Саша — соберемся все вместе и решим, чем вы будете заниматься. А пока без моего разрешения ничего не предпринимайте. И вообще, о нашем разговоре никому ни слова, даже Мелику и Виталию.

Стенные часы пробили четыре часа утра, когда пришел отец. В тот день он раньше обычного вернулся с канифольной фабрики. Грустной и радостной была его встреча с Соломатиным. Грустной оттого, что никогда они не думали, что доведется встречаться тайком, избегая посторонних глаз. Радостной, потому что увидели друг друга живыми и здоровыми. Они еще долго говорили в маленькой комнате. Мне слышим были знакомые и незнакомые фамилии: Ярош, Лозовский, Долгалов, Бутвиловский, Подолян, Яхонтов, Устин, Игумнов, Миклушин, Кломбоцкий, Жаховская…

Перед самым рассветом Андрей Константинович собрался уходить. Проходя мимо моей кушетки и заметив, что я не сплю, Соломатин наклонился надо мной:

— Ну так вот: подпольщиков мы нашли. Теперь жить будет веселее. А ты говорил — попробуй их найти.

Стоявший сзади отец хмурился и недовольно качал головой.

Проводив Соломатина, он плотно прикрыл дверь, присел на кушетку и положил свою большую руку на мое плечо.

— Значит, решили вдвоем с Сашкой всех фашистов перебить? Герои, ничего не скажешь! А может, вам следовало бы в таких делах с кем-то посоветоваться? — строго спросил он.

— А мы не знали с кем.

— Ну хотя бы со мной, что ли?

— Я думал, что ты не разрешишь нам идти в партизаны.

— Я и сейчас запрещаю. Пока еще они и без вас обойдутся.

Отец посидел молча, а потом спросил!

— Кто вас надоумил убить офицера и переводчицу? Знаешь ли ты о том, что их до сих пор разыскивают?

— Мы сами решили их убить. За то, что они повесили двух партизан. А найти не найдут. Мы хорошо засыпали.

— Как вы не попались, просто диву даюсь?

Потом отец вдруг смягчился, обнял меня и сказал:

— Выходит, мы с тобой одно дело делаем и ничего друг о друге не знаем. А я-то думал, что ты еще мал для этого… Ну что ж, будем считать нашу семью полностью партизанской.

Отец оторвал клочок газеты, насыпал из кисета зеленого самосада и свернул цигарку. Прикурил, глубоко затянулся и снова продолжал:

— Раз уж ты и твои друзья решились на такое дело, то нечего вам от меня прятаться. Так будет лучше и для вас самих и для дела. Предупреди всех ребят, чтоб они без моего разрешения ничего не предпринимали. Андрей Константинович обещал скоро заняться вами.

— А как же нам теперь? — спросил я у отца. — Хлопцы не согласятся долго ждать.

— Ишь вы какие прыткие! Вас сразу в бой посылай. Так не выйдет. Будете делать то, что вам прикажут.

— Я-то согласен. А вот Саша и Мелик скажут: пошли в партизаны, и все.

— С ними я поговорю. Да и ты им разъясни, что партизанам нужны помощники не только в лесах, но и в городе. А теперь давай спать. Мы еще вернемся к этому разговору.

Отец встал и легонько потрепал меня за чуб:

— Спи, партизан. Только смотри — матери ни слова. А то она нас с тобой обоих из дому выгонит. Скажет, чтоб завтра же удирали в деревню.

Первое задание

Зловещая тишина окутала город. Темень, хоть глаз выколи. Узкие улочки, казалось, вымерли и спят непробудным сном. Только изредка тявкнет в каком-нибудь дворе собачонка, еще не пристреленная гитлеровцами, и тут же стихнет. Да еще порой послышатся шаги военного патруля и дежуривших на улицах жандармов.

Ночью редко кто из жителей города осмелится выйти из своего двора: слишком опасно, могут убить. И только четверо подростков вышмыгнули из ворот одного дома и мгновенно исчезли в темноте. Двое пошли на центральную улицу, что вела к вокзалу. Двое других направились на базар, к большому стенду, где вывешивались объявления и приказы фашистской администрации. Карманы ребят оттопырены, в руках жестяные баночки с клеем и кисточки. Этой ночью они выполняют первое боевое задание Борисовского райкома партии.

В такое позднее время взрослые не могли показаться на улице без пропусков. Поэтому на выполнение важного задания послали ребят. На них патрули и жандармы даже ночью не обращали особого внимания.

Хлопцы должны были под покровом темноты расклеить и разбросать в самых людных местах города листовки, в которых разоблачалась фашистская ложь о положении на фронте. Листовки призывали народ к борьбе, вселяли уверенность в окончательной победе над врагом.

Каждая листовка была отпечатана на пишущей машинке Франеком Кломбоцким — одним из комсомольцев шестой Борисовской школы.

Когда Соломатин сказал нам, что Франек — один из его помощников, мы были крайне удивлены, так как на второй день войны видели Франека в форме красноармейца. Говорили, что он сразу ушел на фронт.

И вдруг — Кломбоцкий в городе, да еще подпольщик. Поэтому, когда мы по приказу Андрея Константиновича пришли к нему домой на улицу Лейтенантскую, то сразу же спросили:

— Почему ты в городе, а не на фронте?

— Так уж получилось. Расскажу как-нибудь потом.

А вообще, хлопцы, фашистов можно бить и в тылу. А теперь за дело.

Франек открыл крышку погреба. Мы спустились и увидели там небольшой радиоприемник и пишущую машинку. Франек подал нам несколько пачек листовок.

— Сам печатал, — с гордостью сказал он. — Три дня и три ночи отстукивал. Даже спина и руки заболели. Но зато успел вовремя. Ведь завтра, друзья, большой праздник, 7 Ноября. Надо, чтобы люди знали, что Советская власть живет и никогда не погибнет. Пусть народ читает и радуется.

Мы совсем иначе смотрели теперь на давно знакомого нам Франека Кломбоцкого и удивлялись: как это раньше, до войны, мы не знали, что он такой решительный и мужественный. А встречались мы с ним часто: и в школе, где вместе учились, и в парке имени Максима Горького, и в кинотеатре «Люкс». Рос Франек без отца и, чтобы хоть немного помочь матери, еще школьником подрабатывал на пристани, разгружая баржи.