Алексей Киреев - Факел Страница 8

Павел вышел из землянки и тяжелой походкой направился в дежурку. Уже в прихожей услышал, как Петр Боков темпераментно рассказывал о только что прошедшем бое, о том, как он увидел снижавшуюся подбитую машину с бубновым тузом на борту, пристроился к ней и дал несколько очередей.

Павел шагнул в переднюю.

- Ну, ну, договаривай, Петр, как ты этого туза рубанул? - кивнул он Бокову.

Боков встал, подошел к Мальцеву.

- Чего там рубанул! Он уже готовенький был. И как на блюдечке - на, мол, меня кушай, Пека. Летчики засмеялись.

- Так вот, ребята, этот самолет мы вместе с Петром срубили. Я начал, а он прикончил. И знайте еще, ребята, пусть запишут этот самолет Пеке. Ему до Звезды одного не хватает. Так я доложил и Борисову.

Боков от неожиданности раскрыл рот и не знал, что сказать. Он развел руки, словно слепой шагнул к Павлу, как-то неловко ткнулся ему в широкую грудь, тихо вымолвил, глядя снизу вверх в глаза:

- Всю жизнь не забуду, Павел, всю жизнь…

- Это по-братски, Пека, по-братски.- Павел улыбнулся, присел на скрипучую табуретку.

Начались расспросы. Павел охотно рассказал о бое.

- А знаете, кто это был, с тузом на борту? - спросил Павел и сам же ответил: - Борисов предполагает, что это… Келлер.

- Келлер?!

- Попалась хитрая лиса!

Тонечка слушала Павла, затаив дыхание. И, когда Павел прервал рассказ, чтобы закурить, спросила:

- А кто же он, Келлер-то?

- Страшный, очень страшный фашист, Тонечка,- ответил Павел, пуская струйки дыма в угол, «где немножко продувало».- Недаром наши его прозвали хитрым лисом. Видишь ли, он похоронил не одного нашего летчика. Все хитростью брал. И самый главный его прием - это неожиданность. Вот возвращаются наши на аэродром, он пристраивается к ним и на самом подходе, а то и на посадке бац одного - и наутек. Ну а когда бой кипит, он не лезет. Он со стороны наблюдает. А как увидит, что кто-то зазевался или увлекся, он тут как тут. И опять победа. Вот так и сшибал наших. И звание потому у немцев такое получил - «король неба».-Павел подымил самокруткой и продолжал: - А вот сегодня он сам стал добычей. Я его же тактикой действовал. И он попался на удочку -=. напоролся на пулеметы,

- Ты думаешь, он мертв? - спросила Тоня.- А может же он с парашютом выброситься или… Ну бывают же случаи…

- Жив он, паразит.

- Да?

- Он прыгнул с парашютом. И с лыжами. Оказывается, и приземлился хорошо. Опытный, черт. А потом на лыжи - и к границе. Ходок он, видать, отменный. Несколько километров отмахал, пока схватили.

- Ну и что же?

- Привезли в полк. Командир созвал всех свободных летчиков полюбоваться на эту птицу.

- И это в самом деле был Келлер?

- А что, эрзац, что ли? - засмеялся Павел.- Правда, у них там, говорят, и эрзац-Гитлеры есть. Но этот настоящий. Крупный такой, зверюга. Долго разговаривать не хотел. Белками крутит - и только. Того и гляди, кинется на тебя.

- Вот какую щуку ты поймал,- похвалила Тоня мужа.- Такую, видать, еще никто не лавливал.

Павел незаметно улыбнулся:

- Борисов спросил Келлера: кто его сбил? Показали Бокова. Немец покачал головой, сказал: «Такой молодой не мог меня сбить». Тогда Борисов попросил выйти вперед меня и опять спросил Келлера: «Может быть, этот?» Келлер сначала покачал головой, но потом внимательно посмотрел и попросил назвать мой бортовой номер. Я назвал. Тогда Келлер, вскочив, закричал: «Да, да. Но неужели этот молокосос так перехитрил меня, старого аса, «короля неба»!» Борисов ему спокойно ответил: «Он у нас и не таких рубал, да так, что перья летели. Ну-ка, Павел Сергеевич, подойди поближе да покажи этому «королю», как ты и на чем летаешь!» Я шагнул к столу, но дал знак Борисову, что, мол, неудобно демонстрировать. А Борисов еще громче крикнул: «Покажи, покажи, Павел, пусть знают силу русского человека, пусть знают, сволочи!» Я снял фетровые бурки и оказался перед немцем на… протезах. Келлер так и остолбенел. Стоял несколько секунд с выпученными, как у совы, глазами и, кажется, ничего не понимал. А когда до него дошло, он схватился за голову, рухнул.

Тоня встала, обняла Павла, поцеловала в губы:

- Молодец ты у меня, просто молодец!

Павел, смутясь, ответил:

- У нас, как ты знаешь, все такие.

- Но ты особенный.

- Для тебя?

- Да.

Тоня подняла из ванночек йоги Павла, протерла их мягким махровым полотенцем, помогла надеть протезы. В эту минуту Павел подумал: хорошего, доброго друга встретил он на фронтовой дороге, друга на всю жизнь.

Глава третья

День Победы застал Павла в Крыму, куда он был переведен в последние месяцы войны. И как ни грустно ему было расставаться с однополчанами, как ни уговаривал он командира оставить его а полку, Борисов был неумолим: Крым есть Крым а Заполярье - Заполярье. В Крыму летать легче, а это как раз и необходимо Павлу.

- Потрудился на славу, большое спасибо тебе,- сказал Борисов.- А теперь высшее начальство приказало,- да Юг. И я не имею права возражать.

Борисов выстроил полк, чтобы попрощаться с Павлом, у всех на виду крепко, по-мужски поцеловал его, сказал:

- Ну, Павел Сергеевич, счастливого пути! От всех ребят тебе земной поклон. Встречай победу в солнечном Крыму, она не за горами.

Павел прошелся вдоль строя, крепко пожал руки своим боевым друзьям, дольше других задержался возле Димы Соловьева, притянул его к себе.

- Ну, будь здоров, Шплинт,

- Встретимся, Павел! - горячо прошептал Дима.

До победы над немцами действительно оставалось немного, и Павлу уже не пришлось участвовать в боях с фашистами в Крыму. Немцам было не до Крыма. Они отступали в глубь своей территории и заботились лишь о том, как бы уберечь шкуру от неминуемого возмездия.

И вот она, долгожданная победа, взметнулась над страной радужным фейерверком, объятиями, поцелуями, слезами!

Сообщение радио о победе Павел услышал дома. Он нарочно не выключал репродуктор в эти майские дни, с часу на час ждал известия. И точно - ранним утром торжественно прозвучал голос диктора, и весь дом заходил ходуном. Павел разбудил Тоню, схватил ее в охапку, поставил на ноги, начал целовать в губы, в щеки, в глаза. По его лицу текли слезы, руки дрожали, его колотил, словно в лихорадке, радостный озноб.

Тоня закричала:

- Павлик, Павлушка, буди всех! Победа! Всех, всех буди!

Павел носился по коридору, стучал в двери соседей, неистово орал:

- Радуйтесь, друзья, победа! Победа!

Люди в одном белье выбегали в коридор, бросались Павлу в объятия, целовались, плакали и сквозь слезы кричали «ура».

Этот майский день был торжественным и на аэродроме. Командир полка Загубисало поднял все самолеты в воздух, они прошли в строгом строю над летным полем, дали победный салют, а затем летчики доказывали фигуры высшего пилотажа.

Мальцев вел свой «ястребок» с какой-то особенной легкостью, с блеском. Авиаторы, находившиеся на аэродроме, невольно любовались его полетом.

Потом летчики отпраздновали победу за общим столом. Шумно произносили тосты, по очереди подходили к Загубисало, поздравляли с победой, хвалили его за личную храбрость, желали новых удач.

Подошел к Загубисало и Павел, сказал:

- Мой тост за славных воздушных бойцов, которые отважно защищали Родину на севере и юге.

В ответ Загубисало заметил:

- Спасибо, Павел Сергеевич, за добрые слова. Желаю скорее закончить службу, ведь тяжело тебе…

«Нашел что сказать в такой радостный час», - подумал Павел и, скрипя протезами, вернулся к своему столу, молча досидел до конца торжества.

Домой пришел расстроенный. Рассказал обо всем Тоне. А она улыбнулась, шепнула:

- Он, наверное, пошутил. Разве посмеет. Ведь мы уже не вдвоем…

Тоня прижалась к Павлу, заглянула ему в глаза.

- Не чувствуешь? Он уже бодается… наш малыш…

- Молодец ты у меня, Тонечка. Хорошо бы девочку.

- Не все ли равно кого? Ведь наш он, весь до кровинки наш.

- Оно, конечно. Но девочку - лучше. Тебе помощницу. Если второй вдруг…

Тоня легонько оттолкнула его от себя.

- Ишь, какие планы строит.

- А в наше время без плана никак нельзя, - отшутился Павел.

За полетами, за заботами Мальцев не заметил, как в его семье прибыло пополнение. Тоня, и верно, родила дочку, назвали ее Леночкой. Черноглазая, с носом-пуговкой, она, как утверждал Павел, была очень похожа на него, а Тоня перечила: отыскивала на едва расправившемся личике Леночки свои черточки. Так и жили Мальцевы, наслаждаясь радостью, пришедшей в их дом после войны.

Но однажды Павел вернулся домой сумрачный, злой. Еще с порога швырнул фуражку на кровать, грузно протопал в переднюю комнату, тяжело опустился на стул. Тоня, насторожившись, прошла следом за Павлом, тихо прикрыв за собой дверь. Он вскинул на нее усталые глаза:

- Ну вот, я, кажется, приземлился. - Павел заерзал на стуле, отвернулся к окну.