Сергей Скрипник - Телохранитель Страница 8

Когда в британской миссии, прибывшей в Равалпинди на переговоры с Амануллой, узнали о вероломном нападении на эмира, долго сочувствовали тому и возмущались наглостью бандитов. Но в этих сетованиях и стенаниях было больше дипломатического такта, нежели искреннего сочувствия. Аманулла, как человек восточного воспитания, без труда раскусил эту манерность и деланость в выражении истинных чувств сострадания, поэтому не поверил своим английским партнерам. Переговоры начались нервно и вязко, без малейшего доверия сторон.

— Любезный эмир, — начал разговор генерал Дауэр, тот самый, чей корпус преградил путь наступающим пуштунам, вдохновленным своими успешными действиями под крепостью Тал, на линии Дюранда, — не буду скрывать от вас, в окружении его величества короля Георга V есть немало тех, кто хотел бы видеть на вашем месте вашего дядюшку Насруллу-хана.

— Я это в принципе уже понял, проезжая сегодня утром мимо каменных глыб Таксилы.

— Но вы и нас должны понять, уважаемый Аманулла. — Дауэр фамильярно похлопал молодого правителя по плечу, нарушая не только рамки дипломатического этикета, но и приличий в культурном обществе вообще. Тем самым он, видимо, хотел показать, что считает себя, невзирая почти на монарший титул своего визави, главным действующим лицом на этих переговорах.

— Так вот, вы должны нас понять, эмир, — повторил генерал после последовавшей непродолжительной паузы. — Сегодня в Лондоне не против того, чтобы Афганистан стал свободной страной. Просто наш Форин-офис несколько озадачила та поспешность, с какой вы стремитесь уйти из-под влияния Британской Короны, фактически бросив нас, своих искренних и преданных друзей, в очень тяжелый момент, который мы переживаем на Среднем Востоке.

— Не слишком ли громко сказано, дорогой генерал? — прервал его панегирик Аманулла. — Искренние и преданные друзья! С каких это, интересно знать, пор? Не ваши ли аэропланы всего три месяца назад бомбили Кабул? Убили, правда, всего нескольких лошадей, но тем не менее очень напугали моих подданных. Даже если, допустим, я вам поверю, после таких дружественных действий мне трудно будет заставить поверить афганцев в вашу честность.

— Политика, любезный эмир, — это всего лишь искусство возможного, — вкрадчиво сказал Дауэр. — Мы воевали, мы находим пути к примирению. Со своей стороны мы готовы пойти вам на всяческие уступки. Но при этом нам известно, что прежде чем протянуть руку дружбы нам, вы уже сделали это в отношении нашего злейшего врага — Советской России.

— Да, милейший, у нас есть желание установить всесторонние отношения с Москвой, — пояснил Аманулла. — Россия — великая страна, которая предлагает нам равноправие во всех делах — больших и малых. От Лондона мы ничего подобного никогда не слышали. У меня с собой есть фирман, подписанный Лениным, в котором тот, между прочим, предупреждает нас, что британцы для народов Востока так и останутся колонизаторами, хозяевами, даже в том случае, если признают их независимость. Волк меняет шкуру, но не меняет своего нрава.

— Я бы на вашем месте не особенно прислушивался к советам этого оевреившегося русского революционера-фанатика, — настоятельно порекомендовал генерал Дауэр. — Его слова и обещания таят в себе большую опасность.

— У Ленина слова, а у вас поступки, которые за три англо-афганские войны убеждают нас во многом, — возразил Аманулла.

— Имейте в виду, правоверный эмир, — продолжил англичанин, — мы готовы признать, что в недалеком прошлом между нами происходило немало досадных недоразумений. Но это — дело прошлого. Во всяком случае, мы никогда не пытались навязать вам свою христианскую протестантскую веру. Поклоняетесь своему пророку Магомету, и аллах с вами. А большевики, они не такие терпимые. Тот же Ленин живо заставит вас целовать атласные шелка своих коммунистических знамен, попирать при этом ногами святыни пророка, сжигать на костре священный Коран и прилюдно заголять ваших благочестивых женщин, срывая с них чадру.

Аманулла не ответил. Над столом переговоров воцарилось тягостное молчание. До этого говорили только двое — Дауэр и Аманулла, остальные лишь перешептывались друг с другом, комментируя сказанное собеседниками. Вдруг в разговор вмешался Урус-Кяфир, что вызвало замешательство среди присутствующих. Неслыханная дерзость, неприятный дипломатический казус — нукер, роль которого на подобного рода мероприятиях сводится к тому, чтобы стоять за спиной охраняемого объекта и молчать в тряпочку, вдруг просит слова.

— Разреши мне сказать, мой эмир. — Бекович-Черкасский приложил руку к сердцу и поклонился высокому собранию.

— Вот, прошу любить и жаловать, господа! — Аманулла попытался хоть как-то смягчить ситуацию, которая еще неизвестно чем могла закончиться. — Благодаря этому человеку, моему верному нукеру, я сегодня с вами разговариваю. Он закрыл меня своим телом от бандитских пуль. Между прочим, уважаемый мистер Дауэр, он — русский.

— Русский? — Глаза генерала округлились от удивления и стали размером с линзы пенсне, нацепленного у него на носу. — Ну, это несколько меняет дело, и мы, наверное, можем простить ему невежливость без дипломатических последствий и выслушать доводы, которые он собирается нам предоставить.

После этих слов, произнесенных на английском, генерал перешел на ломаный русский.

— Русские и англичане всегда встречались на афганском перекрестке как враги.

— Эти времена уже прошли, — ответил Урус-Кяфир по-английски. — Мы слишком часто противостояли друг другу на дипломатических ристалищах, но сегодня у истинных британцев, истинных русских и истинных афганцев один общий враг — еврейский большевизм, который окопался в Московском Кремле.

А далее уже на языке пушту добавил:

— Полагаю, мой господин, вы должны прислушаться к мнению генерала и внять его некоторым предложениям.

Вновь последовала длительная пауза, нарушив которую Аманулла наконец спросил Дауэра:

— Что же от меня требуется?

— Вот это уже предметный разговор, — обрадовался генерал Дауэр. — Мы со своей стороны признаем независимость Афганского эмирата, но вы, почтенный, остаетесь преданным союзником Короны в регионе и соглашаетесь с установлением восточной границы с нашими колониями в Индии по линии Мортимера Дюранда.

— Это нас не устраивает, — не согласился эмир. — Если прелиминарный договор будет содержать этот пункт, то более половины наших соплеменников навечно окажутся под вашей властью.

— Вас это не должно беспокоить, — попытался его успокоить Дауэр. — Мы делим не народы, а территорию, что, согласитесь, эмир, весьма уместно при заключении договора о прекращении боевых действий. Взамен мы не будем возражать против создания Центрально-Азиатской федерации с Хивинским и Бухарским эмиратами под эгидой Кабула. У вас, Аманулла, будут миллионы новых, преданных подданных.

Аманулла невольно оглянулся и вопросительно посмотрел в глаза Урус-Кяфира. Теперь он относился к нему уже не просто как к телохранителю, но, берите выше, советнику. Тот одобрительно кивнул. Немного подумав, эмир дал Дауэру утвердительный ответ. Вопрос был практически решенным.

— Еще одно обязательное союзническое условие, — предупредил Дауэр. — Его, как все понимают, нет в тексте договора, но оно должно быть выполнено, как только того потребуют наши общие интересы. Ваши войска, досточтимый эмир, по первому требованию выступят против Советов, вторгнутся на их территорию. В ближайшее время вам предстоит выдвинуться к Мерву, где наша разведка подготовила восстание местных патриотов. На встречу с вами сюда же прибудут отряды Бухарского и Хивинского ханств. Если повезет, то уже к концу года нам удастся завершить военную стадию формирования будущей лояльной нам федерации свободных исламских эмиратов, где вы будете первым правителем.

Потом, когда пили шампанское за успех общего дела и процветание Центрально-Азиатской федерации, английский генерал и штабс-ротмистр царской армии разговорились. Урус-Кяфир-Бекович упрекал Дауэра в том, что интервенты ведут себя в России безвольно и уже практически проиграли свою войну большевикам, войска Колчака и Деникина — их креатур на роль верховных правителей — разбегаются под ударами Красной армии в разные стороны. Юденич, которого телохранитель Амануллы уважает, как своего бывшего командира под Сарыкамышем, дважды разгромлен под Петроградом. И теперь вся надежда на реванш, который предстоит взять на юге империи, в том самом подбрюшье, с которым граничит Афганистан. После этих исполненных горечи слов британец проникся большим доверием и уважением к своему русскому собеседнику. А Бекович-Черкасский между тем думал о предстоящем походе на Мерв. Глядя в глаза англичанину, в которых отражались надменность и чопорность в то же время с неуверенностью и даже некий страх, он все же решил для себя, что эта прогулка Амануллы в долину Муграба может оказаться полезной для дела революции как с военно-политической, так и с моральной точки зрения.