Владимир Рыбин - Звездный час майора Кузнецова Страница 8

— Фашист проклятый! — кричала девушка, гоняясь за боровом с истрепанной метлой на суковатой палке. — Отдам красноармейцам, будешь знать!

Бойцы хохотали, наблюдая за этим поединком.

— Почему остановились? — спросил Кузнецов, вплотную подъехав на мотоцикле к командиру взвода — невысокому быстроглазому лейтенанту Юркову.

— Стадо пропускаем.

— И долго вы их будете пропускать?

— Ясно, товарищ майор! — радостно ответил лейтенант, довольный тем, что с полуслова понял командира.

Кузнецов посмотрел, как бойцы загоняли свиней на мост, отметив про себя быструю смекалку этого Юркова, потом приказал водителю развернуть мотоцикл, чтобы снова мчаться в конец колонны, но остановился, увидев, что к нему, перепрыгивая через свиней, бежит девушка-свинарка.

— Дяденька! — крикнула она еще издали. — Дяденька, миленький, возьмите его, а?

— Кого?

— Борова этого проклятого. Все время удрать норовит. Предатель — одно слово.

— Как же ты перед колхозом отчитаешься?

— А вы мне какую бумажку дайте, что сдала Красной Армии. Должна я или не должна своих родных защитников уважить?! — почему-то рассердилась девушка.

— Выручим, — улыбнулся Кузнецов. — Как увидите полевую кухню, гоните этого «предателя» к повару.

Случай у мостика развеселил его, и очередной привал он пробыл с бойцами первого батальона.

— Товарищ майор, можно личный вопрос?

— Почему же нельзя? — Кузнецов оглядел подтянувшихся к нему бойцов и понял, что вопрос этот уже обсуждался между ними.

— Говорят, вы это самое... не употребляете.

— Что? — не понял он.

— Водку, вино то есть. Врут, поди?

— Врут. Я шампанское люблю.

— Что я говорил? — обрадовался боец, оглядываясь победно.

— Особенно нравится открывать. Ну и пить, если немного.

— Так это ж ни в одном глазу. Зачем и пить?

— Вот и я так считаю — зачем? Смешно ведь получается: учишься, набираешься ума-разума, хочешь быть не глупее других. И вот садишься за стол, берешь рюмку и добиваешься только одного: чтобы тебя считали никак не умнее других выпивох. Абсурд? Соревнование на глупость — вот что такое выпивка.

— Да ведь как же без нее? И компании не получится.

— Значит, не та компания.

Вдруг бойцы замолчали, стали оглядываться на дорогу, по которой ехал на коне адъютант комбата старший лейтенант Байбаков. Так уж всегда: близкого начальника опасаются больше, чем дальнего.

Кузнецов знал Байбакова как отменного кавалериста и за это особенно уважал его. Хотя было достаточно и других причин для уважения. Байбаков, служивший на Памире комендантом участка, прибыл в полк с большой группой пограничников-добровольцев.

Байбаков уже увидел командира полка и поднимался на стременах, готовясь соскочить на землю, но в этот момент конь вдруг дернулся и рухнул в пыль дороги. И сразу эхом пронеслась над полем пулеметная очередь.

Первой пришла недоуменная мысль: «Кто так балуется с оружием?» Но он тотчас же и понял: «Диверсанты. По коннику бьют, по командиру!»

— Прочесать лес! — крикнул он старшему политруку Корецкому, попавшемуся на глаза. — Задерживать всех до единого!

Конь бился на дороге, сползал в кювет, не давая Байбакову вынуть ногу из стремени. Подбежали бойцы, помогли Байбакову встать, и он, прихрамывая и все оглядываясь на коня, пошел к командиру полка.

— Как теперь? Разве пешим везде успеть?

— Возьмите мою Модеру, — сказал Кузнецов. И улыбнулся ободряюще: — Чтоб не отставать на ней от моего мотоцикла.

Корецкий с бойцами вернулся, когда по батальонам уже катилась команда: «Строиться!»

— Ушел, гад! Вот только...

Он высыпал на траву горстку гильз.

— Из дегтяревского стрелял. Может, и в форме красноармейской.

— Именно, — сказал Кузнецов, ссыпая гильзы в коляску.

Он спешил в штаб. Надо было обсудить случившееся, отдать распоряжение об усилении охранений. Затем поручить комиссару срочно собрать политработников. Пусть проведут беседы о бдительности, пусть бойцы своими руками пощупают эти вражьи гильзы. Вещи, даже простые, порой убеждают сильнее слов. И пусть каждый смотрит во все глаза, чтобы не ушел ни один парашютист, слоняющийся возле наших дорог. Страшны были не выстрелы из засад, а то, что вражеские лазутчики могли навести на полк авиацию.

И снова — дорога, дорога. Пыль, взбитая тысячами сапог, леса и перелески, солнце в безоблачном небе. Беженцы, бредущие навстречу с глазами, загорающимися надеждой при виде пушек.

— Все пешком да пешком? — кричала тетка, сидевшая под березой на обочине, вытянув ноги в стоптанных башмаках. — А они, идолы, на машинах.

— Ты их видела? — спрашивали бойцы.

— Как вас. Сколько в кустах отсиживалась, пока они проезжали! Ровненько сидят, в касках, чисто гвозди.

— Повыдергиваем.

— Да уж дай-то бог, — говорила тетка с неуверенностью.

Все предусмотрел Кузнецов, отдавая приказ на марш. А беженцев не учел. Они порой задерживали движение, их измученный вид пугал, вызывая жалость и недоумение.

Больше всего беспокоило то, что среди беженцев могли оказаться шпионы. Тогда передвижение частей перестанет быть тайной, тогда весь этот марш-маневр может пойти насмарку, ибо немцы успеют подтянуть силы и подготовиться к обороне.

Вечером полк встал на отдых в старом березняке возле небольшого села. Босоногое деревенское воинство тотчас подступило к опушке. Опасливо оглядываясь и подталкивая друг друга, мальчишки все ближе подбирались к составленным в козлы винтовкам. Бойцы щелкали мальчишек по облупленным носам, отчего те счастливо улыбались и опрометью мчались в деревню с мелкими поручениями. Поручения были одни и те же — принести воды. Гремя солдатскими котелками, мальчишки носились от леса к деревне и обратно. Вскоре бойцы и сами потянулись вслед за мальчишками к мокрым срубам колодцев и там на вытоптанных среди травы мокрых пятачках земли вместе с пылью смывали с себя усталость.

Когда совсем потемнело небо, стороной прошла девятка немецких самолетов.

— Во-оздух! — покатилось над лесом, над кустами, скрывающими кривые тропки.

Бойцы попадали где стояли, но затем приподнимались, с любопытством поглядывали на черные силуэты вражеских машин.

Самолеты ушли на запад, и надрывный вой их утонул в росной тишине вечера. И сразу зашевелился лес, загудел тысячами восклицаний, шуток, команд.

«Видно, отбомбились, — подумал Кузнецов. И насторожился от неожиданной мысли. — А вдруг заметили, специально не свернули, чтобы не спугнуть? Прилетят утром, накроют с полным бомбовым грузом».

Он объехал на мотоцикле всю опушку, сам посмотрел, заметен ли со стороны остановившийся в лесу полк. Решил, что очень даже заметен. Но не стал запрещать бойцам ходить к колодцам: это было нужно не для удовольствия, а для повышения боеготовности части.

Возвращаясь к штабу, Кузнецов услышал за кустарниками голос комиссара полка:

— ...Правильно, есть такой термин — «вертикальное окружение». Это когда окружают с помощью воздушных десантов. «Воздушная пехота» — самый молодой род войск, и развивается он очень быстро, ибо, как говорят военные теоретики, батальон в тылу стоит дивизии с фронта. В нашей стране воздушный десант впервые был применен в двадцать седьмом году, когда группа красноармейцев высадилась возле банды басмачей и разгромила ее. А в тридцать пятом на учениях у нас высаживались десанты до 5700 человек. В июне прошлого, сорокового года советские десантники показали себя в деле. При освобождении Бессарабии они заняли города Рени и Болград, взяв под контроль переправы через Прут и Дунай, не позволив румынским боярам угнать население освобождаемых Красной Армией районов, разграбить народное имущество.

Кузнецов слушал с вниманием. Комиссар словно бы угадывал мысли, беспокоившие его, командира полка. Занятый самыми неотложными делами по сколачиванию части, он время от времени все же думал, что надо бы учить людей и самостоятельности, чтобы не терялись в неожиданных ситуациях, а когда надо, сами принимали решение и, даже оказавшись в одиночестве, дрались, как в составе подразделения. Он не хотел, не мог позволить себе произнести это слово — «окружение», но интуицией, выработанной многими годами службы, понимал, что бои предстоят необычные, что привычная тактика — фронт на фронт, как стенка на стенку, — может не состояться и за какой-нибудь холм, за один окоп придется драться, как за всю полосу наступления полка. В таких условиях предусмотреть все с высоты штаба едва ли возможно и многое будет зависеть от стойкости того бойца, которого первого коснется огненное жало самого главного удара. Не исключены схватки и с десантниками. Тогда все будут решать минуты, быстрота и решительность тех бойцов, которые окажутся вблизи.

— Чего ж мы отступаем? Чего не ударим по их тылам? — спросил кто-то из бойцов.

— Подойдут резервы — ударим. И по тылам, и с фронта. Они уже идут. Мы ведь тоже из резерва. Но надо уметь ударить. А для этого следует знать повадки врага. Как немцы, например, захватили столицу Норвегии город Осло? Врасплох. Предъявили ультиматум и, зная, что он будет отвергнут, сразу послали самолеты с десантниками. Они приземлились прямо на центральном аэродроме, и никто им не помешал. Почему? Потому что аэродром плохо охранялся. Так они поступили в Бельгии и Голландии в мае прошлого года. Применили излюбленную подлую тактику — сегодня улыбаться, а завтра нож в спину. А где не удавалось застать врасплох, там фашистам приходилось туго. У нас они больших десантов не высаживают. Фашистские вояки сразу поняли: мы не позволим разбойничать, как в Норвегии. Приходится довольствоваться лишь выброской мелких диверсионных групп. Но их быстро вылавливают наши воинские подразделения, истребительные отряды, созданные из местного населения, а то и колхозники, работающие в поле, охотники. На днях видел одного такого истребителя диверсантов. Идет с дробовиком по дороге, ведет милиционера со связанными руками. Увидел нас, обрадовался. «Освободите, — говорит, — от этого летуна, а то я сам от него освобожусь, кокну, как тех двоих». Оказывается — лесник. Увидел самолет немецкий и сообразил: раз кружит, стало быть, примеряется к поляне, что в лесу. Побежал туда. Как раз трое спускались. В милицейской форме. Одного он в воздухе снял, другого достал уже на земле, а третьего запутал в стропах его же парашюта.