Егор Лосев - Война никогда не кончается Страница 8

Холодный пот стекал по спине, мне с трудом удавалось затолкать страх куда-то глубоко внутрь, но, через несколько минут, он снова начинал обволакивать меня липкими щупальцами, что поделать, акклиматизация. Впереди маячила Лехина спина с надписью через весь бронежилет: "Динамо Киев". Я перевел взгляд на Зорика. Он шагал с новеньким "Негевом" на изготовку, но выглядел, несмотря на свой бравый вид, довольно бледным. Заметив мой взгляд, он подмигнул мне, я подмигнул ему в ответ.

Часа через полтора саперы показали, что обнаружили очередной "сюрприз". Мы опустились на одно колено, лейтенант с радистом продвинулись вперед. Саперы снова просигналили, что нашли что-то неприятное, Боаз подал нам знак укрыться. Мы сдвинулись в кюветы по обе стороны дороги. Боаз и солдат-радист Моше, присели на обочине. Еще через минуту справа прогремел взрыв. Над нами пронесся вихрь осколков, уши заложило. Словно в немом кино, солдат передо мной бесшумно орал широко раскрывая рот: "Ховеш! Ховеш!" (санитар, ивр.) - по губам прочел я. Лейтенант неподвижно лежал поперек шоссе, из-под головы растекалась лужа крови. Рядом сидел Моше и тряс головой, на плече расплывалось темное пятно. Сзади несся санитар, на ходу расстегивая карманы на разгрузке, за ним катил БТР. Звуки проявлялись как сквозь вату. Страх сменился яростью, вызванной приливом адреналина, но воевать было не с кем.

Мину боевики установили на дереве, её привел в действие либо радиосигнал, либо у саперов что-то не получилось и сдетонировал замыкатель, выдвинутый на дорогу. Это была русская МОН-50, мина направленного действия. Если бы мы стояли на дороге, то пострадали многие. Спасло нас то, что мы находились в кювете, и то, что корпуса у этих мин вогнутые, то есть, разброс осколков по высоте невелик. Была бы это американская мина "Клеймор", то досталось бы и нам, залегшим в кюветах. В момент взрыва Боаз сидел на обочине, основной вихрь осколков прошел над ним, но несколько штук все же попали в цель. Кевларовая каска мало помогла, однако санитар сказал, что пульс есть, может, и повезет. Моше осколок вошел в руку у самого плеча и застрял, пацанов на противоположном конце дороги поцарапало рикошетами и осколками камней. "Вертушку" уже вызвали парни из бронетранспортера.

Позже, когда мы вернулись на базу, позвонили из округа и сказали, что Боаз жив, но состояние очень тяжелое.

Для нас это был удар. Привыкать к новому командиру в боевой обстановке крайне тяжело, а Боаз командовал взводом почти год, мы верили ему как себе.

Временно командиром назначили Мишаню, который уже стал старшим сержантом, да и блокнотик, который он завел, когда стал снайпером, потихоньку заполнялся. От гордости Мишаня раздулся как дирижабль. Как только "серен" (капитан, командир роты,ивр.), объявивший нам эту новость, вышел из казармы, Мишаня радостно заорал: "Взвод, слушай мою команду! Упор лежа принять!". И тут же выскочил за дверь, спасаясь от ботинок и касок, которые в него полетели.

Мишанино счастье длилось недолго. Через два дня, ночью прилетел вертолет, он завис, приткнувшись к площадке, не выключая двигатель. В этот момент вертолет наиболее уязвим, поэтому он ждет всего шестьдесят секунд, если не успели что-то сгрузить - наши проблемы. Сбить вертушку, это мечта боевиков, пока, слава богу, не осуществившаяся.

Только однажды, в 97 году, два "Ясура" набитые пехотой, ожидавшие разрешения на пересечение границы с Ливаном, столкнулись в воздухе над поселком Шаар Ешув. Один вертолет рухнул и взорвался, второй совершил аварийную посадку, но от удара об землю возник пожар и сдетонировал боекомплект. Из-за рвущихся в огне боеприпасов, спасатели не смогли приблизиться, им оставалось только смотреть, как гибнут, уцелевшие при посадке люди. Не выжил никто из находившихся в вертолетах семидесяти четырех человек. Для боевиков это был праздник, в Бейруте два дня продолжались народные гуляния. Для нас... для нас это были десятки молодых лиц, на первых страницах газет, в черных рамочках и краткая биография, почти у всех одинаковая: "закончил школу, призвался, мечтал сделать то-то и то-то, возраст - девятнадцать лет", и, в завершении: "да будет благословенна его память".

Вертушка доставила нового лейтенанта и молодого радиста, на замену Моше. Утром новый взводный познакомился с каждым из нас, сказал, что его зовут Галь. В Ливане он находился в общей сложности полгода, но показался нам нормальным парнем, правда, это еще ничего не значило, предстояло проверить его в боевой обстановке. "Молодого" звали Йоси, первое, что бросалось в глаза, была широченная улыбка, не слезавшая с его лица. Потом выяснилось и другое его достоинство, кроме улыбки. Йоси прекрасно шил, и даже притащил с собой какую-то маленькую, ручную машинку.

На следующий день у боевиков, по Мишаниному выражению, начались "критические дни". Весь день на нас сыпались мины и РСы. Пока обходилось без жертв, только несколько человек контузило разрывами. Артиллерия и вертолеты старались не давать нас в обиду, но нам немного досталось. Связистам посносило все антенны, связь работала с перебоями. Продырявило баки с водой. Мы сидели в бункере, играли в карты, в нарды или просто трепались, прислушиваясь к разрывам. Киса спел нам новую песню, вычитанную в какой-то книжке:

Мы прыгаем ночью с гремящих небесВ пустыню, на джунгли, на скалы, на лес.Ножи, автоматы и боезапас -Завис над землею советский спецназ.

Жуем не резинку, а пластик взрывчатки,Деремся на равных один против трех.В снегу без палатки - и в полном порядке,А выстрелить лучше не сможет и Бог...

Глядя на его карикатурную еврейскую морду, трудно было представить себе советский спецназ, если бы не обстановка казармы и не эхо взрывов наверху, мы бы его, наверное, засмеяли...

Вместе с нами сидел сапер Рахамим. Его боевой пес Тоби, зверская помесь овчарки, волкодава и десятка других свирепых пород, дрых в углу. Рахамим с интересом прислушивался к незнакомым словам, шевеля губами.

Скажите про это "зеленым беретам",Пусть знают они, с кем им дело иметьВ ледовом просторе, в лесу или в поле,Везде, где со смертью встречается смерть.

При звуках последнего аккорда Тоби задрал хвост и шумно испортил воздух. Мишаня мрачно покосился на обоих.

Рахамим обрадовался:

- Когда пес пердит, он приносит счастье!

Мишаня заломил бровь и уставился на спящего "носителя счастья". Тот, невозмутимо скребанул лапой ухо, и выдал на "бис".

После двух контузий Мишаня вообще стал мало разговорчивым, предпочитая слову, дело.

Он поднялся, взял пса за все четыре лапы, так охотники носят подстреленную дичь, вынес удивленно завертевшего башкой пса в коридор, сгрузил его у стены и вернулся, затворив дверь.

- Так и надо, - одобрил Киса, - пускай лучше научиться обед с кухни носить, или на худой конец газету по утрам.

К ночи весь этот дурдом прекратился. Снова потянулись одинаковые дни, наряды, караулы. Несколько недель стояло затишье. Мы не вылезали за стены укреплений. Видимо командование решило сменить тактику. Офицеры ругались между собой, говорили что мы утрачиваем инициативу.

А однажды утром, два взвода подняли по тревоге и двинули на БТР-ах в район N. Сказали, что нужно помочь спецназу.

Через некоторое время мы спешились и стали скрытно, чуть ли не ползком, продвигаться вперед. Скоро подобрались к холму. На пологом склоне росла оливковая роща; офицеры объяснили нам, что в глубине спецназовцы обложили какой-то дом, но пока ничего не предпринимали. Нам приказали занять позиции у края рощи, образовать внешнее кольцо окружения, замаскироваться и ждать. Все это, на тот случай, если снаружи кто-то захочет вмешаться. Когда мы поднялись на склон, из кучи листьев в двух метрах от нашего летехи неслышно поднялся снайпер в комбинезоне из маскировочной сетки и поманил его пальцем. Галь сначала шарахнулся от него, но потом, придав себе начальственный вид, вразвалочку подошел. Снайпер достал карту и, нашептав ему на ухо кучу ценных указаний, потыкав пальцем в карту, так же бесшумно растворился среди деревьев. Мы залегли, зарывшись в листья и репейник.

Высоко в небе кружил маленький беспилотный самолет-разведчик. Я представил себе, как сейчас операторы пялятся на нас в телевизор, курят, пьют кофе, шутят. И, наверное, если у нас будет идти бой и нам придется умирать у них на глазах, они будут так же смотреть, курить, пить кофе. В голове закрутились слова вчерашней песни: